Главный герой фильма, от лица которого ведется повествование и которого называют Джеком (Эдвард Нортон), кажется, имеет все: хорошую квартиру, которую он с любовью обустраивает, работу. «Еще чуть-чуть, и нечего желать», как признается он зрителям. Однако по какой-то неясной причине он мучается бессонницей. Вероятно, дает о себе знать его работа, связанная с многочисленными командировками, во время которых Джек должен оценить ущерб от аварии для компании-производителя машин, выяснив, по чьей вине произошла авария и насколько невыгодным окажется вернуть модель машины на доработку. Чтобы расслабиться, получить эмоциональную разрядку и заснуть, он начинает ходить на собрания групп поддержки, где умирающие от разных заболеваний люди делятся, каким образом они борются со смертью или встречают ее. В одном из перелетов герой знакомится с харизматичным продавцом мыла Тайлером Дерденом (Бред Питт). Некоторое время спустя тот предлагает Джеку переехать к нему, так как квартира Джека по невыясненным причинам сгорела. Позднее станет ясно, что кто-то устроил пожар намеренно.
Тайлер не только торгует мылом. Во время представления Тайлера Джек говорит: «Он был террористом сферы обслуживания». Например, подрабатывая киномехаником, Тайлер вклеивает в пленку с детскими фильмами кадры крепкого мужского члена. Он шутки ради мочится в еду, которую разносит, работая официантом на званых банкетах.
В терапевтических целях друзья организовывают «бойцовский клуб», где уставшие от жизни, неудовлетворенные мужчины участвуют в кулачных боях, чтобы обрести катарсис. Правда, существуют правила бойцовского клуба, поэтому бой идет в соответствии с инструкциями, придуманными Тайлером Дерденом. В конце концов неуклонное следование правилам приводят к тому, что Дерден открывает новый проект под названием «Разгром». Чтобы участвовать в нем, бойцы клуба должны пройти испытание, а затем беспрекословно выполнять указания лидера.
Идиллические отношения Джека и Тайлера Дердена лишь иногда омрачаются появлением в их жизни Марлы Зингер (Хелена Бонем Картер) — девушки, которая, как и Джек, ходила на многочисленные собрания смертельно больных. Из-за нее Джек не мог, испытывая катарсис, плакать на собраниях, вот почему он ненавидит ее. Тайлер начал спать с Марлой, что, разумеется, не нравится Джеку. Тем временем проект «Разгром» действует все активнее, занимаясь вандализмом (например, члены проекта крадут обезьян из зоопарка и бреют их наголо). Но однажды Тайлер вдруг исчезает. Джек следует за ним по пятам и в конце концов выясняет, что Тайлер — это он сам, придуманная им новая и абсолютно независимая личность.
С точки зрения представленной в фильме идеологии «Бойцовский клуб» — предельно сложный продукт, имеющий несколько уровней прочтения. Кроме очевидной критики общества потребления в фильме есть куда более интересные и не совсем очевидные идеи. Начать стоит с отношений главных героев. Как отмечает западный киновед Марк Браунинг, поначалу Джек — мазохист, в то время как Тайлер, очевидно, имеет наклонности садиста. Однако вскоре они меняются местами, что в качестве подсказки позволяет нам думать, будто мы наблюдаем за двумя сторонами одной личности. Эволюция характера Джека в фильме от мазохистского удовольствия в драках к садистскому наслаждению отражается в образе Тайлера, только в обратном порядке. Джеку становится гораздо лучше, когда тот избивает и уродует «слишком блондина» (Джаред Лето), потому что ему вдруг захотелось уничтожить что-то красивое. Тайлер же, вместо того чтобы уничтожить грубого гангстера, когда тот обнаруживает в подвале своего бара подпольный бойцовский клуб, позволяет ему избить себя до полусмерти и при этом заливается звонким смехом. Именно тот случай позволяет Дердену упрочить свои позиции и продвинуться на пути создания тайной террористической организации. Фактически власть над членами клуба Тайлер приобретает только после того, как показал силу мазохизма, позволив себя жестоко избить. Еле двигаясь, он впервые дает бойцам из клуба домашнее задание. Это одна из самых поразительных сцен фильма. Между прочим, данной сцены нет в книге, вместо нее в первоисточнике Тайлера избивают, когда обнаруживают, что он чихает, сморкается и плюет в пищу посетителей ресторанов. Если сцена избиения Тайлера в фильме действительно упрочивает его позиции, придает портрету дополнительные штрихи (а ведет он себя, пока подставляет обе щеки, предельно достойно, не позволяя последователям вмешаться в процесс его избиения), то в книге он скорее жалок, что делает его образ не настолько харизматичным и лишает его характерных черт пророка и вождя.
Мгновенно Тайлер Дерден становится новым пророком, проповедующим предельно примитивную философию. Настолько примитивную, что она способна объединить и воодушевить на протест огромное количество бесправных мужчин, лишенных яичек не только в метафорическом смысле, а в некоторых случаях и вполне в буквальном. Но протест против чего? Против бесправия, против сытой и богатой жизни «жирных», но главное — во имя обретения яичек. Метафора яиц встречается в фильме слишком часто. Террористы грозятся отрезать яйца одному из тех «шишек», кто наступает на пятки членам проекта «Разгром». Один из исполнителей приказа замечает: «Яйца у него как лед!». Или например, если кто-нибудь попытается помешать деятельности проекта, то члены организации помнят о завете Тайлера «отрезать яйца тому!». В частности, когда Джек рассказывает полицейским о планах Тайлера, те, восхищаясь его мужеством, собираются отрезать ему достоинство.
Сложно сказать, закладывали ли Чак Паланик, автор литературного источника, или Джеймс Улс, сценарист фильма, столь глубокие идеи, но «яйца» в некотором смысле — больная тема для современных левых. В одной из своих многочисленных книг Славой Жижек воспроизводит несмешную шутку: «В старые добрые дни „реального социализма“ среди диссидентов ходил анекдот, иллюстрировавший тщетность их протестов. В XV в., когда Россия была оккупирована монголами, идет по пыльной проселочной дороге крестьянин вместе со своей женой. Их нагоняет монгол на коне, останавливается и сообщает крестьянину крестьянину, что намерен изнасиловать его жену, и добавляет: „Но дорога очень пыльная, так что тебе придется держать мои яйца, чтобы они не запачкались, пока я буду насиловать твою жену!“ Закончив свое дело, монгол уезжает, а крестьянин принимается смеяться и прыгать от радости. Удивленная жена спрашивает его: „С чего это ты так радостно скачешь, меня грубо изнасиловали на твоих глазах?“ Крестьянин отвечает ей: „Но я обманул его! Его яйца все в пыли!“». Жижек заключает, что в положении радостного крестьянина находятся современные левые.
