Огненный ислам

Беседа главного редактора газеты «ЗАВТРА» Александром Прохановым с Гейдаром Джемалем.

Александр ПРОХАНОВ: Дорогой Гейдар, ты имеешь в России сложившуюся репутацию тонкого знатока исламских проблем, самого вероучения и того, как это учение проецируется в актуальную мировую политику. И исходя из того, что сегодня у меня такой досточтимый собеседник, могу позволить себе несколько наивный вопрос человека, который достаточно далек от глубинной сути процессов, происходящих в современном исламе, хотя мой жизненный путь все время проходил через зоны исламских противостояний. Он связан вот с чем. Читая Коран, в русском переводе, правда, я увидел, что Коран направлен против любых форм насилия, что он устанавливает высшую гармонию между Богом и тварью, человеком и животным, что он, по существу, оперирует категориями духовного, просветленного, гармоничного идеала, в котором в единую иерархию были бы выстроены все явления этого мира, малые и большие. Коран — это универсум, который говорит о гармонии, о необходимости преодоления хаоса, преодоления зла. Но сегодня, когда я смотрю на глобус или на карту мира, все зоны, все регионы, в которых мы наблюдаем так или иначе исламский ренессанс, возрождение ислама, где ислам является частью жизни, а не библиотеки или археологии — везде льется кровь, грохочут безоткатные орудия, рушатся здания и, по существу, идет страшная бойня. Наша благословенная Таджикская республика, Таджикистан, который показал всему миру, что такое исламская революция, заполнившая улицы Душанбе истерзанными трупами таджиков, русских и узбеков. Талибан, который превратил Афганистан в руины — правда, там поработали и советские артиллерийские установки, и Ахмад Шах Масуд, и Хекматиар — все равно, талибы несут на своих базуках не оливковую ветвь мира, а огненный меч, который продолжает вспарывать животы и перерезать глотки. Чечня, чеченский ваххабизм, его пассионарность — это взрывы, это бойня, которой не видно конца. Или Косово, албанские мусульмане, которые принесли в Европу кровь, и до сих пор Балканы дымятся обедненным ураном, а в Косово взрывают православные монастыри. Объясни мне, что это такое? Как совместить светоносный характер ислама и практические проявления исламского возрождения, эти две противоположности?

Гейдар ДЖЕМАЛЬ: Вопрос, почему там, где ислам жив, грохочут пушки, стрекочут пулеметы, льется кровь — очень хорош. И очень хорошо, что ты напрямую соотнес его с Кораном, низведенным нам Всевышним, поскольку по этому поводу, действительно, существует и высказывается много недоумений. Прежде всего, надо договориться о том, что мы считаем злом. Считаем ли мы злом новый мировой порядок, или мы считаем злом сопротивление новому мировому порядку? Это принципиальная позиция, которая так или иначе предопределяет все последующие ответы. Ислам, естественно, считает злом существующий мировой порядок, потому что рассматривает этот порядок, эту систему, которые сегодня установили контроль над всеми видами человеческой деятельности: духовной, политической и экономической, — рассматривает эту систему как зло, как узурпацию.

Говорить об Исламе как о религии в семантике нынешнего русского языка будет неточно, некорректно. Слово «религия» пришло в русский язык из латыни, прошло долгую эволюцию и сегодня выражает, скорее, сентиментально-уповательное отношение к каким-то сверхъестественным аспектам жизни, которые в принципе не накладывают никаких обязательств в реальном нашем существовании. Ислам сам себя называет не религией, он сам себя называет словом «дин», которое в приблизительном переводе означает «закон», «политическое установление», некую социально-политическую реальность, идущую от Бога. Самое общее понимание термина «дин» — это закон. Что касается призывов к миру, то Коран рассматривает мир как характеристику «дальней жизни», как характеристику той новой реальности, «новой земли и нового неба», которые явятся после конца истории, воскресения мертвых, разделения реальности на ад и рай, вознаграждение праведников. Вот праведники в раю — они действительно знают мир, и когда они встречаются на тропинках рая, они говорят: «Ас-саля́му але́йкум». Но мы-то находимся в этой, дольней жизни, и в свое время, как об этом повествует Коран, когда Аллах пожелал установить человека наместником своим на земле, ангелы ему возражали: «Зачем ты это делаешь? Ведь от него произойдет смешение, хаос, пролитие крови и так далее, и так далее. Посмотри, какие мы чистые и прекрасные. Мы должны быть твоими наместниками». На что Всевышний сказал им: «Я знаю, а вы не знаете». То есть он не стал доказывать, что человек хороший. Он знал, что кровь будет. Но она провиденциально необходима. А вы, чистые и прекрасные ангелы, я не нуждаюсь в вас в качестве своих наместников. Человек с его слабостями, с его страшным конфликтом, с его, так сказать, диалектикой трагической — он является моим истинным представителем на земле. Хотя как бытийное существо, возможно, стоит неизмеримо ниже вас.

