Гейдар Джемаль: «Единственная форма общения верхов и низов на Кавказе — это гражданская война, и она будет длиться столько, сколько нужно»
Накануне Нового 2006 года, 31 декабря, мусульмане всего мира отмечают праздник жертвоприношения Курбан-байрам, который является частью мусульманского обряда паломничества в Мекку (хаджа). Незадолго до этого священного для мусульман всего мира события известный философ и общественно-политический деятель, председатель Исламского комитета России Гейдар Джемаль в интервью «Кавказскому узлу» изложил свое понимание ислама как одной из трех доминирующих религий мира, а также дал оценку текущим политическим процессам на Кавказе. Несмотря на то, что редакция «Кавказского узла» не разделяет некоторые утверждения и выводы героя интервью, мы рады возможности донести точку зрения Гейдара Джемаля до читателей нашего издания.
— Гейдар Джахидович, празднование Курбан-байрама приходится на время, когда в России отмечают наступление Нового года. Это как-то отражается на традиционной программе мусульман в этот день?
— С точки зрения ислама безразлично, с чем этот праздник совмещается, потому что Новый год является праздником фиктивным, абсолютно светским. Он празднуется в другую дату, чем так называемое Рождество. Конец декабря — это время солнцестояния, с момента которого начинается рост дня и, как говорится, путь Солнца к его победе. Новый год — это условная точка смены календаря, на протяжении европейской истории постоянно меняющаяся (были периоды, когда Новый год начинался совершенно с других дат, — в зависимости от политических и культурологических установок). Поэтому, на какое число или событие приходится Курбан-байрам — абсолютно все равно. Он выше любых дат и праздников.
Что касается самого Курбан-байрама, то можно сказать, что это единственный на сегодняшний день ритуал, тесно связанный с памятью нашего праотца Ибрагима, который был намерен, повинуясь Всевышнему, принести в жертву своего первенца Исмаила. Своей жертвенной готовностью выполнить приказ Бога он положил начало присутствию монотеизма в условиях глобальной тирании и несправедливости. Возникла точка света, оппозиции. У Ибрагима появилась группа последователей, которые веками через борьбу с Вавилоном, с фараонами, с Византией, Ираном и другими великими мировыми тираниями пробились к той полуторамиллионной умме, которая является залогом воли людей к свободе и справедливости. Эта умма есть суть религиозных чаяний и надежд, потому что политические и социальные чаяния людей на самом деле имеют теологическую и религиозную подоплеку, — а вовсе не экономическую и не бытовую, как об этом говорили марксисты. Точка отсчета, которая стоит в основе нашей истории, началась именно тогда. И Курбан-байрам — это соединение события, которое имело место быть 4300 лет назад, и нас сегодняшних, подтверждающих, что мы, как партия Аллаха, существуем на протяжении этих 4300 лет.
— К моменту празднования Курбан-байрама уже будет закончен хадж — ежегодное паломничество мусульман всего мира в Мекку. С Вашей точки зрения, насколько важен опыт паломничества в жизни мусульманина?
— Несомненно, паломничество является уникальным инструментом политического единства мусульман, единобожников. Совершая это путешествие, они соединяют всю землю в одной точке силы, прокладывают радиальные пути со своих родных мест к центру мировой оси, — единственному уникальному месту, которое связывает современную историю с праотцом Ибрагимом и его сыном Исмаилом. Каждый мусульманин обязан хотя бы один раз в жизни совершить хадж. Если же мусульманину не удалось совершить паломничество в Мекку, то это очень прискорбно, однако этот факт не выводит его за пределы ислама.
— Сегодня в СМИ все чаще в отношении ислама на Северном Кавказе употребляется понятие «религиозный экстремизм». Как бы Вы опередили этот термин?
— Экстремизм — это крайность. То есть для кого-то крайностью является поехать в какие-то места вроде Афганистана, для кого-то — высказать своему начальнику все, что он о нем думает, с риском остаться без работы. А религия ставит такие вопросы, как смысл существования человека, смысл каждой секунды, которую он проживает. Пыль мы на ветру или имеем какое-то предназначение. И Коран отвечает, что все, что сотворено, включая человека, сотворено не просто так. Таким образом, наше существование имеет смысл.