Вопрос, впрочем, стоит следующим образом, находятся ли члены проекта «Разгром» в положении современных левых? Являются ли они сами левыми? Самое интересное в фильме, а не в книге, заключается в том, что члены проекта не ассоциируют себя с левыми. Более того, они имели возможность в прямом смысле отрезать яйца любому из представителей власти, но они не делают этого. Очевидно, их цель иная. Они не хотят насилия. В конце, когда Джек замечает, что кто-то все же может погибнуть от взрывов, Тайлер отвечает: «Не разбив яиц, омлет не приготовишь». Он согласен на жертвы. Характерно, что уже к этому моменту становится ясно, во что вылилась поначалу весьма интересная идеология проекта «Разгром». Тайлер начинал с «благотворительного терроризма», когда угрожал найти молодого человека, бросившего колледж, если тот не вернется к учебе. Обратим внимание, что после угроз он показывает Джеку, что пуль в пистолете, которым он грозил жизни бывшему студенту, не было3. Таким образом, у Тайлера, судя по всему, интересные идеи, которые по каким-то причинам привели им созданную организацию к банальному терроризму — попытке отрезать яйца финансовой цивилизации. Деструктивный элемент в идеологии бойцов побеждает.
Впрочем, к чему приведут конструктивные намерения Тайлера, становится ясно сразу. В обмен на то, что он возвращает мужчинам яйца, Тайлер требует полнейшего подчинения. Но его философия, по крайней мере та, что обращена к его последователям, пуста. Он настаивает, что члены его проекта должны отказаться от лживой надежды, которую предлагают СМИ: «Вы все были воспитаны телевидением, которое внушало нам надежду, что вы станете миллионерами, звездами кино или рок-н-ролла. Но вы не станете». Очень важно понять, что членами клуба, а затем и террористической организации стали люди, обманутые системой, или неудачники. Фактически Тайлер находит благодарную аудиторию, потому что «спасает» их от суровой реальности. Вероятно, он специально подготовил несколько высокопарных речей, так как обращается к ним на протяжении фильма не раз: «Ты — это не твой гранде латте!», «Ты — это не твой счет в банке!», «Ты — это не одежда, что ты носишь!» и все прочие «Ты не...». Однако поначалу члены проекта «Разгром» — это не террористы, а вандалы. Они уничтожают культурные памятники, воруют обезьян, чтобы обрить их наголо и вернуть. И даже когда они взрывают несколько зданий, они заботятся о том, чтобы в постройках в момент взрыва никого не было. Это — плоды не реализованной Тайлером идеи благотворительного терроризма без жертв. Примечательно, что в отличие от книги члены проекта «Разгром» лишены конкретных политических убеждений. Что, кстати, выгодно отличает экранизацию от книги. Если у Паланика вандалы были левыми антиглобалистами, то у Финчера это просто отчаявшиеся мужчины. Необходимо обратить внимание на социальный и этнический состав протестующих. Большей частью это «синие воротнички», эмигранты, охранники, курьеры — работники низшего звена, и что важно, обслуживающий персонал. Вот почему фильм на самом деле не свидетельствует об усталости от сытой жизни среднего класса, чему, скажем, посвящена другая лента, вышедшая в том же 1999 г., — «Красота по-американски».
Грезы Джека о дизайнерских товарах, которые могут не только придать смысл его жизни, но и отражают его личность, как обычно, выражаются в монологе от первого лица. Это напоминает нарратив главного героя картины «На игле», где перечисляются товары потребления, определяющие жизнь современного человека и которые современному человеку необходимо выбирать: «Выбирай фраки, когда они нужны; выбирай фраки, когда они не нужны». Как и героиновый наркоман Марк Рентон («На игле»), Джек отказывается выбирать подобную жизнь, но находит кое-что поинтереснее наркотиков. Таким образом, «Бойцовский клуб» в качестве культового фильма является не просто еще одним решением проблемы консюмеризма, по сути, доступного далеко не всем, а решением какой-то другой проблемы. Какой же?
Одну из любопытных интерпретаций фильма, как обычно, предлагает Славой Жижек. "«Бойцовский клуб» Дэвида Финчера (1999) — экстраординарное достижение для Голливуда — начинается с того, что герой пытается полюбить ближнего, он посещает группу психологической поддержки для больных раком яичек. Вскоре, однако, он понимает, насколько фальшива такая жалость, и переходит к гораздо более радикальным действиям. В середине фильма есть почти невыносимо болезненная сцена, достойная самых причудливых моментов у Дэвида Линча, сцена, которая служит своего рода ключом для неожиданной развязки в финале: чтобы заставить босса заплатить не причитающиеся ему деньги, нарратор (великолепно сыгранный Эдвардом Нортоном) — до того как босс успевает вызвать охранников — сам избивает себя в кровь, бросаясь на стены и мебель офиса; так что появившиеся сотрудники решают, что героя фильма избил начальник. Затем нарратор говорит: «По некоторым причинам я думал о своей первой драке — с Тайлером». Этой драке героя с Тайлером, происходившей на автомобильной парковке перед баром, были свидетелями пять молодых людей, наблюдавших за ней со смехом и удивлением. Поскольку эти люди по фильму не знакомы с действующими лицами, нам кажется, что мы видим то же, что и они, т. е. драку между двумя мужчинами. И только в самом конце фильма мы понимаем, что они видели, как нарратор катался и прыгал по парковке, сам избивая себя до крови.