На самом деле, действительно, сегодня ислам является последним, на мой взгляд, по моему убеждению, военно-политическим ресурсом человечества в борьбе против отчужденной от него, страшной и беспощадной Системы, Системы с большой буквы. В свое время Джек Лондон, социалистический писатель, американский писатель, недооцененный, быть может, и оттесненный в маргиналитет литературы для юношества, написал такую книгу «Железная пята». Это антиутопия, которая повествует о возможном в XXIII веке, то есть о времени, достаточно удаленном от нас, где миром правит жестокая страшная олигархия, которая железной пятой раздавила весь тот скромный набор более или менее демократических свобод, весь тот скудный набор, который существовал во время Джека Лондона, во время написания этой книги. По-моему, это был 1911 год. На самом деле события развиваются таким образом, что есть опасность, мы видим контуры этого, что Железная пята, правление Железной пяты установится уже при нашей жизни.

Россия — удивительная страна в том смысле, что в ней, как в лаборатории, обкатываются основные тенденции мировой истории. Причем обкатываются в такой грубой, наглядной форме, чтобы человек ничего не спутал, чтобы не возникало никаких споров: мол, это, батенька, можно двояко понимать. Нет, все просто и наглядно, в лоб нам говорят об олигархах, в лоб нам говорят об оргпреступности, о сращивании криминалитета с коррумпированной бюрократией. А ведь это процессы, которые сегодня идут во всем мире. Более того, Россия, как ледокол, взламывает путь этим тенденциям, которые, повторяю, более масштабно и более ретушированно происходят и в Соединенных Штатах, и в Западной Европе, и во всем мире, на глобальном уровне. Скажем, мы сегодня говорим о глобализме, пугаем друг друга глобализмом. Почему? Плохо это или хорошо? Кто дал себе труд разобраться в тайном и страшном значении этого слова? Ведь не так давно мы говорили «гегемонизм», мы говорили «мондиализм», тоже красивое слово, которое было здесь, в России, интеллектуальным авангардом правых вытащено из французского интеллектуального словаря и было очень модным еще несколько лет назад. Сегодня мы его забыли, и это правильно, поскольку «мондиализм» и «глобализм» — вовсе не одно и то же. «Глобализм» — наиболее невнятное и необъясненное слово. Понятно, когда говорят о «гегемонизме» или «неоимпериализме». На самом деле глобализм, если посмотреть как бы с птичьего полета, — это превращение всего человеческого общества, всей человеческой реальности в чистое царство количества. Очень многие на самом деле этого ждут, очень многие считают, что в этом нет ничего плохого, что это единственная фундаментально прогрессивная тенденция. Все мы помним, как ходили разговоры, допустим, в науке, что биология только тогда станет биологией, когда в ней восторжествуют математические методы, что вообще в любой науке ровно столько науки, сколько в ней математики. Сегодня это сбывается в страшной форме, когда всякий предмет, всякая человеческая реальность является закодированной, пересчитанной, оцененной, причем оцененной в наиболее абстрактной форме количества — в электронных деньгах. Рост электронной массы денег — это единственная форма прогресса, которая сегодня человечеству открыта. Все ветшает, все разрушается: разрушаются свободы, разрушаются предметы, разрушается система потребления, разрушается самосознание людей, — зато увеличивается электронная масса денег, никому не доступная и невидимая, но в которой формализована как бы динамика человеческого рода. Это и есть глобализм.

Глобализм зиждется на том, что транснациональные корпорации, которые не заинтересованы в судьбах никакого народа, никакого государства, вступают в политический союз с международной бюрократией, которая, в свою очередь, эмансипирована от всяких национальных обязательств. ООН, ЮНЕСКО, НАТО — каждая из этих структур, а их еще много на самом деле, может быть, не таких видных, — она тянет за собой шлейф международной бюрократии, которая как секреция выделена бюрократиями национальными. Эти международные бюрократии составляют гигантские суперпроекты по закрытию озоновой дыры, по спасению лесов Амазонки, победы над СПИДом и другие — им несть числа, и все они в той или иной степени намечены покойным председателем Римского клуба Аурелио Печчеи в книге «Человеческие качества». Он там перечислил ряд глобальных проектов, которые человечество должно осуществить, чтобы не исчезнуть. Такие задачи ставятся перед транснациональными корпорациями, которые решают их, привлекая бюджетные деньги государств через различные финансовые институты, тоже международные, в гигантские суперфонды, которые становятся базой для планетарной спекуляции. Вот реальная финансово-политическая основа глобализма. Кто будет этому противостоять? Политические режимы? Национальные бюрократии? Это смешно.

Ни у одного современного государства, ни даже у корпорации государств нет ни ресурсов, ни воли, ни духовно-провиденциального понимания этих задач. Мы видим, как люди, облеченные полномочиями, политические деятели ex cathedre болтают глупости о глобализме как о светлом будущем человечества. Говорят о глобализме как о том, что надо торопить и ускорять. Причем иной раз сами плохо понимая, что они имеют в виду. Кто будет этому противостоять? Вопрос такой.