Если говорить строго, то экстремизм — это термин, взятый противниками ислама или противниками использования религии как теологической базы социального сопротивления, который принят на вооружение политтехнологами действующих режимов с целью дискредитировать своих оппонентов. Иными словами, те, кто шельмуют своих оппонентов словом «экстремизм», обращаются к врожденному у обычного человека чувству страха перед неопределенностью и риском. В то время как ислам, будучи чистой и верной своему источнику традицией, исходит именно из приоритетов духовного над вещественным, дальней жизни над настоящим. Мерилом всего является установление дальней жизни и стремление соответствовать тем задачам, который Всевышний ставит перед нами. А это уже есть разрыв со стабильностью, рациональностью. Поэтому фундаментальным принципом ислама является полагание на Аллаха, которое является неизменным оружием мусульманина в критических ситуациях. Это есть совершенно органическое и естественное явление для внутреннего мира мусульманина, но при этом такое состояние можно назвать экстремизмом.
— Как проявляется религиозный экстремизм в действии?
— Религиозный экстремизм проявляется в строгом следовании заповедям ислама. Это отстаивание чести, достоинства и неприкосновенности жилища, семьи и религиозных убеждений. Предполагается, что мусульманин является политически автономным и суверенным. Более того, он обязан подчиняться выходцам из его собственной исламской общины, а не чуждым элементам. Коран нам говорит: «Подчиняйтесь Аллаху, его посланникам и тем, кто наилучшим образом достоин власти». То есть, строго говоря, подчиняться лишь своим.
— Чем религиозный экстремизм отличается от радикализма?
— Мне кажется, что радикализм — это продуманная стратегия, в контексте которой присутствует сложная политико-дипломатическая игра с дальним прицелом. В то время как экстремизм предполагает непосредственную психологическую реакцию, бурный протест против явной несправедливости. Эта реакция вспыхивает внезапно и часто оказывается трагической для пафосных молодых пассионариев, которые непосредственно реагируют на происходящее без продуманной стратегии. Если обращаться к опыту русской революции, то большевики, отказавшиеся в 1907 году от индивидуального террора, чтобы потом захватить власть в условиях народного кризиса, — это радикалы. В то время как народовольцы, которые открыто шли убивать каждого чиновника, отдавшего несправедливый приказ, — это экстремисты.
— Кого на Северном Кавказе можно считать радикалом, а кого экстремистом?
— Я бы сказал, что Зелимхан Яндарбиев воплощал собой тип радикала, который пытался составлять долгосрочные стратегически продуманные планы, в то время как значительное число полевых командиров склонялись скорей к экстремизму и не были способны продумывать свои планы. Поэтому Яндарбиев не пользовался особой любовью и считался интеллектуалом в негативном смысле этого слова.
— Любая религия, которая отвечает на вопросы предназначения человека, — экстремистская?
— Нет, не любая. Религия — это неудачное слово. Слово «дин» (арабское — «религия») означает совсем не то, что религия в европейских языках. Латинское слово «религия» есть связь(1). Это некая связь либо общины между собой, либо людей и неба. Как построение моста между видимым и невидимым миром. Корень слова «дин» имеет иранское происхождение. Оно вошло в арабский язык задолго до появления ислама. Слово «дин» — значит фундаментальное установление закона, который охватывает все стороны жизни мусульманина. Это установленный волей Всевышнего закон, который касается мира, войны, брака, развода, наследства. Все это служение и поклонение Господу. «Дин» — это духовная конституция общества.
