Сегодня стало общим местом говорить о кризисе. Но надо понимать, что кризис, который сегодня развивается во всем мире, включая Россию, имеет две стороны.
С одной — это крах финансово-спекулятивного капитала, который после 1945 года уверенно набирал обороты, пожирал, в частности, промышленно-производственную реальную экономику, вытесняя ее на окраины «третьего мира». В результате мировая экономика была поляризована между двумя полюсами: полюсом потребления, который сложился на Западе и, в первую очередь, в Соединенных Штатах, то есть, собственно говоря, полюсом стали США; и полюсом производства, вытесненным в «третий мир», в Юго-Восточную Азию и в последнее время в Китай. Именно там сложился полюс производства. Такое диспропорциональное распределение сил, с одной стороны, давало возможность перекачивать потребительские ресурсы с обездоленного и угнетенного пространства, на котором производились сверхдешевые товары, на ту площадку, где происходило паразитическое сверхпотребление. Этот финансово-спекулятивный пузырь подвергся коллапсу. Это одна сторона кризиса.
Но другая сторона кризиса — это то, что за его фасадом стоит ультраправое крыло либералов, которое намерено использовать этот кризис для прорыва к власти и захвата и переформатирования условий политического «договора» в кавычках в антидемократическом ключе. Речь идет о полном сливе остатков представительной буржуазной демократии.
Когда мы говорим, что кризис предоставляет возможности левым силам, силам протеста для прорыва на историческую авансцену, мы не должны забывать, что точно такие же планы строят власть имущие для того, чтобы освободиться от пут, от тех договоренностей, законодательно обусловленных норм, которые до сих пор еще мешают им осуществлять прямую диктатуру.
Поэтому речь идет о том, что вступив в полосу кризиса, мы вступаем в полосу подготавливающейся политической агрессии сверху. Политической агрессии сверху на многих уровнях: против своих народов, против той части мира, которая обездолена и погружена в зону производства для крыла сверхпотребления и против тех политических сил, которые бросают вызов этой системе. То есть, против народов, против части мира и против политических сил.
Что это означает? Это означает, что мы можем встретиться с жесткой агрессивной реакцией сверху, гораздо раньше, чем проявим политическую инициативу сами снизу. Иными словами, мы можем столкнуться с реализацией проектов фашизма и ультраправой диктатуры, как в нашей стране, так и на том Западе, который многие привычно считают гарантированно демократическим и законопослушным. Есть признаки и симптомы того, что гарантированная законопослушность представительного демократического Запада исчерпана, что он готов перейти к новым мобилизационным технологиям. И на этом пути огромное количество людей, сегодня живущих на Земле, становятся лишними.
Мы свидетельствуем о том, что так называемые ученые с академическими званиями всерьез и публично обсуждают, что до 90% населения сегодняшней Земли — это лишние рты, что их надо слить. Что 10% от 600 до 800 миллионов сегодня живущих — это более чем достаточное количество человеческого материала, с которым можно продолжать успешно реализовывать сверхисторический проект — то, что ультраправые либералы понимают под сверхисторическим, метаисторическим проектом. Под ним они понимают создание такой системы, в которой не может быть брошен вызов их господству.
90% населения могут быть либо уничтожены через различного рода эпидемии, голод, катастрофы, либо же помещены вне истории, в условия некой цивилизационной пустыни, так называемой с большой буквы Провинции, противостоящей Мегаполису, в которой живут они или не живут, подыхают они или не подыхают — не будет иметь никакого значения.
В этих условиях особую роль начинают играть те идеологические площадки, на которых выступает мировой протест, и в частности упомянутая товарищем Сохниным теология освобождения, или, я бы назвал несколько более точно и более широко — политическая теология. Все мы знаем, что сегодня на платформе политической теологии борьба против империализма развернута во многих регионах мира. Это Центральная Азия, это Ближний Восток, это Северная Африка и Восточная Центральная Африка. Это, в том числе, и Латинская Америка, потому что Латинская Америка тоже входит в зону политической теологии.