У человечества сегодня нет оформленной политической воли, светского идеологического характера, которая была, скажем, еще 50-100 лет назад в форме марксизма как учения о борьбе классов и о провиденциальном торжестве угнетенных. Учение это, конечно, заимствовано. Заимствовано из авраамической доктрины, поскольку оно присутствует в христианстве, оно присутствует в исламе. Маркс, как известно, был евреем, он хорошо был посвящен в алгоритмы авраамической традиции — тем более, что он прошел очень сложные фазы духовного развития. Он был сын раввина, он был младогегельянец по своем установлению, левогегельянец, он прошел колоссальную школу германской философии, а германская философия корнями уходит в религиозную мистику, в борьбу Лютера, в борьбу гуситов против католического истеблишмента и так далее. То есть Маркс — это фокус, в котором сконцентрировались лучи очень многих учений. Поэтому его идеология была столь важна, сложна, напряженна и порождала такое количество ответвлений, которые, собственно говоря, создавали пеструю политическую палитру «марксизма».

Но сегодня этого нет. Рухнул Советский Союз, рухнула система энергетики, на которой пульсировало и держалось это учение, дававшее обет всем униженным, раздавленным и угнетенным этого мира, что они получат некую компенсацию: не абстрактную, не эсхатологическую, а реальную. Ничего этого не осталось. Политическая воля интеллигенции сломлена, студенчество погружено в цинический маразм, рабочие как бы понимают, что они уходящий класс, потому что сегодня рабочие останутся в Индонезии и Корее, а рабочие Франции и Германии будут превращены в люмпенов на социальном пособии, потому что это будут государства-офисы, которые производят свой продукт за компьютерами. То есть идет тотальное разложение всех здоровых сил. Единственная реальная сила, которая остается, — это ислам: не благопожелательная религия, а религиозная доктрина, политическая доктрина о судьбе человечества, о миссии и задачах человечества, где есть несколько важнейших пунктов, которые делают ислам сегодня как бы эквивалентом, заменителем, я бы даже сказал — возвращается подлинный статус религиозной доктрины как доктрины революции, доктрины освобождения, который временно в XIX-XX веках по специфике господствующих в то время ментальностей человечества был заменен на светскую, квазиполитическую религию марксизма. Сегодня это религиозное измерение, традиционно присущее революции, возрождается в исламе. Маркс сам говорил, что борьба классов имеет религиозную форму в прошлом, а мы, мол, должны ее от этой формы освободить. Так вот, оказалось, что освобождение от этой религиозной формы завело борьбу классов в тупик, что надо вернуть это религиозное измерение для того, чтобы истинные горизонты, пропорции, масштаб поставленных задач вернуть эффективно в нашу жизнь.

Прежде всего, главная ошибка социалистов, как утопических, так и научных, состояла в том, что они были антропоцентричны. С чего начался обвал советского строя? С того, что Хрущев конкретно определил, что коммунизм — это жратва от пуза. Когда он конкретно сказал, что в 1980 году будет бесплатный хлеб и колбаса, он убил этим гуманистическую идею, потому что он сконцентрировал энергетику всего мещанства, которое реально существовало в советском обществе, в народе. Этот балласт, впрочем, существует во всяком народе, во всякой социальной композиции. Есть мещане, есть Пьеры Присыпкины, ориентированные на потребление. Хрущев сориентировал советский социализм на потребление, он сказал, что коммунизм соответствует уровню понимания этого мещанства. Это колбаса, бесплатная колбаса от пуза, Сочи, квартиры и так далее. Народ стал этого ждать, а этого нет и нет. Хрущев ведь не сказал, что коммунизм есть некое решение смысла человеческого существования, финальное решение — нет, он сказал, что это «просто» удовлетворение потребностей.

Но ведь дело в том, что вся логика деградации светской идеи справедливости фатально вела именно к этому результату. Ислам характеризуется тем, что в нем четко различаются понятие права и понятие справедливости. Право, шариатское право — в исламе практически нет абстрактного понятия о «правах» и «свободах» Человека с большой буквы, относящихся ко всем без изъятия. В исламе есть права сирот, права жен, права вдов, права праведников, права преступников и так далее. Пророк сказал в одном из своих хадисов, что «спина мусульманина — заповедное поле» в том смысле, как поясняют тафсиры, что для физического наказания его должно быть установлено его преступление: со свидетелями, с расследованием фактов, в котором участвует квалифицированный следователь и квалифицированные судьи. И до тех пор, пока по суду не установлено такое преступление, никто не имеет права коснуться его палкой. Есть права всех категорий людей, но эти права определены бытийным, сущностным положением этих людей. А есть совсем другое, есть справедливость. Справедливость — от слова «право», в арабском языке — «хак», является вместе с тем словом, означающим «реальность». То есть человек — сирота. Это его реальность, он — сирота. Не смей трогать то, что ему оставлено от родителей, если ты опекун. Категорически запрещено проедать имущество сирот. Конкретно. Другое дело — справедливость, «арум». Это корень, который означает уравнение, восстановление, исправление. То есть мир живет по законам энтропии, из большего становится меньшим. Следствие всегда меньше причины. Справедливость есть поворот вод Иордана вспять, есть восстановление того порядка, который предшествует этой гадости, куда мы опущены в ходе своего рокового нисхождения. Такая справедливость своим высшим последним мистическим звеном имеет воскресение мертвых. Но до этого должен прийти Махди — Освободитель. А до этого мы должны подготовить условия для его прихода. Справедливость относится не к праву, не к закону. Справедливость относится к вере и джихаду. Вера и джихад — это стержень ислама. Ислам реалистичен. Да, люди состоят из разных групп. Да, есть мещане, торговцы, которые хотят жить, хотят плодиться, хотят содержать семьи — но не они главные в исламе. В исламе главные те, кто готов умереть за справедливость на Пути Всевышнего. Поэтому ислам является мощнейшим ресурсом сопротивления Системе. Опять я возвращаюсь к этому вопросу. Что главное? Что для нас, так сказать, является злом: Система или сопротивление ей? Для обывателя, для конформиста сопротивление Системе — это ужасно, он даже не в силах помыслить об этом: как, противостоять властям, их авторитету? Как, Ходорковскому сопротивляться? ФСБ сопротивляться? Или ЦРУ, не дай Бог? О чем речь? Как эти люди страшные могли взорвать американский эсминец, вывести из строя двести с лишним американских моряков, сделать несчастными их семьи?