К концу фильма нам становится ясно, что нарратор не знал о своей двойной жизни, не знал до тех пор, пока ряд неоспоримых фактов не открыл ему глаза: Тайлер, его двойник, его идеальное эго, существует только в его сознании. Когда другие действующие лица вступают в контакт с Тайлером, на самом деле они вступают в контакт с нарратором, перевоплощающимся в другую личность, в Тайлера. Тем не менее было бы неверно понимать ту сцену, где Нортон сам избивает себя перед глазами потрясенного босса, только как свидетельство несуществования Тайлера; невыносимо болезненный и приводящий в замешательство эффект этой сцены состоит в другом — она раскрывает (разыгрывает) некоторую фантазматическую истину, прежде скрытую. Избивая себя на глазах у босса, Нортон как бы говорит тому: «Я понимаю, ты хочешь избить меня, но знаешь ли, это твое желание является и моим собственным желанием, так что избей ты меня, ты сыграл бы роль исполнителя моего перверсивного мазохистского желания. Но ты слишком труслив, чтобы осуществить свое желание, так что я делаю это за тебя — получай то, чего действительно желаешь. Почему же ты так потрясен? Ты не готов к такому повороту?» Парадоксальным образом подобная инсценировка является первым шагом к освобождению: с ее помощью мазохистская либидозная привязанность раба к своему господину становится очевидной, и раб обретает минимальную ДИСТАНЦИЮ по отношению к этой привязанности. Даже на совершенно формальном уровне самоизбиение делает очевидным тот простой факт, что господин становится не нужен: «Разве мне кто-то нужен для самоистязания? Я могу сделать это сам!» Следовательно, только посредством исходного САМО-избиения мы становимся свободными: подлинная цель такого избиения — выбить из себя привязанность к господину. Когда в финальной части фильма Нортон стреляет в себя (оставшись в живых, он на самом деле убивает только своего двойника, «Тайлера в себе»), он так же освобождается от двойного зеркального избиения: в кульминационный момент самоагрессии ее логика прекращает свое действие, и Нортону больше нет необходимости избивать себя — отныне он сможет бороться с истинным врагом (с системой). Финальная сцена фильма — серия мощных взрывов, — вот, следовательно, акт истинной любви к ближнему«.
Но это лишь фильм. Никто не готов быть настолько агрессивным по отношению к себе. В итоге даже особо преданная любовь многих зрителей к фильму объясняется скорее привлекательностью упоминавшейся примитивной философией. Примечательно, если герои фильма нашли в себе силы действовать, причем самым радикальным образом, то для зрителей кино стало лишь терапией наподобие тех групповых занятий, что посещает Джек, чтобы получить долгожданное облегчение и наконец заснуть. Правда, говорят, что после выхода фильма в Америке возникали такие «бойцовские клубы». Однако если это и так, то сегодня, к счастью, их больше нет. Тем не менее это свидетельствует о силе и притягательности кино. «Бойцовский клуб» — культовое кино о культе5, члены которого аккумулировали свою ненависть, агрессию и колоссальную энергию, чтобы направить ее на «перезагрузку» цивилизации. В этом отношении фильм ничем не отличается от литературного источника6. Озлобленный на сытый, самодовольный средний класс Чак Паланик, когда-то работавший автомехаником, продукты творчества которого не принимало ни одно издательство, лишь выплеснул свою злобу и ненависть на бумагу. Он протестовал против потребления, потому что у него не было возможности потреблять. Искренняя злость, обращенная в литературное творчество, всегда очень хорошо продается.
И раз речь зашла о литературе, в «Бойцовском клубе», кстати, можно обнаружить параллели с экранизированной Дэвидом Кроненбергом книгой Джеймса Балларда «Автокатастрофа». Главный герой разъезжает по Америке, оценивая последствия автомобильных аварий. С одной стороны, это выглядит как критика капитализма, который не будет действовать в ущерб себе, чтобы отправлять машины с неисправностью на доработку, с другой — может быть, именно эта работа провоцирует главного героя на психоз? Ведь рассказчик постоянно наблюдает последствия аварий, разглядывает человеческие останки на сидениях машин, запекшийся жир, и его психика деформируется, как деформируется она у фанатов тоже весьма закрытой группы в картине «Автокатастрофа».
И все же суть идеологии в картине пока что так и не ясна. Пытаясь вычленить из сложного нарратива «Бойцовского клуба» идеологическое послание, американский кинокритик Робин Вуд предъявляет фильму очень серьезные претензии: «Однако потенциально взрывная сила фильма в значительной степени рассеивается из-за запутанности и несвязности сюжета. Кажется, что в фильме присутствуют два (совершенно несовместимых) варианта прочтения окончания, отчасти зависящих от того, видите ли вы в качестве героя Тайлера Дердена или рассказчика.
Во-первых, терроризм неприятен, однако, это единственный способ свергнуть корпоративный капитализм, и потому он должен быть принят — отсюда рассказчик является всего лишь трусом, отвергаемым своим вторым я, когда он пытается предотвратить катаклизм. В поддержку этой концепции зрителю предлагается вид обрушивающихся зданий в конце фильма: Тайлер дает понять, что его цель — штаб-квартиры крупных финансовых и банковских компаний (все кредитные задолженности исчезнут — фантазия, которая должна быть, безусловно, близка подавляющему большинству зрителей). Однако это прочтение подкрепляется еще и тем, что в течение последних кадров выясняется, будто все, кто так или иначе находится в подчиненном положении (в том числе работники ресторанов и даже полиция), кажется, стали членами подпольной организации: это народное движение, народная революция.
Во-вторых, корпоративный капитализм — великое зло, но терроризм (единственное средство борьбы с ним, которое фильм предлагает) является жестоким, расточительным, уродливым и однозначно отрицательным. Рассказчик был прав, отрицая свое второе «я» (отметим, что сам Тайлер назвал свой революционный проект «Разгром», хотя он также утверждает, что люди не пострадают во время взрывов). Это прочтение подтверждается, когда Финчер в своих аудиокомментариях к фильму на DVD сравнивает собрания бойцовского клуба Тайлера со съездом в Нюрнберге, а в аудиокомментариях актеров можно услышать согласованные мнения, что члены бойцовского клуба фашисты и дебилы. Так как членство, судя по кульминации фильма, включает в себя по большей части рабочий класс, подобные суждения могут показаться слишком обобщающими и неосторожными.
Я нахожу обе эти интерпретации политически безответственными, а неразрешенные столкновения в прочтениях вместе с отсутствием возможной позитивной альтернативы (например, в виде организованного политического протеста) — всего лишь повторением отчаянного цинизма «Игры» в немного другой форме. Фильм потворствует той части аудитории (к сожалению, довольно большой), которая требует все больших доз бессильного отчаянья, только чтобы не начинать настоящую политическую революцию. «Бойцовский клуб» ставит вопрос о том, можно ли сделать радикальный фильм в Голливуде сегодня, и, косвенно, отвечает на него отрицательно«.