Тарикат («путь») гораздо ближе к слову религия в западном смысле, потому что тарикат означает еще и связь с устазом («учителем») — это определенная связь людей между собой. То есть религия означает взаимосвязи на платформе определенных установок. То, что говорят пророки — не содержится в опыте обычных людей. Все, что написано в Коране, каждый айат Корана, противоречит человеческим ожиданиям. Я могу доказать, что в Коране нет ни одной фразы, которую человек мог бы извлечь из своего предрасположения. Почему Коран произвел такое впечатление на сахабов(2)? Потому все, что говорили лжепророки, не содержало в себе разрыва с человеческими ожиданиями и с человеческой логикой. Все, что они говорили, не распространилось и умерло. Потому что эти пророки были просто людьми, и они пытались вычислять, что нужно человеку сегодня, что прозвучит как мудрость. Ислам — это заноза, которая вонзилась в человеческую ткань, и вызывает постоянную боль. Ислам учит, что нужно повиноваться Всевышнему. Человек же хочет света и добра, поэтому он и говорит, что религия несет в себе добро.
— А Коран разве не позиционирует добро?
— Нет. Мусульманин должен быть нежен со своими, но суров и жесток к неверным.
— Коран же говорит, что мусульманин может только защищаться, но не должен нападать первым?
— Дело в том, что Всевышний ниспослал этот айат, прекрасно зная — не может быть такого, что человечество не пойдет на носителей ислама войной. Аллах говорит в Коране, что «Мы сотворили человека из капли, а вот враждебен определенно». Смысл человеческого существования в том, что в этой общей враждебности, в этом глиняном существе, которое является лживым, инертным, незнающим, тем не менее, есть частица духа Аллаха.
— Но почему это существо — «незнающее и лживое»?
— Человек является носителем частицы, которая бесконечно мала. О существовании этой частицы он не знает. И когда приходят пророки, они обращаются именно к этой частице. А к чему бы они обращались, если перед ними была бы глиняная кукла? И эта частица, как обратная сторона зеркала, благодаря которой зеркало отражает все, кроме своей обратной стороны. И при обращении пророков эта частица просыпается и ей нужно взять под контроль глину. Это серьезное испытание. Люди, один за другим, проваливают его. Поэтому Аллах говорит в Коране: «А сколько мы погубили до них поколений, которые были прекраснее и по устройству и по виду!». И в другом месте: «Если вы сойдете с моего пути, я заменю вас другим народом лучше, чем вы».
— На сегодняшний день существуют различные трактовки Корана. Возможна ли полная доминация одной из них? К чему это может привести?
— Я считаю, что каждый из 72-х путей, которые есть сегодня в исламе, имеет зерно истины и много отклонений. Всевышний утверждал, что его умма (исламская община) разойдется на 72 пути, но только 73-ий путь будет верным, на котором все объединятся. За 1426 (по лунному календарю) лет своего существования ислам занимался формированием глобализма. С тех пор он успел разойтись от Испании до Индонезии, существует он и в западном обществе. Надо помнить, что ислам утверждает добро не таким, каким его представляют люди. Они исходят из органического представления о добре, как о собственном выживании. Прежде всего, они хотят жить, второе, — они хотят плодиться и размножаться, хотят, чтобы их дети жили лучше, чем они. И они хотят материального комфорта. Но мы не живем в мире, где все благополучно, где все, как коты Леопольды должны дружить друг с другом. Мы живем в мире, где есть жесткий верх — олигархи, хозяева мира, клубы господ, которые проектируют историю, формируют проекты и перспективы. И есть человечество, которое они топчут, с которого они взимают дань в виде нашей энергии, нашей крови, нашего времени. Все это перекачивается в колоссальный ресурс, которым располагают хозяева мира. В этих условиях религиозный экстремизм — то учение, то состояние духа, которое объединяет простых людей на основе сопротивления власти.
— Возможно ли, по-Вашему, в современном мире построить исламское государство, основанное на чистых ценностях: шариате, возврату к учениям пророка Мухаммеда, социальной справедливости?