Но мы должны определиться с тем, кто мы. Если мы патриоты, а первоначальное значение слова «патриот» в Древней Греции — это те, кто в своем полисе встает против произвола тирана, это свободные люди, которые выходят на агору и говорят там, что вот Филипп из Македонии или Дионисий из Сицилии хочет установить над нашими Фивами контроль. Мы не дадим этого сделать, мы пойдем на смерть, но останемся свободными Фивами или Афинами. Вот первоначальное значение слова «патриот». Патриот — это не синоним государственника. Проблема государства — очень страшная проблема. Я хорошо понимаю пафос советских людей, которые отдавали все ради того, чтобы Советский Союз своими штыками и ракетами охранял права обездоленных во всем мире. Все отдавали, лишь бы были эти штыки, были эти ракеты, был космос, мировой океанский флот и так далее. Но что получается? Ведь не советский же Человек с большой буквы правил государством, которое выполняло все эти функции, а некая корпорация гришиных, романовых, ельциных, которые в «час Х», словно по команде, по щелчку пальцами, совершили отчуждение всех тех ресурсов, которые советский человек передавал своему, как казалось, государству. И сегодня мы живем в политическом режиме, который не является Россией, хотя называет себя Россией, требует лояльности и преданности от имени России. Но это не Россия.

Вот все время идут споры о том, что такое Россия, Восток это или Запад? Это проблема и западников, и славянофилов, и в советское время стоял этот вопрос, а в пост-советское время он особенно стал подниматься. Вопрос этот решается очень просто: население в России восточное, а политическое руководство, государство — западное или прозападное. Вот отсюда и шизоидная двойственность ситуации, вот отсюда и мучительные раздумья интеллигентов о том, кто они: Восток, Запад, или нечто третье, промежуточное. А очень просто все, потому что прозападно ориентированные Романовы, или прозападно ориентированные предатели коммунистической идеологии в Политбюро, или перевертыши, которые решили присвоить себе общественный продукт, — они являются людьми, которые на карачках ползут к Западу, чтобы тот принял их в свою Систему и сделал восьмым элементом «большой семерки». А народ-то остается совершенно с другими ценностями и с другой реальностью. Он — восточный.

Александр ПРОХАНОВ: По-моему, Эмерсон как-то сказал: «Бойся бить в человеке по дьяволу. Как бы не задеть в нем Бога». И я думаю, что в сегодняшней мировой каше глобализм — это тоже достаточно абстрактная формула, которая создана, чтобы хоть какое-то понятие ввести для объяснения компонентов развития. И допустим, глобалистская Россия включилась в этот мировой порядок, и здесь отрабатываются в самой примитивной, наглядной форме идеи управляемой демократии, либеральной революции или вот суперконтроля над человеком. Но на самом деле в жизни современного социума огромное количество тонких явлений, различных форм асимметрии, прямого или косвенного сопротивления этому мировому порядку, странных, экзотических форм отстранения, уклонения от него. Если устроить освобождение или очищение России от либерального контроля или от американского гегемонизма методами гексогена или экспансии освободителей из анклавов Средней Азии или Гиндукуша — получится снова распад территорий и катастрофа для всего живого, включая собак, кошек и даже тарантулов, обитающих здесь. Ведь недавняя история демонстрирует примеры, когда ислам из вероучения превратился в конкретную правящую политику. Оставим в стороне пока что Иран. Чечня. Чечня Масхадова — это, по существу, суверенное государство с шариатским судом, с победившей идеологией ислама, которая должна бы продемонстрировать процветание, духовность, люди должны были стать подобными ангелам, перемещаться из ущелья в ущелье на крыльях серафимов, а не на БТРах. Что же произошло? А произошло, что в победившей, по сути, исламской республике Ичкерия процветает торговля людьми, идет бойня, идет унижение и уничтожение падших и слабых, никакого патронирования сирот — ничего, кроме кошмара, кроме страшной дискредитации ислама. Или Талибан, или Албания. То есть я хочу сказать, что ты как идеолог, как человек, стремящийся возвести исламский купол над всеми верующими, — ты тоже, наверное, мучаешься от того, что происходит на нашей планете, как энергия ислама, энергия веры используется в каких-то иных, ложных направлениях, как под этим куполом взрываются чей-то эгоизм, геополитические интриги, М-16 против автомата Калашникова и так далее.