Робин Вуд обращает внимание на важные вещи, но в конечном счете он не прав. Во-первых, нельзя обращаться к комментариям как к дополнительному источнику. Это уже интерпретация; мы же должны работать с фильмом как с тем, что показано, возможно, даже бессознательно. Работать с тем, что Фредрик Джеймисон назвал «политическим бессознательным», обращаясь к литературным источникам8. В этом случае второй тип интерпретации у Робина Вуда терпит крах. Во-вторых, ни о каком организованном политическом протесте не может идти речь. Члены проекта «Разгром» не политики, они не имеют идеологии, а их терроризм, подчеркнем, особый. Все дело в том, что победу в борьбе с финансовым капитализмом, если уж члены проекта определи его себе в качестве врага, нельзя одержать ни посредством уличных протестов, ни посредством террористических атак. Ведь власть капитала находится не в банках, она, как отмечает Славой Жижек, не сосредоточена ни в каком институте. Капитал вездесущ. Он — в нашем восприятии повседневной жизни, ежедневном потреблении, всеобъемлющей конкуренции и даже в наших страхах. Тайлер Дерден чувствовал это интуитивно и все равно не смог обнаружить более действенных методов борьбы с капитализмом, чем уничтожение финансовой системы. Несмотря даже на то что это 1999 г., уже тогда его проект революции устарел на несколько десятилетий. Дерден так и не смог «отрезать яйца». Более того, он даже не смог обнаружить их месторасположения, если говорить метафорически.
При видимой критике общества потребления, «Бойцовский клуб» не совсем об этом, равно как он и не о «благотворительных террористах», вышедших из «синих воротничков». Где же располагаются яйца, которые должен отрезать Тайлер Дерден? Ведь на самом деле главная задача — это не отрезать яйца, а найти их. Это тот самый момент, который может помочь объяснить вульгарная психоаналитическая теория. Дело в том, что бунт Тайлера — это бунт против того, кого нет, против отсутствующей власти, против отца, которого у Тайлера, как выясняется, не было. Его отец не утратил свою власть в процессе взросления сына, и он не борется за нее: он просто-напросто отдает ее, причем тогда, когда мальчик еще не способен взять ее сам, и таким образом оставляет мальчика без того, чтобы тот мог совершить символическое убийство. Ничто не может заменить мальчику фигуру отца — ни всемогущий дух потребления, ни тем более Бог. «Ты считал отца Богом. Отец тебя бросил. Что это говорит тебе о Боге?» — этот высокопарный пассаж Тайлера остается без внимания главного героя. Не потому, что это риторический вопрос, а потому, что это вопрос, который уже содержит ответ. Тем более что, как мы выясним впоследствии, ответить на него было некому, так как герой разговаривал сам с собой. Не случайно эту фразу произносит именно персонаж Брэда Питта, а не Эдварда Нортона: подсознание оформляет смутные и подавленные чувства деформированной личности в ясную идею. Вероятно, женщина, мать могла бы стать отцом? И это снова проговаривает герой Брэда Питта: «Мы из поколения мужчин, выращенных женщинами. Поможет ли другая женщина в решении наших проблем?». Тайлер Дерден также дает понять, что женщины были отцами 30-летних «мальчиков». Однако перед нами снова лишь вопрошание, на которое уже получен ответ. Это один из смыслообразующих моментов фильма, и вообще самых важный во всем фильме диалог.
В итоге только шизофрения может справиться с неисчезающими проблемами: если отца нет, а все кандидаты на его роль провалились, надо стать отцом самому себе. Очень важно понять, что главный герой не забирает власть отца себе, но создает власть (отца) заново. Решение, придуманное им, оказывается настолько эффективным, что его шизофренический фантазм превращается в отца всех других мальчиков, потерявших, а возможно, даже и не обретавших достоинство. Фредрик Джеймисон не устает повторять, что шизофрения — ключевая характеристика нашего общества эпохи постмодерна, и фильм «Бойцовский клуб» тому самое яркое доказательство. Таким образом, кино не просто подсказывает единственно возможное решение, как можно смириться с жизнью в современном мире, но и становится отражением духа эпохи — шизофрении.
Фильм не оставляет шансов роману. Экранизация сделала Чака Паланика знаменитым писателем, так и оставшимся автором одной книги, и вознесла Дэвида Финчера на недостижимую для него самого вершину. Фильм и роман подобны Тайлеру и Джеку: филистер и легенда под одной личиной. Характерно, что нам так и не удается различить Тайлера в Джеке, поверить в его необузданный магнетизм и харизму. Джек — не пророк, не лидер, не вождь, как и Паланик. Но вместе два автора создали нечто настолько беспрецедентное, что в финале зритель невольно чувствует себя Марлой Зингер, держащей за руку двуликого Паланика/Финчера. Мы встретились в странный период жизни этих двоих.
Александр Павлов, кандидат юридических наук, доцент кафедры практической философии НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник Центра фундаментальной социологии ИГИТИ НИУ ВШЭ
Комментарий Гейдара Джемаля: Текст Павлова исходит из неомарксистского/постмарксистского (осложнённого психоанализом) понимания проблемы. Что это значит? В таком подходе человеческая реальность категорически выведена из «поля» теологии, тем более (и в первую очередь) — политической теологии. Это значит, что в оптике автора отсутствует такая тема, как «смысл» (которая целиком относится к теологической сфере).
Фильм стоило бы обсудить сквозь призму гегелевской экзистенциальной дихотомии «господина/раба». По Гегелю, поляризация обусловливается отношением к смерти. Разница в том, что Господин встречает смерть лицом к лицу, глядя ей в глаза и принимая, в то время как Раб поворачивается к ней спиной, в ужасе не смея взглянуть. (Кстати, отсюда такой дискомфорт у интеллектуалов в рассмотрении силового противостояния Системе, который они прячут за «клеймящими» терминами «терроризм», «деструкция» и подобными уничижительными этикетками). Парадокс в том, что Каляевы, Сазоновы и их продолжатели в современном мире, при всей эгалитарной (как правило!) риторике, решают вопрос о своём статусе Господина, который неотъемлем от реализации свободы в подлинном значении. Стать свободным, можно только бросив вызов смерти, глядя ей прямо в глаза... а это означает спровоцировать насилием ответное насилие!