— В реалиях современности наша задача — это борьба против государств куфра(3), а не построение исламского государства, которое по определению невозможно. Почему? Потому, что государство — это языческое понятие. Наш пророк Мухаммед пришел не для того, чтобы построить государство, а для того, чтобы создать умму. Умма означает «община». Она делится на различные джамааты, которые связаны на уровне непосредственного контакта людей друг с другом. Вместе они составляют умму пророка. Это не есть государство, это объединение свободных людей, которые вступают в отношения друг с другом по установлениям шариата, дающего возможность защищать себя, находить место для существования и оставаться субъектом истории. Им противодействуют хищники различного калибра: в прошлом это были Византия и Иран, сегодня США, Израиль и другие хищники, которые организованы как некое государство древности, по той же модели. Иерархическое, опирающиеся на аппарат, на бюрократов, на систему насилия и угнетения. Исламское государство невозможно в принципе, потому что если оно становится государством, как Халифат, то оно уже отходит от шариата и начинает совершать несправедливости, за что Всевышний тут же его наказывает. Задача мусульман — это жить в форме общины, в которой достаточно материальных и интеллектуальных ресурсов, чтобы дать отпор любому, в том числе и государству-хищнику. Как прекрасно показал пример «Хезбаллы», которая является именно общиной, и которая в непосредственном бою повергла израильское государство(4).
— Не секрет, что ислам — самая младшая из т. н. авраамических религий (или религий Писания). 1420 лет, — конечно, большой срок, но христианство существует 2000 лет, а иудаизм по меньшей мере 3800 лет. Как будут строиться отношения радикального ислама с другими мировыми религиями (включая буддизм, имеющий 2500-летнюю историю)?
— Эти отношения определены в Коране, который говорит, что иудеи и христиане должны признать политический приоритет ислама и положиться на его защиту и протекцию. Если они бросают вызов политическому авторитету и политическому господству ислама, то с ними надо бороться до тех пор, пока они не признают верховенство ислама в политических вопросах. После того, как они признают, им надо оказывать покровительство и защищать их общины, поддерживать жизнь по законам внутреннего самоуправления. Что касается буддистов, то они, несомненно, язычники, и как таковые не могут быть партнерами в каком-то диалоге или отношениях. То есть буддизм является фундаментальным противником ислама, а буддийская психология и ценности были взяты на вооружение правящим классом, мировой верхушкой, которая поддерживает тибетского лидера Далай-Ламу. Это та система, в которой присутствует не только заблудший элемент среднего класса Запада, но и активно участвуют представители правящей элиты, в том числе и аристократических элементов Европы.
— Расскажите поподробнее о так называемых мучениках за веру. Что это за люди и как приходят к такому выбору своего пути? Они религиозные экстремисты?
— Мученик за веру — это каждый, кого убили на пути Аллаха, каждый, кто свидетельствовал своей смертью избрание единобожия и твердую решимость стоять на этом пути до конца. Тот, кто был убит за то, что он мусульманин, уже является мучеником за веру. Если на мусульманина напали и убили по причине его принадлежности к исламу, то он считается мучеником за веру.
— Не происходит ли некой подмены понятий, когда чеченских боевиков называют шахидами, то есть мучениками за веру?
— Если они умирают за веру, то они — шахиды. Для Всевышнего важно внутреннее намерение. В Коране сказано: «Аллах знает, что в ваших сердцах». Мы не можем судить о внутренней подоплеке, допустим, Шамиля Басаева, потому что она известна одному Господу. А мы теперь уже не можем его спросить и проверить чистоту его намерений, поскольку это не в наших силах. Но в Судный день все будет открыто и каждый получит именно по своим намерениям, а не действиям. Потому что результаты действия не зависят от человека, а намерения — зависят.
— Каким должен быть путь истинного мусульманина?
— В идеале это должен быть путь утверждения ислама, путь утверждения власти Всевышнего. Мусульманин должен жить в рамках утверждения приоритета ислама над всеми другими человеческими проявлениями. Это должен быть путь нежности, любви и снисхождения к своим братьям и суровости к тем, кто противостоит исламу. И, в конце концов, это должен быть путь человека, выбирающего героическую смерть на пути Аллаха.
— Кого тогда можно называть религиозными фанатиками?