Гейдар ДЖЕМАЛЬ: Я же начал с того, что мир, лазурность, мотыльковые поцелуи друг друга — это все характеристики иной, нездешней реальности. А здешняя реальность кровава, мучительна и она, условно говоря, носит гераклитовский характер, поскольку должна преодолевать всю кровь и грязь этого дольнего мира. Дух человека брошен сюда на испытания. Всевышний вложил искру Святого Духа в свое создание, в Адама, который в то время уже состоял из трех компонентов: у него были тело, душа и дух. Всевышний внес туда четвертый компонет, он добавил Рух-аль-куттуз, Святой Дух, то есть некую субстанцию, которая наиболее близка к нему как абсолютной личности — с тем, чтобы она, будучи бесконечно малым светлячком в этом огромном глиняном Големе, все же постаралась и преодолела его массу и инерцию.

Александр ПРОХАНОВ: Прости, что перебью, но я вернусь к своему вопросу. Ведь было время, когда ислам рождал удивительные культуры, удивительные цивилизации, удивительные сообщества людей...

Гейдар ДЖЕМАЛЬ: Здесь моя позиция совершенно особая. Да, был халифат, Багдадский халифат, который являлся уникальным супергосударством. Это была действительно монополярная организация мира, потому что равного халифату ничего не было. Он простирался фактически от Атлантического до Тихого океана. В нем было все то, что сегодня ценят так называемые прогрессисты, то есть обмен людьми, товарами и идеями без всяких границ. Человек мог родиться в Афганистане, получить образование в Египте, а преподавать в Испании. Товары, торговля, расцвет ремесел, математика, открытие ноля, алгебра, механические роботы, которые поражают воображение даже современных людей — все это было, и все это было уничтожено монголами, маленькими людьми из пустыни на кривоногих мохнатых лошадках, которые все превратили в пастбище, и трава росла на пепле библиотек. Зачем? Это было знамение Всевышнего, что ислам дан не для того, чтобы организовать сытую, привольную и счастливую жизнь на земле, а для того, чтобы подготовить ситуацию для катарсисного разрешения истории, для того, чтобы в конечном счете было оправдано присутствие здесь Духа Святого, чтобы осуществился выход на уровень запредельной справедливости. Халифат — это несправедливость, ни одна, даже самая великая форма организации человеческого быта и права не есть справедливость. Об этом Достоевский много и великолепно писал — о том, что вот дайте вы человеку все возможное, дайте ему всемирный фаланстер, сколько угодно еды, великолепную организацию, музыку по утрам — и он обязательно какую-нибудь гадость выкинет. Почему? Потому что в человеке есть внутреннее священное неустройство, и поэтому его нельзя устроить ни в казарменном, ни в райском социализме. Он взыскует потустороннего, он взыскует обращения вспять вод Иордана, он взыскует победы над энтропией — а ни одна система не побеждает энтропию, гармония есть одна из масок хаоса. Человек хочет божественного порядка, а ни одна из форм порядка, которая может быть реализована здесь, не является божественной. А что касается сложности ситуации, обозначенной как «М-16 против автомата Калашникова», я хочу сказать одно: Россия — очень сложное общество, в котором существует масса очень тонких, явных и неявных оттенков противостояния глобализму, попыток уклониться от него, создать некую дистанцию и так далее. Но — нам нужна победа, России нужна победа. Для этого нужно все эти тонкие и грубые, высокие и низкие, нежные и не очень попытки дистанцироваться от глобализма — синхронизировать, синтезировать в некоей идеологии, в некоем учении. Для этого нужна прежде всего консолидация контрэлит. Кто такие контрэлиты? Это люди, способные повести за собой всех тех, за счет кого растет прибавочная стоимость, коллективная масса электронных денег. А она растет не за счет папы Римского, не за счет принца Чарльза, не за счет принцессы Дианы — она растет за счет людей, с которых идет видимый и невидимый съем их самой, так сказать, интимной жизненной энергетики. Это бывшие рабочие, несостоявшиеся инженеры, это молодежь, у которой нет будущего, потому что сегодня стремительно перестраиваются структуры востребованности рабочей силы. Те люди, которые еще в 50-е годы сделали бы карьеру, сегодня будут на социальном пособии, сегодня они будут люмпенами — речь идет именно о Западной Европе, в России это уже состоявшийся факт. А в Западной Европе обвал ценностей, обвал привычных социальных структур только начинается. Поскольку там закон не позволяет наступать на права трудящихся, монополии поступают очень просто — они не сокращают базу рабочих мест, уничтожая трудящихся как класс. В Америке поступают проще — выгоняют пинком под зад. Не согласен с понижением зарплаты — пошел вон! А в Европе пока еще сильны профсоюзы, действует социальное