Отсюда вся «шизофреническая путаница» с раздвоением героя/рассказчика: это постмодернистская версия Раскольникова: «Тварь я дрожащая или право имею?» с тем же поражением в финале, но без креста с поцелуями...
Главы | Скрытые механизмы идеологии в «Бойцовском клубе»
Отрывок из книги «Постыдное удовольствие: философские и социально-политические интерпретации массового кинематографа» философа Александра Павлова. Совместно с «Издательским домом Высшей школы экономики» мы публикуем отрывок из еще неизданной книги «Постыдное удовольствие: Философские и социально-политические интерпретации массового кинематографа» философа и культуролога Александра Павлова. В приведенной главе автор на примере анализа культового фильма «Бойцовский клуб» рассказывает о том, какие идеологии и философские идеи используются в массовой культуре.
Главный герой фильма, от лица которого ведется повествование и которого называют Джеком (Эдвард Нортон), кажется, имеет все: хорошую квартиру, которую он с любовью обустраивает, работу. «Еще чуть-чуть, и нечего желать», как признается он зрителям. Однако по какой-то неясной причине он мучается бессонницей. Вероятно, дает о себе знать его работа, связанная с многочисленными командировками, во время которых Джек должен оценить ущерб от аварии для компании-производителя машин, выяснив, по чьей вине произошла авария и насколько невыгодным окажется вернуть модель машины на доработку. Чтобы расслабиться, получить эмоциональную разрядку и заснуть, он начинает ходить на собрания групп поддержки, где умирающие от разных заболеваний люди делятся, каким образом они борются со смертью или встречают ее. В одном из перелетов герой знакомится с харизматичным продавцом мыла Тайлером Дерденом (Бред Питт). Некоторое время спустя тот предлагает Джеку переехать к нему, так как квартира Джека по невыясненным причинам сгорела. Позднее станет ясно, что кто-то устроил пожар намеренно.
Тайлер не только торгует мылом. Во время представления Тайлера Джек говорит: «Он был террористом сферы обслуживания». Например, подрабатывая киномехаником, Тайлер вклеивает в пленку с детскими фильмами кадры крепкого мужского члена. Он шутки ради мочится в еду, которую разносит, работая официантом на званых банкетах.
В терапевтических целях друзья организовывают «бойцовский клуб», где уставшие от жизни, неудовлетворенные мужчины участвуют в кулачных боях, чтобы обрести катарсис. Правда, существуют правила бойцовского клуба, поэтому бой идет в соответствии с инструкциями, придуманными Тайлером Дерденом. В конце концов неуклонное следование правилам приводят к тому, что Дерден открывает новый проект под названием «Разгром». Чтобы участвовать в нем, бойцы клуба должны пройти испытание, а затем беспрекословно выполнять указания лидера.
Идиллические отношения Джека и Тайлера Дердена лишь иногда омрачаются появлением в их жизни Марлы Зингер (Хелена Бонем Картер) — девушки, которая, как и Джек, ходила на многочисленные собрания смертельно больных. Из-за нее Джек не мог, испытывая катарсис, плакать на собраниях, вот почему он ненавидит ее. Тайлер начал спать с Марлой, что, разумеется, не нравится Джеку. Тем временем проект «Разгром» действует все активнее, занимаясь вандализмом (например, члены проекта крадут обезьян из зоопарка и бреют их наголо). Но однажды Тайлер вдруг исчезает. Джек следует за ним по пятам и в конце концов выясняет, что Тайлер — это он сам, придуманная им новая и абсолютно независимая личность.
С точки зрения представленной в фильме идеологии «Бойцовский клуб» — предельно сложный продукт, имеющий несколько уровней прочтения. Кроме очевидной критики общества потребления в фильме есть куда более интересные и не совсем очевидные идеи. Начать стоит с отношений главных героев. Как отмечает западный киновед Марк Браунинг, поначалу Джек — мазохист, в то время как Тайлер, очевидно, имеет наклонности садиста. Однако вскоре они меняются местами, что в качестве подсказки позволяет нам думать, будто мы наблюдаем за двумя сторонами одной личности. Эволюция характера Джека в фильме от мазохистского удовольствия в драках к садистскому наслаждению отражается в образе Тайлера, только в обратном порядке. Джеку становится гораздо лучше, когда тот избивает и уродует «слишком блондина» (Джаред Лето), потому что ему вдруг захотелось уничтожить что-то красивое. Тайлер же, вместо того чтобы уничтожить грубого гангстера, когда тот обнаруживает в подвале своего бара подпольный бойцовский клуб, позволяет ему избить себя до полусмерти и при этом заливается звонким смехом. Именно тот случай позволяет Дердену упрочить свои позиции и продвинуться на пути создания тайной террористической организации. Фактически власть над членами клуба Тайлер приобретает только после того, как показал силу мазохизма, позволив себя жестоко избить. Еле двигаясь, он впервые дает бойцам из клуба домашнее задание. Это одна из самых поразительных сцен фильма. Между прочим, данной сцены нет в книге, вместо нее в первоисточнике Тайлера избивают, когда обнаруживают, что он чихает, сморкается и плюет в пищу посетителей ресторанов. Если сцена избиения Тайлера в фильме действительно упрочивает его позиции, придает портрету дополнительные штрихи (а ведет он себя, пока подставляет обе щеки, предельно достойно, не позволяя последователям вмешаться в процесс его избиения), то в книге он скорее жалок, что делает его образ не настолько харизматичным и лишает его характерных черт пророка и вождя.
Мгновенно Тайлер Дерден становится новым пророком, проповедующим предельно примитивную философию. Настолько примитивную, что она способна объединить и воодушевить на протест огромное количество бесправных мужчин, лишенных яичек не только в метафорическом смысле, а в некоторых случаях и вполне в буквальном. Но протест против чего? Против бесправия, против сытой и богатой жизни «жирных», но главное — во имя обретения яичек. Метафора яиц встречается в фильме слишком часто. Террористы грозятся отрезать яйца одному из тех «шишек», кто наступает на пятки членам проекта «Разгром». Один из исполнителей приказа замечает: «Яйца у него как лед!». Или например, если кто-нибудь попытается помешать деятельности проекта, то члены организации помнят о завете Тайлера «отрезать яйца тому!». В частности, когда Джек рассказывает полицейским о планах Тайлера, те, восхищаясь его мужеством, собираются отрезать ему достоинство.