Речь идет о двух вещах. С одной стороны, фундаментальная мотивация противостояния людей технологиям отчуждения, отчуждения их жизненного ресурса, их жизненного времени, которое осуществляется империалистической системой и правящим истеблишментом. А с другой стороны, речь идет об интернационализме как горизонтальной сетевой структуре, причем интернационализме не декларативном, не теоретическом, не о бюрократическом лозунге, а о практическом реальном интернационализме.
Этот практический реальный интернационализм неизбежно, так же как и сто, и сто пятьдесят лет назад, связан с темой классовой борьбы и новым пониманием классового расклада в современном обществе, новым пониманием, если угодно, социальной антропологии, которая сегодня переходит за рамки отношения к средствам производства, к распределению и так далее, потому что социальная антропология — это шире и глубже, чем ситуативная позиция конкретного индивидуума в рамках производственного процесса и распределения.
Да в принципе так было и всегда, не только сегодня. Разве многие ведущие деятели революционного движения, разве многие борцы технологически принадлежали к конкретно эксплуатируемым классам? Да в подавляющем большинстве авангард борцов не принадлежал, технически говоря, к эксплуатируемым классам. Они были выходцами из вполне обеспеченных средних или даже высших слоев общества.
Поэтому речь должна идти о более глубоком понимании классового расклада, тем более в условиях, когда на Западе произошла масштабная люмпенизация мелкой и средней буржуазии и когда мы уже не имеем дела с тем типом собственника, который на лицо был в середине XIX века. Поэтому надо говорить сегодня о необходимости нового изучения классовой структуры и определения того, кем является сегодня пролетариат, если мы говорим о пролетариате не в узко конкретном смысле Павла Нилина из романа «Мать», а если мы говорим о пролетариате как о той группе наиболее обездоленных и угнетенных, в сердцах которых зреет максимальный взрыв социальной ненависти. Таким новым пролетариатом, сегодня в частности — не только, но в одну из первых очередей — являются диаспоры.
Диаспоры людей, — гастарбайтеры, и не только гастарбайтеры, — которых экономические и исторические судьбы размётывают по миру и ставят их под прессинг тех структур, тех систем, которые выжимают из них и смысл, и соки, и время, и энергию, и плоды их труда, не оставляя им ничего, кроме отчаяния, кроме гетто, кроме фавелл, кроме гарлемов. Этот новый пролетариат не является в полном смысле слова низами, потому что среди них очень высок интеллектуальный и образовательный ресурс. Среди них очень высока воля к «перевороту столов», к тому, чтобы повернуть столы и поставить тех, кто их выбросил в эти условия, в свою очередь, к стенке.
И здесь мы должны поднять очень глубокий и серьезный вопрос, который касается судеб Левого Фронта. То, о чем говорил товарищ Сохнин, — это принципиальный вопрос. Стратегия «малых дел», стратегия переформатирования социальных движений и вовлечения их в политическое пространство Левого Фронта — да, без сомнения! Но мы должны помнить, что реальная политическая работа никогда не ведется и, в конечном счете, не преуспевает вокруг именно социальной закладки.
По большому счету история делается волей к власти, и воля к власти рождается в недрах людей, той части обездоленных людей, которые поставлены в невыносимые условия. До тех пор, пока 11 миллионов мужиков с мусинскими винтовками не оказались в глиняных сырых затопленных окопах, по которым бьют с той стороны пулеметы и артиллерия, никакие социальные движения, никакие структуры, никакая профсоюзная борьба или борьба с застройкой, если такая могла вестись в те времена, не смогла бы привести народ России к революции и власти. Именно воля к власти, рождающаяся из сердца человека, загнанного в угол и поставленного перед вопросом жизни и смерти. Сегодня такие силы есть, сегодня они активно борются. И, конечно, не забывая о теории «малых дел», нужно протянуть руку поддержки этим силам и заявить о том, что мы вместе с ними и мы являемся, в каком-то смысле, их политическим фасадом и их политическим представительством в большом мире.
БисмиЛляхи-р-Рахмани-р-Рахим!