законодательство, но трудящиеся стареют, и рекламщики всерьез думают о том, как переориентировать свою деятельность с молодежи, у которой нет будущего, на более старшие возраста, на пенсионеров, потому что пенсионеры становятся самыми платежеспособными членами общества, его ведущей экономической силой. И ввиду этого коренным вопросом противостояния глобализму становится поднятие и консолидация контрэлит. Контрэлиты во все времена состояли из героев-одиночек. Одинокий герой — это не романтический вымысел, не фраза, это совершенно фундаментальная реальность нашего общества. Проблема в том, что герой действительно одинок, а надо найти путь к союзу таких одиноких героев, который был бы вдобавок еще и эффективен как зажигательное ядро, носитель политической воли для тех низов, которые по определению подлежат уничтожению, лишены чувства собственной судьбы. Это колоссальное предприятие. Попытки через марксизм, через фашистское движение, через любые другие формы светского радикализма, хоть «левого», хоть «правого» были осуществлены практически на наших глазах, осуществлены эффектно, однако не привели к существенным результатам. Совершенно понятно, что путь к этому союзу лежит только через религиозно-политическое освободительное мировоззрение. Я хочу подчеркнуть, что не вижу ислам в качестве религии благожелательной поповщины, которая помавает дланью, призывая всех к миру и благоволению в человеческих сердцах. Речь идет о том, что все мы — смертные люди, и мы должны заслужить то, чтобы не кануть в безднах негативной вечности, которая все смывает, все уничтожает, все подвергает деструкции. На путях противостояния этой негативной вечности, перед лицом страшного зияющего Ничто, у нас есть только один световой путь — противостоять, подниматься вертикально, совершать усилие. Усилие это «джах», от которого производится слово «джихад». То есть усилие, вера, стойкость, непримиримость, абсолютная ориентированность на справедливость — вот те гаранты, те элементы, которые соль делают соленой. Потому что контрэлиты, одинокие герои, всегда готовые к смерти и победе — это соль земли. Утверждение этого, более-менее открытое, пронизывает весь ислам. Ислам — это антиклерикальная доктрина, это религия не попов, это религия Бога. К сожалению, в XIX и ХХ веке, с легкой руки Фейербаха, да и марксистов, да и наших базаровых, произошло тягостное, пагубное смешение двух понятий: клерикализма и религии. А это совершенно разные вещи. Клерикализм — это узурпация религиозных ценностей. А религия на самом деле — это тайное, внутреннее понимание свободного человека, почему он должен быть собой и оставаться свободным. Клерикализм способен оправдывать самые худшие злодеяния существующей Системы. Религиозность исключает клерикализм. Но в XIX и ХХ веке они вот оказались чуть ли не синонимами. Сегодня же происходит истинное разделение этих понятий. Сегодня на одной стороне стоят как бы попы, представляющие для всего человечества образ некоего суперЭго. Почему люди должны ходить на работу или получать социальное пособие, не бунтовать, не протестовать, придерживаться правил политкорректности и так далее? Да потому что вот существует некий конгломерат «высших человеческих ценностей», которые, как золотой Бафомет, превращаются в отдельных людей в виде там далай-ламы или папы Римского и так далее. Они существуют в качестве авторитетов, которые гарантируют возможности беспредела для мирской власти. То есть мы живем в эпоху продолжающегося господства клерикалов, в эпоху иерократии, как в Древнем Египте. Только там она была открытой, а здесь она закамуфлирована — пока что демократическими институтами. Но завтра этих демократических институтов не будет. Уже сегодня стало ясно, что экономика не нуждается в обывателе-потребителе, как это было в XIX веке. Раньше экономика зависела от того, что сотни миллионов людей из статуса фермеров и крестьян поднялись до статуса мещан и буржуа, и многократно выросли их экономические потребности. Сегодня спекуляции на глобальном уровне достигли таких масштабов, что все совокупные потребности частных лиц — это, как говорят американцы, «орешки», мелочь. На самом деле сегодня проблемами являются озоновая дыра, полеты на Марс, ПРО и прочие виртуальности. Все это — триллионные контракты, которые осуществляются не реальными, а «воздушными» деньгами. Чтобы такие воздушные деньги работали, надо усиливать систему политического и экономического давления на людей. То есть завтра окажется, что не нужны парламенты, не нужна избирательная система. Ведь Жак Аттали проговорился в «Горизонтах-2000», что людей сорвут с места, превратят в номадов. И это уже реальность, этнические диаспоры размазываются по миру, как масло по бутерброду. То есть, словами Горбачева, «процесс идет».