Сложно сказать, закладывали ли Чак Паланик, автор литературного источника, или Джеймс Улс, сценарист фильма, столь глубокие идеи, но «яйца» в некотором смысле — больная тема для современных левых. В одной из своих многочисленных книг Славой Жижек воспроизводит несмешную шутку: «В старые добрые дни „реального социализма“ среди диссидентов ходил анекдот, иллюстрировавший тщетность их протестов. В XV в., когда Россия была оккупирована монголами, идет по пыльной проселочной дороге крестьянин вместе со своей женой. Их нагоняет монгол на коне, останавливается и сообщает крестьянину крестьянину, что намерен изнасиловать его жену, и добавляет: „Но дорога очень пыльная, так что тебе придется держать мои яйца, чтобы они не запачкались, пока я буду насиловать твою жену!“ Закончив свое дело, монгол уезжает, а крестьянин принимается смеяться и прыгать от радости. Удивленная жена спрашивает его: „С чего это ты так радостно скачешь, меня грубо изнасиловали на твоих глазах?“ Крестьянин отвечает ей: „Но я обманул его! Его яйца все в пыли!“». Жижек заключает, что в положении радостного крестьянина находятся современные левые.
Вопрос, впрочем, стоит следующим образом, находятся ли члены проекта «Разгром» в положении современных левых? Являются ли они сами левыми? Самое интересное в фильме, а не в книге, заключается в том, что члены проекта не ассоциируют себя с левыми. Более того, они имели возможность в прямом смысле отрезать яйца любому из представителей власти, но они не делают этого. Очевидно, их цель иная. Они не хотят насилия. В конце, когда Джек замечает, что кто-то все же может погибнуть от взрывов, Тайлер отвечает: «Не разбив яиц, омлет не приготовишь». Он согласен на жертвы. Характерно, что уже к этому моменту становится ясно, во что вылилась поначалу весьма интересная идеология проекта «Разгром». Тайлер начинал с «благотворительного терроризма», когда угрожал найти молодого человека, бросившего колледж, если тот не вернется к учебе. Обратим внимание, что после угроз он показывает Джеку, что пуль в пистолете, которым он грозил жизни бывшему студенту, не было3. Таким образом, у Тайлера, судя по всему, интересные идеи, которые по каким-то причинам привели им созданную организацию к банальному терроризму — попытке отрезать яйца финансовой цивилизации. Деструктивный элемент в идеологии бойцов побеждает.
Впрочем, к чему приведут конструктивные намерения Тайлера, становится ясно сразу. В обмен на то, что он возвращает мужчинам яйца, Тайлер требует полнейшего подчинения. Но его философия, по крайней мере та, что обращена к его последователям, пуста. Он настаивает, что члены его проекта должны отказаться от лживой надежды, которую предлагают СМИ: «Вы все были воспитаны телевидением, которое внушало нам надежду, что вы станете миллионерами, звездами кино или рок-н-ролла. Но вы не станете». Очень важно понять, что членами клуба, а затем и террористической организации стали люди, обманутые системой, или неудачники. Фактически Тайлер находит благодарную аудиторию, потому что «спасает» их от суровой реальности. Вероятно, он специально подготовил несколько высокопарных речей, так как обращается к ним на протяжении фильма не раз: «Ты — это не твой гранде латте!», «Ты — это не твой счет в банке!», «Ты — это не одежда, что ты носишь!» и все прочие «Ты не...». Однако поначалу члены проекта «Разгром» — это не террористы, а вандалы. Они уничтожают культурные памятники, воруют обезьян, чтобы обрить их наголо и вернуть. И даже когда они взрывают несколько зданий, они заботятся о том, чтобы в постройках в момент взрыва никого не было. Это — плоды не реализованной Тайлером идеи благотворительного терроризма без жертв. Примечательно, что в отличие от книги члены проекта «Разгром» лишены конкретных политических убеждений. Что, кстати, выгодно отличает экранизацию от книги. Если у Паланика вандалы были левыми антиглобалистами, то у Финчера это просто отчаявшиеся мужчины. Необходимо обратить внимание на социальный и этнический состав протестующих. Большей частью это «синие воротнички», эмигранты, охранники, курьеры — работники низшего звена, и что важно, обслуживающий персонал. Вот почему фильм на самом деле не свидетельствует об усталости от сытой жизни среднего класса, чему, скажем, посвящена другая лента, вышедшая в том же 1999 г., — «Красота по-американски».
Грезы Джека о дизайнерских товарах, которые могут не только придать смысл его жизни, но и отражают его личность, как обычно, выражаются в монологе от первого лица. Это напоминает нарратив главного героя картины «На игле», где перечисляются товары потребления, определяющие жизнь современного человека и которые современному человеку необходимо выбирать: «Выбирай фраки, когда они нужны; выбирай фраки, когда они не нужны». Как и героиновый наркоман Марк Рентон («На игле»), Джек отказывается выбирать подобную жизнь, но находит кое-что поинтереснее наркотиков. Таким образом, «Бойцовский клуб» в качестве культового фильма является не просто еще одним решением проблемы консюмеризма, по сути, доступного далеко не всем, а решением какой-то другой проблемы. Какой же?
Одну из любопытных интерпретаций фильма, как обычно, предлагает Славой Жижек. "«Бойцовский клуб» Дэвида Финчера (1999) — экстраординарное достижение для Голливуда — начинается с того, что герой пытается полюбить ближнего, он посещает группу психологической поддержки для больных раком яичек. Вскоре, однако, он понимает, насколько фальшива такая жалость, и переходит к гораздо более радикальным действиям. В середине фильма есть почти невыносимо болезненная сцена, достойная самых причудливых моментов у Дэвида Линча, сцена, которая служит своего рода ключом для неожиданной развязки в финале: чтобы заставить босса заплатить не причитающиеся ему деньги, нарратор (великолепно сыгранный Эдвардом Нортоном) — до того как босс успевает вызвать охранников — сам избивает себя в кровь, бросаясь на стены и мебель офиса; так что появившиеся сотрудники решают, что героя фильма избил начальник. Затем нарратор говорит: «По некоторым причинам я думал о своей первой драке — с Тайлером». Этой драке героя с Тайлером, происходившей на автомобильной парковке перед баром, были свидетелями пять молодых людей, наблюдавших за ней со смехом и удивлением. Поскольку эти люди по фильму не знакомы с действующими лицами, нам кажется, что мы видим то же, что и они, т. е. драку между двумя мужчинами. И только в самом конце фильма мы понимаем, что они видели, как нарратор катался и прыгал по парковке, сам избивая себя до крови.
