Гейдар Джемаль: «Мировая исламская умма воспринимает Китай как особо опасного врага»

Что вы думаете о практиках «государственного ислама» в КНР, когда моления в части мечетей проходят под красными флагами и портретами вождей? Какова его функция?

Китайцы фундаментально безрелигиозная нация. Конфуцианство представляет собой социально-этическое мировоззрение, а даосская метафизика и буддизм никогда не являлись существенным фактором, влияющим на массовое сознание китайцев. Материалистическая «матрица» в Китае начала формироваться задолго до победы Мао Цзэдуна. Попытки построить идеологическую вертикаль, связывающую «небо и землю» на заимствованных доктринах, никогда не приводили к успеху. И особенно катастрофической оказалась попытка христианизации Китая в конце ХIХ века.

Поэтому китайцы не понимают внутренней сущности религии вообще, а Ислама — в особенности!

Ислам не может быть государственным по определению. Сама концепция Ислама предполагает его оппозицию тирании как таковой и духовную независимость мусульманской общины. Коран определяет, кому могут подчиняться мусульмане: Аллаху, пророку и избранным из числа братьев внутри общины.

Поэтому китайская практика озлобляет мусульман, причём не просто уйгурских граждан Китая, но и 1,5 млрд. мусульман мира. Наличие же красных знамен и портретов является особенно оскорбительным вызовом для Ислама, поскольку в глазах мусульман это открытое идолопоклонство и служение «Тагуту», то есть аналогу «Левиафана» в исламской традиции. Проще говоря, это государственный сатанизм.

Как вы относитесь к назначению китайскими властями женщин имамов? Насколько эффективна такая специфическая попытка смягчения напряжения среди мусульман Китая?

Если это представляет собой «попытки смягчения напряжения», то речь идёт о диалоге кошки с собакой: когда собака дружелюбно виляет хвостом, кошка воспринимает это как знак непосредственного перехода к агрессии. Согласно установлениям шариата мужчина не может делать намаз за женщиной. Женщины-имамы возможны только для молящейся группы, состоящей из женщин.

Как воспринимает Китай мировая исламская умма? Имеются ли различия в отношении к Поднебесной в разных религиозных и национальных группах мусульман?

Мировая исламская умма воспринимает Китай как особо опасного врага, диалог с которым непродуктивен. Такой взгляд объясняется вышеуказанными причинами, а именно цивилизационным, врожденным материализмом китайцев, их сконцентрированностью на телесном комфорте как высшей ценности, культе предков, который для мусульман особенно негативен.

Отличие в отношении к Китаю среди мусульман определяется лишь степенью информированности. Чем больше мусульманин знает о китайском политическом факторе, тем более угрожающим для себя он его считает.

В одном из своих интервью вы говорили, что довольно скептически смотрите на перспективы развития Китая. По вашим словам в недалеком будущим очень вероятен его крах. Недавний сильнейший обвал китайского фондового рынка — это предвестник упадка «красного дракона»?

История Китая циклична, и не в одном из циклов он не добился выхода к «великому спокойствию», преждевременно срываясь в хаос. Это внутренне присущая Китаю специфика его цивилизации. С одной стороны, такая цикличность помогает просуществовать невероятно долгий для отдельной цивилизации исторический срок, с другой стороны, она блокирует Китай как фактор глобальной истории, лишая его универсальной миссии, значимой для человечества за пределами Юго-Восточной Азии. Сейчас как раз подошел срок очередного коллапса.

Насколько схожи проблемы взаимоотношений государства и исламской общины в России и КНР? РФ практикует различные варианты взаимодействия с исламской общиной (татарский, чеченский, дагестанский, и т. п.) — к какому варианту близок китайский путь, или у них он свой?