Александр ПРОХАНОВ: Российская империя создавалась из массы этносов, множества культур и разных религий. И монотеистических, и реликтовых. Межконфессиональный мир, который был провозглашен царем — это была задача политической стабильности, а не мировоззренческая, не экуменическая задача. Огромная и рыхлая империя нуждалась в некоем покое, в некоем умиротворении, повиновении верховному правителю. И этот конфессиональный мир поддерживался политическими средствами. Когда дважды за век сломалось наше государство, этот межконфессиональный мир рухнул, и беспризорные, бесхозные, отпущенные на свободу конфессии вдруг обнаружили, что им негде решать проблемы своих отношений: нет Комитета по делам религий, нет КГБ, нет Политбюро — а есть что-то другое, даже не связанное с Россией. Появились странные миссионеры разнообразных западных и восточных церквей и возникло огромное поле конфликтов. Ты сказал, и совершенно справедливо, что российские мусульмане искусились на либерализм, что либералы, будучи антигосударственниками, обеспечили им полную свободу от государственного контроля. Весь российский ислам в лице этих самых либералов, этой чикагской школы, самых, может быть, радикальных либералов в мире, поддержал этот новый мировой порядок. Я знаю, что твои попытки соединить авангардный ислам и авангардный левый фланг — они, в общем-то, ни к чему не привели. И сегодня вопрос межконфессиональной близости весьма и весьма проблематичен. Чечня и Кавказ показали нам, что это фикция. По крайней мере, мы видим в России ислам и православие, тюрки и славяне уже вовлечены в тяжкий, кровавый, и возможно, идущий по экспоненте конфликт. Что это, конфликт возрождающегося светоносного ислама и одряхлевшей, отдавшей себя на растерзание американским либералам России, или это все-таки есть некий нонсенс?

Гейдар ДЖЕМАЛЬ: Я не так это вижу, потому что, во-первых, для меня сегодняшнее значение ислама в России не умещается в рамки цивилизационные, конфессиональные, этнокультурные и так далее, то есть в рамки, которые являются интеллектуальным кодом российского губернатора конца прошлого века, который озирает свои владения: самоеды на месте, черемисы на месте, дальше татары, которые тоже на месте, а вот православное ядро — тишь, гладь да божья благодать, где-то там еще казаки, евреи есть и так далее. Но вот эти этномусульмане, то есть этнические мусульмане они как бы не являются характеристикой исламского фактора, который стал основным, определяющим сегодня. Этот ислам сегодня не является культурой, цивилизацией, он не является окраской человеческого существа. Сегодня ислам в России и за ее пределами — это, скорее, партийная идеология в условиях тотальной поляризации мира. Иначе говоря, сегодняшний мусульманин, если брать его в идеале — это не этномусульманин, не тот, кто иногда вспоминает, что он мусульманин, но на деле занят «злобой дня», а мусульманин, который активно, всей своей душой, всеми своими силами хочет осуществлять в себе и через себя призвание своей веры. Он сегодня является большевиком нашего времени. Это новый реальный большевизм, религиозный. Именно не национал-большевизм, а религиозный, причем интернационал-большевизм. И вот здесь, на мой взгляд, одна из ключевых правд заложена. Я лично не верю, хотя глубоко интимно чувствую пульсации локального патриотизма, но не верю ни в локализм, ни в автохтонность, ни в национализм, ни в какие правды, которые затеваются и консолидируются вокруг человеческого субстрата, человеческого фактора. Я не верю в эти правды прежде всего потому, что я знаю, что они не спасут мир, ничего не остановят. Ни одно, даже самое сильное, национал-сопротивление в мире, самое героическое и патриотическое, состоящее из одних Манолисов Глезосов сплошь, не остановит Джагерранаут, распутную и коррумпированную транснациональную систему, которая катится по всем народам — не остановит. Что остановит? Остановят только союзы, военные союзы мужчин, группы, общины и структуры, которые связываются друг с другом по велению сердца, чтобы вести остальных за собой — просто потому, что иного выхода нет: либо раствориться в этой всемирной кишке, либо умереть стоя. Эти союзы не должны знать национального деления. Россия — уникальное явление в геополитике, в истории масштабных пятен суши, которая способна осуществить исключительный подвиг в истории, то есть выйти за рамки имперской государственной статичной предназначенности. Россия не может существовать как Бразилия, Великобритания или Соединенные Штаты Европы — это другая страна. У нее есть некая сверхзадача, миссия. Она не может существовать в распоряжении губернатора, озирающего свои владения из имперского дома — это страна, которая заряжена сверхидеей. И она находится в интимной связи с исламским пространством. Не во враждебной — я уже сказал, что существует политическое руководство, нахлобучка сверху России, чуждая ее основе и прозападная — начиная с той же царевны Софьи, которая, пока еще Петр был малолеткой, развязала войну против Турции, чтобы поддержать Австрию и спасти Вену. С этого началась цепь русско-турецких войн. Удар по Азову — ответ, и пошли эти качели. Но в принципе проблема России — это политическая нахлобучка прозападных масонствующих либеральных элит, которые хотят использовать Россию, русский человеческий потенциал для осуществления глобалистских задач. Конечно, имея медиа-ресурсы, конечно, стравливая народы на базе вульгарного противостояния: «лицо кавказской национальности», «задавленность русских», уход бюджетных денег на поддержку инореспубликанских академий наук, — на всех этих спекуляциях очень легко построить массу «горячих точек», а каждая «горячая точка» плодит кровь, плодит кровников, плодит реверберацию ненависти, которая проходит по всей стране. Нужно четко себе отдавать отчет — это групповой интерес бандитов, окопавшихся во власти. С самого начала. Причем он пошел с 1986 года, как известно, когда М. С. Горбачев организовал первое межнациональное кровопролитие в Алма-Ате, тщательно подготовленное. И потом уже каждый год отмечался по нарастающей следующим кровопролитием. Это все — целенаправленные действия. Потом, на самом деле, следует отдать себе отчет хотя бы в такой вещи, что ислам — это миллиард человек. Среди этого миллиарда человек пассионариев, может быть, миллионов пятьдесят. Пять процентов не могут вести атаку на всю мировую систему, на американские танки, ракеты или эсминцы, на западноевропейское НАТО, на российскую федеральную армию, на огромный ядерный Китай — нет. Они могут вести только оборонительные бои. Поэтому «горячие точки» находятся не в Париже, не в Москве — они находятся в Кабуле, они находятся в Ливане, они находятся в Северной Африке, в Кашмире и т. д. Все «горячие точки» разрывают земли исламского мира и поливаются кровью исламского населения — не парижан, не американцев. Несчастный супермаркет, который взорвали в Америке — тут оказалось, что его взорвал некий Маквайр — это вообще с другого конца, хотя пытались повесить сразу же на арабов.