К концу фильма нам становится ясно, что нарратор не знал о своей двойной жизни, не знал до тех пор, пока ряд неоспоримых фактов не открыл ему глаза: Тайлер, его двойник, его идеальное эго, существует только в его сознании. Когда другие действующие лица вступают в контакт с Тайлером, на самом деле они вступают в контакт с нарратором, перевоплощающимся в другую личность, в Тайлера. Тем не менее было бы неверно понимать ту сцену, где Нортон сам избивает себя перед глазами потрясенного босса, только как свидетельство несуществования Тайлера; невыносимо болезненный и приводящий в замешательство эффект этой сцены состоит в другом — она раскрывает (разыгрывает) некоторую фантазматическую истину, прежде скрытую. Избивая себя на глазах у босса, Нортон как бы говорит тому: «Я понимаю, ты хочешь избить меня, но знаешь ли, это твое желание является и моим собственным желанием, так что избей ты меня, ты сыграл бы роль исполнителя моего перверсивного мазохистского желания. Но ты слишком труслив, чтобы осуществить свое желание, так что я делаю это за тебя — получай то, чего действительно желаешь. Почему же ты так потрясен? Ты не готов к такому повороту?» Парадоксальным образом подобная инсценировка является первым шагом к освобождению: с ее помощью мазохистская либидозная привязанность раба к своему господину становится очевидной, и раб обретает минимальную ДИСТАНЦИЮ по отношению к этой привязанности. Даже на совершенно формальном уровне самоизбиение делает очевидным тот простой факт, что господин становится не нужен: «Разве мне кто-то нужен для самоистязания? Я могу сделать это сам!» Следовательно, только посредством исходного САМО-избиения мы становимся свободными: подлинная цель такого избиения — выбить из себя привязанность к господину. Когда в финальной части фильма Нортон стреляет в себя (оставшись в живых, он на самом деле убивает только своего двойника, «Тайлера в себе»), он так же освобождается от двойного зеркального избиения: в кульминационный момент самоагрессии ее логика прекращает свое действие, и Нортону больше нет необходимости избивать себя — отныне он сможет бороться с истинным врагом (с системой). Финальная сцена фильма — серия мощных взрывов, — вот, следовательно, акт истинной любви к ближнему«.
Но это лишь фильм. Никто не готов быть настолько агрессивным по отношению к себе. В итоге даже особо преданная любовь многих зрителей к фильму объясняется скорее привлекательностью упоминавшейся примитивной философией. Примечательно, если герои фильма нашли в себе силы действовать, причем самым радикальным образом, то для зрителей кино стало лишь терапией наподобие тех групповых занятий, что посещает Джек, чтобы получить долгожданное облегчение и наконец заснуть. Правда, говорят, что после выхода фильма в Америке возникали такие «бойцовские клубы». Однако если это и так, то сегодня, к счастью, их больше нет. Тем не менее это свидетельствует о силе и притягательности кино. «Бойцовский клуб» — культовое кино о культе5, члены которого аккумулировали свою ненависть, агрессию и колоссальную энергию, чтобы направить ее на «перезагрузку» цивилизации. В этом отношении фильм ничем не отличается от литературного источника6. Озлобленный на сытый, самодовольный средний класс Чак Паланик, когда-то работавший автомехаником, продукты творчества которого не принимало ни одно издательство, лишь выплеснул свою злобу и ненависть на бумагу. Он протестовал против потребления, потому что у него не было возможности потреблять. Искренняя злость, обращенная в литературное творчество, всегда очень хорошо продается.
И раз речь зашла о литературе, в «Бойцовском клубе», кстати, можно обнаружить параллели с экранизированной Дэвидом Кроненбергом книгой Джеймса Балларда «Автокатастрофа». Главный герой разъезжает по Америке, оценивая последствия автомобильных аварий. С одной стороны, это выглядит как критика капитализма, который не будет действовать в ущерб себе, чтобы отправлять машины с неисправностью на доработку, с другой — может быть, именно эта работа провоцирует главного героя на психоз? Ведь рассказчик постоянно наблюдает последствия аварий, разглядывает человеческие останки на сидениях машин, запекшийся жир, и его психика деформируется, как деформируется она у фанатов тоже весьма закрытой группы в картине «Автокатастрофа».
И все же суть идеологии в картине пока что так и не ясна. Пытаясь вычленить из сложного нарратива «Бойцовского клуба» идеологическое послание, американский кинокритик Робин Вуд предъявляет фильму очень серьезные претензии: «Однако потенциально взрывная сила фильма в значительной степени рассеивается из-за запутанности и несвязности сюжета. Кажется, что в фильме присутствуют два (совершенно несовместимых) варианта прочтения окончания, отчасти зависящих от того, видите ли вы в качестве героя Тайлера Дердена или рассказчика.
Во-первых, терроризм неприятен, однако, это единственный способ свергнуть корпоративный капитализм, и потому он должен быть принят — отсюда рассказчик является всего лишь трусом, отвергаемым своим вторым я, когда он пытается предотвратить катаклизм. В поддержку этой концепции зрителю предлагается вид обрушивающихся зданий в конце фильма: Тайлер дает понять, что его цель — штаб-квартиры крупных финансовых и банковских компаний (все кредитные задолженности исчезнут — фантазия, которая должна быть, безусловно, близка подавляющему большинству зрителей). Однако это прочтение подкрепляется еще и тем, что в течение последних кадров выясняется, будто все, кто так или иначе находится в подчиненном положении (в том числе работники ресторанов и даже полиция), кажется, стали членами подпольной организации: это народное движение, народная революция.