Сегодня стало общим местом говорить о кризисе. Но надо понимать, что кризис, который сегодня развивается во всем мире, включая Россию, имеет две стороны.
С одной — это крах финансово-спекулятивного капитала, который после 1945 года уверенно набирал обороты, пожирал, в частности, промышленно-производственную реальную экономику, вытесняя ее на окраины «третьего мира». В результате мировая экономика была поляризована между двумя полюсами: полюсом потребления, который сложился на Западе и, в первую очередь, в Соединенных Штатах, то есть, собственно говоря, полюсом стали США; и полюсом производства, вытесненным в «третий мир», в Юго-Восточную Азию и в последнее время в Китай. Именно там сложился полюс производства. Такое диспропорциональное распределение сил, с одной стороны, давало возможность перекачивать потребительские ресурсы с обездоленного и угнетенного пространства, на котором производились сверхдешевые товары, на ту площадку, где происходило паразитическое сверхпотребление. Этот финансово-спекулятивный пузырь подвергся коллапсу. Это одна сторона кризиса.
Но другая сторона кризиса — это то, что за его фасадом стоит ультраправое крыло либералов, которое намерено использовать этот кризис для прорыва к власти и захвата и переформатирования условий политического «договора» в кавычках в антидемократическом ключе. Речь идет о полном сливе остатков представительной буржуазной демократии.
Когда мы говорим, что кризис предоставляет возможности левым силам, силам протеста для прорыва на историческую авансцену, мы не должны забывать, что точно такие же планы строят власть имущие для того, чтобы освободиться от пут, от тех договоренностей, законодательно обусловленных норм, которые до сих пор еще мешают им осуществлять прямую диктатуру.
Поэтому речь идет о том, что вступив в полосу кризиса, мы вступаем в полосу подготавливающейся политической агрессии сверху. Политической агрессии сверху на многих уровнях: против своих народов, против той части мира, которая обездолена и погружена в зону производства для крыла сверхпотребления и против тех политических сил, которые бросают вызов этой системе. То есть, против народов, против части мира и против политических сил.
Что это означает? Это означает, что мы можем встретиться с жесткой агрессивной реакцией сверху, гораздо раньше, чем проявим политическую инициативу сами снизу. Иными словами, мы можем столкнуться с реализацией проектов фашизма и ультраправой диктатуры, как в нашей стране, так и на том Западе, который многие привычно считают гарантированно демократическим и законопослушным. Есть признаки и симптомы того, что гарантированная законопослушность представительного демократического Запада исчерпана, что он готов перейти к новым мобилизационным технологиям. И на этом пути огромное количество людей, сегодня живущих на Земле, становятся лишними.
Мы свидетельствуем о том, что так называемые ученые с академическими званиями всерьез и публично обсуждают, что до 90% населения сегодняшней Земли — это лишние рты, что их надо слить. Что 10% от 600 до 800 миллионов сегодня живущих — это более чем достаточное количество человеческого материала, с которым можно продолжать успешно реализовывать сверхисторический проект — то, что ультраправые либералы понимают под сверхисторическим, метаисторическим проектом. Под ним они понимают создание такой системы, в которой не может быть брошен вызов их господству.
90% населения могут быть либо уничтожены через различного рода эпидемии, голод, катастрофы, либо же помещены вне истории, в условия некой цивилизационной пустыни, так называемой с большой буквы Провинции, противостоящей Мегаполису, в которой живут они или не живут, подыхают они или не подыхают — не будет иметь никакого значения.
В этих условиях особую роль начинают играть те идеологические площадки, на которых выступает мировой протест, и в частности упомянутая товарищем Сохниным теология освобождения, или, я бы назвал несколько более точно и более широко — политическая теология. Все мы знаем, что сегодня на платформе политической теологии борьба против империализма развернута во многих регионах мира. Это Центральная Азия, это Ближний Восток, это Северная Африка и Восточная Центральная Африка. Это, в том числе, и Латинская Америка, потому что Латинская Америка тоже входит в зону политической теологии.