То есть ведутся оборонительные бои. Но, видимо, Всевышний так провиденциально это устраивает, что не может мировая система терпеть ислам в своей среде, она не может его терпеть, как кость в своем горле. Она ведет на него атаку. А в результате ислам оказывается союзником всех тех сил, которые только проигрывают от глобализма, а таких большинство. Иными словами, выковывается некий универсальный человеческий фактор противостояния тирании. Вот это самое важное. Мы живем в отрезке конфликта, который еще недостаточно длителен, чтобы определить его основные тенденции. Мы живем в этой крови и грязи, может быть, от силы лет двадцать. Активно — последние лет десять. А для того, чтобы определиться с таким историческим феноменом, как крестьянские войны в Германии, необходимо было время порядка столетия — когда вырисовывается эпоха, тенденция, которая накладывает на нее свой отпечаток. Вот XV век — это эпоха крестьянских войн. А мы прожили всего-навсего 10 лет. То есть тенденции еще не выкристаллизовались. Мы можем только прогнозировать. А прогнозировать мы можем так: XXI век — это, конечно же, век войн. Это век религиозных войн. Это век партизанских войн. Это век религиозно-партизанской войны против электронно-ракетной мировой системы, которую вы называете «технотронным фашизмом». Вот я бы так сформулировал.

Александр ПРОХАНОВ: Я принимаю этот тезис, потому что выше революции — только Рай.

Гейдар ДЖЕМАЛЬ: Да, революция — это коллективный подвиг.

Александр ПРОХАНОВ: Коллективный путь в Рай, так. Но было бы диковато нам с тобой встретиться, хоть мы и немолодые люди, где-нибудь в горных урочищах под Ведено, и ты с криком «аллах акбар!» кинешься на меня, желая вспороть мне живот, а я из последних сил, крича «Да здравствует Россия и православная вера!» успею всадить в тебя обойму «макарова». Важно, чтобы такого не произошло. А как развернуть ход этого исторического противостояния, в который, повторяю, захвачены миллионы судеб?

Гейдар ДЖЕМАЛЬ: А надо, грубо говоря, не идти за разводкой правящих классов, которые вручают мне почему-то холодное оружие, а тебе — огнестрельное, я этого не понимаю.

Александр ПРОХАНОВ: Хорошо, поменяемся. Ты в меня палишь из какого-нибудь старомодного «вальтера» времен Великой Отечественной, а у меня в руках — саперная лопатка, потому что так поработали тыловики и прочие отцы-командиры.

Гейдар ДЖЕМАЛЬ: Хорошо, но в любом случае надо идти не за разводкой политтехнологов, а нужно переламывать эту тенденцию. Для чего развязали первую чеченскую войну? Ее развязали для того, чтобы с чеченской земли не началась гражданская война русских и чеченцев против Кремля. Как всем нам известно, те, кто потерпели в 1993 году поражение в Белом Доме, не сдались и хотели взять реванш, опираясь на чеченскую землю, и она предоставляла такую возможность, потому что Дудаев, вообще-то, мыслил в советских категориях. Он был абсолютно советский генерал, и чеченская армия в то время принимала советскую присягу. Но Коржаков, зная, что такая опасность реальна, — и тут, к сожалению, засветил Хасбулатов этот проект, — Коржаков послал туда пресловутую танковую колонну из наемных офицеров, которые были взяты в плен, потом от них отказывались и так далее. А когда Коржаков попал в эту ситуацию, то тут уже Паша Грачев присоединился и бросил армию в Чечню — для того, чтобы между русскими и чеченцами встала кровь, чтобы нельзя было вести совместный штурм Кремля. Потому что если бы генералы Ачалов и Варенников успели бы доехать до Дудаева, если бы собрались там офицеры из спецслужб, из армии, выгнанные либералами, и такая армия двинулась бы оттуда, то российская армия приветствовала бы их как освободителей. Она не стала бы воевать и спасать полупьяного Ельцина — ни за какие деньги. Но было сделано так, что кровь пролилась, а дальше страшный этот механизм был запущен. Надо переломить эту тенденцию. Надо не позволить грачевым и коржаковым класть кровь между союзниками по политическому проекту и по классу. Вот и все.

Огненный ислам // Газета «Завтра» 2001. июль. № 28 (397)