— Это те, кто принимает за религию периферийные, формальные моменты, приобретающие в мозгу фанатиков характер установлений, от которых зависит их жизнь. Например, те, кто требует укорачивать брюки, полагая, что люди, ходящие в не укороченных брюках и без бороды ровно в две ширины ладони, обречены на осуждение Аллаха. Короче говоря, религиозными фанатиками можно назвать тех, кто сознательно или бессознательно превращают религию в набор бессмысленных табуированных жестов, запретов и сигналов. Они рассуждают так, что если ты надеваешь обувь с левой ноги, а снимаешь с правой — то это поведение правильного мусульманина. Иными словами, это, вольно или невольно, превращение религии в насмешку. Религия — это фундаментальная вещь, которая освобождает человека, а не закрепощает. А фанатики, используя формальные культовые догмы, превращают религию в нечто периферийное и подобное детской игре с системой запретов.
Религиозный фанатизм, который характеризуется активизацией периферийных табуированных элементов, как правило, кончается тем, что превращается в провокационную агентуру врагов ислама. Так называемые ваххабитские группировки в Чечне потом, как оказалось, сотрудничали с ФСБ и выполняли ее поручения. Они были по всем статьям религиозными фанатиками, а в результате оказались провокаторами и агентами ФСБ.
— Согласны ли Вы с тем, что ислам исполняет сегодня инструментальную функцию, он политизирован?
— Ислам с самого начала и есть политика. И до пророка Мухаммеда ислам тоже был политикой. Первым шагом в качестве посланника Аллаха нашего праотца Ибрагима был уход из Ура с развитием идолопоклонения и последующий конфликт с Немродом, царем Вавилона, который считал себя воплощением живого бога на земле. Муса был в непосредственном конфликте с фараоном, Иса был в конфликте с кесарем и Иродом, а пророк Мухаммед с первого своего шага был в конфликте с аристократией Мекки, а на последнем этапе его врагами были две сверхдержавы — Византия и Иран. Но царь Ираклий поступил мудро, сказав, что он признает пророка, но не может отступиться от уже сложившийся ситуации в Византии, как в православном государстве. То есть он, будучи ограниченным церковью, народом, армией, все же знает, что истинный пророк — это Мухаммед. За такой ответ пророк пообещал Ираклию, что существование Византии продлевается еще на семьсот двадцать лет(5). И действительно, это государство было повержено турками-мусульманами лишь в середине XIV века, через семьсот двадцать лет. (В 1354 году османы захватили Галлиполи и вступили в Европу. Взятие Константинополя — только эпизод длительного процесса, шедшего до конца XVII века.)(6) Что касается языческого Ирана, то пророк Мухаммед сказал, что он будет повержен и обращен в Ислам. И действительно, битва между персами и арабами произошла через семь лет после смерти пророка, что привело к разрушению иранской государственности и превращение этой территории в часть исламского Халифата.
— Исходя из политизированности ислама, можно говорить об использовании его в интересах власти, особенно в наше время?
— Несомненно, так называемая власть пытается использовать ислам как инструмент и это всегда очень плохо кончается для власти, потому что ислам изначально — антивластная доктрина. Ислам — это самоуправление уммы через лучших ее представителей. Согласно аяту Корана, «Мы поставили во всех селениях правителей преступниками...» Поэтому, когда такие преступники пытаются использовать ислам в качестве инструмента, им в буквальном смысле сносят башку. Это очень опасная игра, потому что ислам — это инструмент Аллаха и ничей больше.
— Популяризацию ислама Рамзаном Кадыровым среди молодежи в Чечне можно рассматривать как инструментальное использование им ислама в личных интересах?
— Если он популяризирует ислам, то, в конечном счете, вся эта молодежь спросит с него самого за все, в чем он отступил от ислама.
— Насколько исламизирована сегодня молодежь на Кавказе? Что заставляет ее радикализироваться?
— Я думаю, несоответствие на практическом, ежедневном уровне между реальностью и их инстинктивными чувствами, — тем, как должно быть, — заставляет их радикализироваться. Они чувствуют, что Кавказ — это центр мира, но видят, что Кавказ на самом деле — это забытая Богом архаичная периферия, поверженная в гражданскую войну, кровь, милицейский беспредел, плохое образование, безысходность. И это побуждает их требовать модернизации жизни и доведения условий до того идеала, который они несут в своем видении ислама. И когда они это требуют, то воспринимаются местными коррумпированными кланами, криминальными группировками как радикалы, которые опасны. А значит, их нужно убивать, сажать в тюрьмы и подвергать пыткам.