Российское руководство враждебно относится к Исламу, унаследовав этот взгляд со сталинских времен. Дело в том, что проект взаимодействия молодой Советской России с исламским революционным движением был связан с троцкистским периодом большевистской истории. Троцкий стоял за созданием Университета Востока, близкий к нему Блюмкин активно налаживал политические связи в исламском мире. Сталин и процветавшая при нём армянское лобби Микояна, Деканозова, Кобулова испытывало глубокое недоверие и неприязнь к Исламу, что выражалось в активном прессинге на мусульман СССР со стороны партии и государства. Закрепила эту позицию афганская авантюра, в ходе которой СССР окончательно превратился в глазах уммы в классическое империалистическое государство, прикрывшееся левой социальной демагогией.

Россия не только унаследовала, но и развила этот негатив, поскольку к власти пришли агрессивные либералы-западники, отрицательно относящиеся к религии вообще, но особо опасающиеся Ислама.

Тем не менее парадигма российской исламофобии отлична от китайской, ибо китайское восприятие мусульман строится на органическом непонимании сути Ислама. Российская администрации ведет с Исламом войну, а китайская — совершает ошибки.

Как вы относитесь к пожизненному сроку уйгурскому ученому и профессору экономики Ильхаму Тохти, который был осужден за сепаратизм. Насколько вообще сильна среди уйгурской элиты тяга к обособлению?

Наращивание тяжести наказаний никогда не давало положительного эффекта в деле запугивания и усмирения национального сопротивления, а в случае мусульман — особенно. Кроме того надо отметить, что в случае уйгур особенно работает тюркский фактор. Известна история, как трехлетний сын одного их тюркских ханов был взят ко двору китайского императора в качестве заложника и воспитывался там в абсолютно китайском стиле. В 50 лет он сумел убежать и возглавил одну из самых страшных кампаний тюрок против Китая. На протяжении тысячелетий тюрки и китайцы были непримиримыми антагонистами. Исламизация тюрок только закрепила это, и дала тюркам поддержку мировой уммы.

Ваше отношение к деятельности Рабия Кадыр по защите прав уйгурского меньшинства — сколько у нее реального влияния?

Рабия Кадыр — это бизнесвумен со всецело либеральной идеологией, которая используется как инструмент Соединенными Штатами. Американцы глубоко безразличны к судьбе уйгур, их прагматично интересуют инструменты, сдерживания и ослабления Китая. Со своей стороны уйгуры не будут отказываться в борьбе с Пекином ни от чьей помощи, будь то талибы или ЦРУ.

Расследование полиции КНР показало, что запрещенная литература для уйгурских сепаратистов печаталась в регионах Южного Китая. Есть ли на ваш взгляд связь между протестами в Гонконге и уйгурскими сепаратистами?

Аналитики давно пришли к выводу, что противостояние между различными регионами Китая будет усиливаться поддержкой национальных сепаратизмов, но не сводиться к ним. Вражда между севером и югом в Китае носит цивилизационный характер и неоднократно вспыхивала на протяжении китайской истории. К межрегиональным конфликтам, основанным на конфликте различных внутрикитайских «матриц», будет добавляться социальный фактор, то есть классовый бунт низов и национальный фактор. Результат зависит от того, насколько грамотно некий штаб сумеет скоординировать межрегиональные классовые и межнациональные конфликты.

Чем важен для Китая населенный тюркскими мусульманами Синьцзян? Какой ваш прогноз: удастся ли Китаю органично интегрировать уйгуров или конфликт будет только нарастать?

Для центрального правительства Синьцзян это стратегическая территория как плацдарм для контроля, в первую очередь экономического, но в перспективе — и военно-политического над Центральной Азией. Кроме того, в Синьцзяне сосредоточена основа ядерной мощи Китая. Однако ни о какой интеграции не приходится говорить, потому что некитайцу стать китайцем просто невозможно. А смириться с «китаизацией» — немыслимо. Однако туманные политические перспективы современного китайского империализма делают борьбу уйгур небезнадежной.

Беседовал Иван Мелехин, "Южный Китай"