Речь идет о двух вещах. С одной стороны, фундаментальная мотивация противостояния людей технологиям отчуждения, отчуждения их жизненного ресурса, их жизненного времени, которое осуществляется империалистической системой и правящим истеблишментом. А с другой стороны, речь идет об интернационализме как горизонтальной сетевой структуре, причем интернационализме не декларативном, не теоретическом, не о бюрократическом лозунге, а о практическом реальном интернационализме.
Этот практический реальный интернационализм неизбежно, так же как и сто, и сто пятьдесят лет назад, связан с темой классовой борьбы и новым пониманием классового расклада в современном обществе, новым пониманием, если угодно, социальной антропологии, которая сегодня переходит за рамки отношения к средствам производства, к распределению и так далее, потому что социальная антропология — это шире и глубже, чем ситуативная позиция конкретного индивидуума в рамках производственного процесса и распределения.
Да в принципе так было и всегда, не только сегодня. Разве многие ведущие деятели революционного движения, разве многие борцы технологически принадлежали к конкретно эксплуатируемым классам? Да в подавляющем большинстве авангард борцов не принадлежал, технически говоря, к эксплуатируемым классам. Они были выходцами из вполне обеспеченных средних или даже высших слоев общества.
Поэтому речь должна идти о более глубоком понимании классового расклада, тем более в условиях, когда на Западе произошла масштабная люмпенизация мелкой и средней буржуазии и когда мы уже не имеем дела с тем типом собственника, который на лицо был в середине XIX века. Поэтому надо говорить сегодня о необходимости нового изучения классовой структуры и определения того, кем является сегодня пролетариат, если мы говорим о пролетариате не в узко конкретном смысле Павла Нилина из романа «Мать», а если мы говорим о пролетариате как о той группе наиболее обездоленных и угнетенных, в сердцах которых зреет максимальный взрыв социальной ненависти. Таким новым пролетариатом, сегодня в частности — не только, но в одну из первых очередей — являются диаспоры.
Диаспоры людей, — гастарбайтеры, и не только гастарбайтеры, — которых экономические и исторические судьбы размётывают по миру и ставят их под прессинг тех структур, тех систем, которые выжимают из них и смысл, и соки, и время, и энергию, и плоды их труда, не оставляя им ничего, кроме отчаяния, кроме гетто, кроме фавелл, кроме гарлемов. Этот новый пролетариат не является в полном смысле слова низами, потому что среди них очень высок интеллектуальный и образовательный ресурс. Среди них очень высока воля к «перевороту столов», к тому, чтобы повернуть столы и поставить тех, кто их выбросил в эти условия, в свою очередь, к стенке.
И здесь мы должны поднять очень глубокий и серьезный вопрос, который касается судеб Левого Фронта. То, о чем говорил товарищ Сохнин, — это принципиальный вопрос. Стратегия «малых дел», стратегия переформатирования социальных движений и вовлечения их в политическое пространство Левого Фронта — да, без сомнения! Но мы должны помнить, что реальная политическая работа никогда не ведется и, в конечном счете, не преуспевает вокруг именно социальной закладки.
По большому счету история делается волей к власти, и воля к власти рождается в недрах людей, той части обездоленных людей, которые поставлены в невыносимые условия. До тех пор, пока 11 миллионов мужиков с мусинскими винтовками не оказались в глиняных сырых затопленных окопах, по которым бьют с той стороны пулеметы и артиллерия, никакие социальные движения, никакие структуры, никакая профсоюзная борьба или борьба с застройкой, если такая могла вестись в те времена, не смогла бы привести народ России к революции и власти. Именно воля к власти, рождающаяся из сердца человека, загнанного в угол и поставленного перед вопросом жизни и смерти. Сегодня такие силы есть, сегодня они активно борются. И, конечно, не забывая о теории «малых дел», нужно протянуть руку поддержки этим силам и заявить о том, что мы вместе с ними и мы являемся, в каком-то смысле, их политическим фасадом и их политическим представительством в большом мире.
Спасибо.
19 октября 2008 г.