Молодежь на Кавказе сегодня исламизирована в зависимости от региона. Например, в Дагестане исламизация выше 50%, в Кабардино-Балкарской Республике — ниже 50%. Насколько конкретно, трудно сказать. Дело в том, что самое главное — это ядро. Если существует ядро — за ним пойдут и все остальные. Ядро же — это те, кто не смиряется со своим жалким положением и кто интеллектуально или физически противостоит бесправию и беспределу со стороны властей.
— Что для Вас лично значит Северный Кавказ? И какую роль этот регион играет в географическом и политическом пространстве исламского мира?
— Дело в том, что для меня Кавказ является не просто местом на земле. Есть такие цивилизационные зоны, которые связаны с конкретной географической территорией, с ее спецификой, атмосферой и т. д. Но люди, которые на ней живут, представляют собой как бы некое дополнение к этой земле, то есть если они куда-нибудь переселятся, то они не возьмут с собой эту землю. Земля отдельно, люди — отдельно. В пример могу привести Памир. Для меня это уникальная место и духовная родина. Таджики, которые там живут, уезжая из Памира, не берут его с собой, в лучшем случае он остается как память. В то время как Кавказ — это обратный феномен. Кавказ существует в первую очередь как человеческий тип и уж потом как горы, ледники, земля и т. д. Географический Кавказ есть сцена для главных действующих лиц — кавказцев. Если таджик уедет с Памира, он будет никем или членом какой-нибудь диаспоры. Где бы ни находился кавказец, будь то Кемерово, Москва, Петербург, вокруг него всюду будет Кавказ.
Кавказ — это определенный цивилизационный центр, он имеет собственное бытие. Кавказ есть кузница удивительного, уникального человеческого типа, который сегодня является, может быть, надеждой и спасением человечества и которого в мире почти не осталось, — эти люди на вес золота(7). Для меня настоящий кавказец — это олицетворение мужчины, потому что европеец после 1945 года сломлен поражением в войне против Советского Союза и Америки (в современном немце, например, мужских гормонов в четыре раза меньше, чем в его деде до 1945 года). А Кавказ несет в себе архетип Прометея, который на самом деле является страдающим титаном, постоянно платящим за свой героизм вечной мукой. Этот мужской тип фундаментально неистребим и является живым мотором большой истории. Поэтому Кавказ — это некая мужская тайна мира.
Мужской тип на Северном Кавказе, конечно, доминирует, он более заметен. Настоящий кавказец идеологически должен быть мусульманином. Для него Кавказ должен быть особым местом, где мужчины живут по рыцарским законам. Настоящий кавказец предпочитает смерть позору, защищает слабых. А личные слабости: трусость, лень, стремление к удовольствиям, комфорту, богатствам — не знакомы истинному кавказцу. И он никогда не бывает равнодушен к ситуациям, в которых происходит попрание справедливости. То есть, это своеобразный рыцарский клан. Конечно, среди кавказцев есть отклонения. Но, по-моему, идеальный кавказец пока еще ищет себя. Идеальные кавказцы были и в XVIII веке, но тогда еще не окреп фактор ислама. Кавказцы тогда тоже были в поисках, они только оформлялись в идеологическом плане.
— Вы сказали, что они и сейчас в поиске...
— Да, но поиски лучше, чем их отсутствие.
— Эти поиски могут привести к новым конфликтам?
— Кавказцы не боятся войн, так как следуют айату Корана, который говорит: «И может быть, вы ненавидите что-нибудь, а оно для вас благо, и может быть, вы любите что-нибудь, а оно для вас зло...». Здесь речь идет о войне. Кавказцы знают, что война — это трагедия, но они считают, что ее стоит принимать. И то, что кавказцы сейчас в поиске, говорит о перспективе, потому что Кавказ имеет потенциал для будущего и там должна быть собственная идеология и ментальность. Это вовсе не значит, что Кавказ перестает быть частью исламской цивилизации. Кавказ — это заповедник воинского ядра. Я не говорю о Халифате. Истинный Халифат может создать только Махди — тот, кого Всевышний пошлет в конце для того, чтобы он возглавил армию оставшихся верными Аллаху в эсхатологической войне, когда раздирающие человечество противоречия выйдут наружу. (В исламской традиции говорится, что в этой войне верные победят под руководством Махди и Вселенная наполнится справедливостью так же, как до него она была наполненная горечью и болью).