Во-вторых, корпоративный капитализм — великое зло, но терроризм (единственное средство борьбы с ним, которое фильм предлагает) является жестоким, расточительным, уродливым и однозначно отрицательным. Рассказчик был прав, отрицая свое второе «я» (отметим, что сам Тайлер назвал свой революционный проект «Разгром», хотя он также утверждает, что люди не пострадают во время взрывов). Это прочтение подтверждается, когда Финчер в своих аудиокомментариях к фильму на DVD сравнивает собрания бойцовского клуба Тайлера со съездом в Нюрнберге, а в аудиокомментариях актеров можно услышать согласованные мнения, что члены бойцовского клуба фашисты и дебилы. Так как членство, судя по кульминации фильма, включает в себя по большей части рабочий класс, подобные суждения могут показаться слишком обобщающими и неосторожными.
Я нахожу обе эти интерпретации политически безответственными, а неразрешенные столкновения в прочтениях вместе с отсутствием возможной позитивной альтернативы (например, в виде организованного политического протеста) — всего лишь повторением отчаянного цинизма «Игры» в немного другой форме. Фильм потворствует той части аудитории (к сожалению, довольно большой), которая требует все больших доз бессильного отчаянья, только чтобы не начинать настоящую политическую революцию. «Бойцовский клуб» ставит вопрос о том, можно ли сделать радикальный фильм в Голливуде сегодня, и, косвенно, отвечает на него отрицательно«.
Робин Вуд обращает внимание на важные вещи, но в конечном счете он не прав. Во-первых, нельзя обращаться к комментариям как к дополнительному источнику. Это уже интерпретация; мы же должны работать с фильмом как с тем, что показано, возможно, даже бессознательно. Работать с тем, что Фредрик Джеймисон назвал «политическим бессознательным», обращаясь к литературным источникам8. В этом случае второй тип интерпретации у Робина Вуда терпит крах. Во-вторых, ни о каком организованном политическом протесте не может идти речь. Члены проекта «Разгром» не политики, они не имеют идеологии, а их терроризм, подчеркнем, особый. Все дело в том, что победу в борьбе с финансовым капитализмом, если уж члены проекта определи его себе в качестве врага, нельзя одержать ни посредством уличных протестов, ни посредством террористических атак. Ведь власть капитала находится не в банках, она, как отмечает Славой Жижек, не сосредоточена ни в каком институте. Капитал вездесущ. Он — в нашем восприятии повседневной жизни, ежедневном потреблении, всеобъемлющей конкуренции и даже в наших страхах. Тайлер Дерден чувствовал это интуитивно и все равно не смог обнаружить более действенных методов борьбы с капитализмом, чем уничтожение финансовой системы. Несмотря даже на то что это 1999 г., уже тогда его проект революции устарел на несколько десятилетий. Дерден так и не смог «отрезать яйца». Более того, он даже не смог обнаружить их месторасположения, если говорить метафорически.
При видимой критике общества потребления, «Бойцовский клуб» не совсем об этом, равно как он и не о «благотворительных террористах», вышедших из «синих воротничков». Где же располагаются яйца, которые должен отрезать Тайлер Дерден? Ведь на самом деле главная задача — это не отрезать яйца, а найти их. Это тот самый момент, который может помочь объяснить вульгарная психоаналитическая теория. Дело в том, что бунт Тайлера — это бунт против того, кого нет, против отсутствующей власти, против отца, которого у Тайлера, как выясняется, не было. Его отец не утратил свою власть в процессе взросления сына, и он не борется за нее: он просто-напросто отдает ее, причем тогда, когда мальчик еще не способен взять ее сам, и таким образом оставляет мальчика без того, чтобы тот мог совершить символическое убийство. Ничто не может заменить мальчику фигуру отца — ни всемогущий дух потребления, ни тем более Бог. «Ты считал отца Богом. Отец тебя бросил. Что это говорит тебе о Боге?» — этот высокопарный пассаж Тайлера остается без внимания главного героя. Не потому, что это риторический вопрос, а потому, что это вопрос, который уже содержит ответ. Тем более что, как мы выясним впоследствии, ответить на него было некому, так как герой разговаривал сам с собой. Не случайно эту фразу произносит именно персонаж Брэда Питта, а не Эдварда Нортона: подсознание оформляет смутные и подавленные чувства деформированной личности в ясную идею. Вероятно, женщина, мать могла бы стать отцом? И это снова проговаривает герой Брэда Питта: «Мы из поколения мужчин, выращенных женщинами. Поможет ли другая женщина в решении наших проблем?». Тайлер Дерден также дает понять, что женщины были отцами 30-летних «мальчиков». Однако перед нами снова лишь вопрошание, на которое уже получен ответ. Это один из смыслообразующих моментов фильма, и вообще самых важный во всем фильме диалог.
В итоге только шизофрения может справиться с неисчезающими проблемами: если отца нет, а все кандидаты на его роль провалились, надо стать отцом самому себе. Очень важно понять, что главный герой не забирает власть отца себе, но создает власть (отца) заново. Решение, придуманное им, оказывается настолько эффективным, что его шизофренический фантазм превращается в отца всех других мальчиков, потерявших, а возможно, даже и не обретавших достоинство. Фредрик Джеймисон не устает повторять, что шизофрения — ключевая характеристика нашего общества эпохи постмодерна, и фильм «Бойцовский клуб» тому самое яркое доказательство. Таким образом, кино не просто подсказывает единственно возможное решение, как можно смириться с жизнью в современном мире, но и становится отражением духа эпохи — шизофрении.
Фильм не оставляет шансов роману. Экранизация сделала Чака Паланика знаменитым писателем, так и оставшимся автором одной книги, и вознесла Дэвида Финчера на недостижимую для него самого вершину. Фильм и роман подобны Тайлеру и Джеку: филистер и легенда под одной личиной. Характерно, что нам так и не удается различить Тайлера в Джеке, поверить в его необузданный магнетизм и харизму. Джек — не пророк, не лидер, не вождь, как и Паланик. Но вместе два автора создали нечто настолько беспрецедентное, что в финале зритель невольно чувствует себя Марлой Зингер, держащей за руку двуликого Паланика/Финчера. Мы встретились в странный период жизни этих двоих.
Александр Павлов, кандидат юридических наук, доцент кафедры практической философии НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник Центра фундаментальной социологии ИГИТИ НИУ ВШЭ
postnauka. ru