Причем под Кавказом я подразумеваю большой Кавказ. Для меня не может быть Северного и Южного Кавказа. Я вижу этот регион, как большую, объединенную, независимую конфедерацию. На этой объединенной территории найдется место для всех, то есть и для казаков, православных грузин, калмыков.
— Как, по-Вашему, будут строиться отношения радикального ислама с другими религиями? Возможен ли так называемый конфликт цивилизаций? Что такое исламская угроза?
— Исламская угроза действительно есть. Она существует для сильных мира сего: для олигархов, знати, финансовых спекулянтов, всего того класса, который стоит за транснациональными корпорациями и высасывает ресурсы и соки из тела народа. Для них исламская угроза реальна, потому что ислам на протяжении всей своей истории противостоял тиранам.
А если говорить о мире на Кавказе, то единственная форма общения верхов и низов — это гражданская война, и она будет длиться столько, сколько нужно. Причем тут дело даже не в мусульманах, потому что и в некоторых других немусульманских странах ее ведут и вели. Но мусульмане являются передовым отрядом мирового сопротивления, которое неизбежно должно встать на исламскую платформу.
Что касается конфликта, то, на мой взгляд, цивилизация является только прикрытием для властьимущих. Есть конфликт властьимущих и тех, кого выдавливают из жизни, превращая в пыль на ветру. Мусульмане владеют верой, доктриной, принципами и системой, которая позволяет им противостоять угнетению гораздо лучше, чем каким-нибудь колумбийским партизанам. Все движения сопротивления являются благородными и приемлемыми, но у них вне ислама нет перспективы. Ислам есть та единая система, которая объединяет абсолютно все требования справедливости в общий лазерный пучок, который может прожечь стену безвыходности и тупиковости для человечества.
— То есть конечная цель мусульманства — полная исламизация всего общества?
— Нет. Во-первых, даже в Коране сказано, что все никогда не уверуют. Во-вторых, главное, чтобы лишь победители были мусульманами. Они должны курировать ход событий и определять, что является справедливым, а что нет. Ислам требует полной доминации своих адептов. При этом в исламе нет принуждения, то есть если мусульмане являются верхушкой данного общества, то это не значит, что людей с улицы мы должны обязательно принуждать стать мусульманами. Они могут не принимать ислам и оставаться просто людьми с улицы, не определяющими лицо современности. Они могут жить своей частной жизнью обывателей. А вот лидеры должны быть именно мусульманами.
— Каково Ваше отношение к принципу самоопределения народов, закрепленному в основополагающих документах ООН? Считаете ли Вы, что такие территории как Абхазия, Нагорный Карабах, Южная Осетия и, наконец, Чечня имеют право на выход из состава метрополий?
— Я не считаю, что понятие «нация» является универсальным и одинаково применимым ко всем регионам мира. Прежде всего, мы должны разобраться в том, что такое — нация. Это слово часто используется для того, чтобы описать этническую группу, которая находится на уровне родоплеменной общности, а также используется для описания политического этнического сообщества, которое на самом деле связано друг с другом только символикой, идеей общей истории. Под словом «нация» имеется в виду достаточно узкая категория, которая возникла только XVIII-XIX веке. Это политическая общность людей, которая имеет очень мало общего на кровном и генетическом уровнях, — это общность исключительно интеллектуального культурного плана. Если мы говорим о самоопределении нации, то мы не должны позволять, чтобы этническая борьба определенных групп разрушала цели и задачи, например, такой цивилизации, как исламская. Очень часто для того, чтобы подорвать исламскую целостность, используют такой фактор, как борьба наций за самоопределение.
Нужно отличать самоопределение народов, которые являются реально народами и действительно имеют такую волю. В данном случае Чечня является, безусловно, землей народа, который имеет волю, имеет историю и который самостоятельно принимает решения, в частности по поводу выхода из состава России. Эта установка является исторической для Чечни на протяжении нескольких столетий. Что касается Нагорного Карабаха, то здесь очевидны происки и вмешательство другого государства, причем даже по отношению к населению, которое не является собственно армянским. Армяне появились там после того, как Грибоедов начал ввозить в этот регион армян Ирана и Турции, чтобы вбить армянский клин между мусульманами Азербайджана и мусульманами Ирана.
Что касается Абхазии, то это более сложный вопрос, потому что, несомненно, абхазско-грузинский конфликт уходит своими корнями в советскую историю. Но и здесь это не чистый пример борьбы народа за свое самоопределение. Здесь мы видим игру московских политических сил, которые сделали ставку на расчленение Грузии, на ее раскол для того, чтобы наказать страну, которая представлялась наиболее вредоносной и упрямой с точки зрения московских амбиций и московских интересов. То есть в данном случае имела место политическая игра Москвы, которая разыграла абхазский конфликт. То, что это именно так, подтверждается позднейшим грубым империалистическим диктатом в вопросе выбора абхазского президента, когда пророссийские настроения абхазов были подвергнуты испытанию и фактически были сведены на нет в результате того, что перед абхазами был поставлен ультиматум: выбирать не того, кого они хотели, а того, кого им навязывает Москва(8). И сегодня Абхазия, — а я это знаю из первых рук, поскольку поддерживаю отношения с абхазскими деятелями, — неоднозначно относится к роли России в абхазско-грузинском конфликте и тяжело переживает, что на самом деле она оказались заложником колониальной империалистической игры Кремля.
29 декабря 2006 года
С Г. Джемалем беседовали: Александра Кондрашева, Лилия Пайзулаева.
Примечания
(1) От лат. «religare» — быть соединённым с чем-то; воссоединять, в смысле восстановления разорванной связи (прим. «Кавказского узла»).
(2) Сахабы — сподвижники пророка Мухаммеда (прим. «Кавказского узла»).
(3) От араб. «сокрытие» — неверие, отсутствие нравственного стержня, духовный вакуум, приводящий к саморазрушению личности и общества. Куфр означает рабство стереотипам и неспособность принять чудеса Всевышнего. Согласно представлениям ислама, куфр — корень всех грехов — то, что делает человека кафиром — неверным (прим. «Кавказского узла»).
(4) Речь идет о военных действиях в июле-августе 2006 г., когда, в ответ на диверсионную акцию шиитского движения «Хезбалла» 12 июля 2006 г., в результате которой погибли восемь, были ранены двенадцать и похищены двое израильских резервистов, армия обороны Израиля вторглась в южные районы Ливана и 34 дня вела бои с отрядами «Хезбаллы». Бомбардировки населенных пунктов Ливана, артиллерийские удары и непосредственные боевые действия израильской армии против партизан «Хезбаллы» не привели к разгрому военной инфраструктуры движения и 14 августа 2006 г. вступило в действие соглашение о прекращении огня, предложенное Советом Безопасности ООН. Похищенные израильские солдаты так и остались в плену, а движение «Хезбалла» заявило о «стратегической и исторической» победе над Израилем (прим. «Кавказского узла»).
(5) Факт послания пророка Мухаммеда современным ему правителям и формальное согласие византийского императора Ираклия на его признание оспаривается многими учеными-историками (прим. «Кавказского узла»).
(6) Согласно некоторым историческим источникам, Мухаммед потребовал от Ираклия признать себя пророком в 629 году, а Константинополь был взят турками в 1453 г. — т. е. спустя 824 года. (прим. «Кавказского узла»).
(7) Г. Джемаль — автор статьи «Кавказский человеческий тип», вошедшей в его книгу «Освобождение ислама» (прим. «Кавказского узла»).
(8) Тем не менее Р. Хаджинба, которого поддерживали российские власти, проиграл выборы С. Багапшу (прим. «Кавказского узла»).