Вопросы от Новосибирского центра консервативных исследований
1. Человек, обнаруживая своё отличие от всего мира, свою человечность как свидетельствование, встаёт перед вопросом: чем является эта точка отличия? Материалисты скажут, что это зеркало сознания, некая «складка» в пространстве бытия, наблюдающая другие «складки» и завихрения, некий гребешок волны, поднявшийся из материи и в неё неминуемо уйдущий. Восточная мудрость также утверждает, что ощущение отдельности есть результат неведения и поддаётся «лечению». Монотеизм (в Вашей трактовке) отвергает «лечение» (Декарт, похоже, вообще о нём ничего не знает). Оба утверждают неснимаемый дуализм субъекта и мира. Вы сходу отвергаете предположение, что Пророк просто не освоил мудрости «лечения» и выстроил путь на неведении. На чём основана такая позиция и чем Ваше решение правильнее?
— Идея «складки в пространстве бытия» бессмысленна с гносеологической точки зрения, поскольку никакая «складка» не является разрывом в гомогенности бытия. Речь идёт именно о разрыве, о «принципиально ином», определяемом апофатически. Поэтому вопрос «Чем является эта точка несовпадения и нетождественности?» неправильно сформулирован: эта точка именно не является ничем (не то, не то и не то). Благодаря этой нетождественности и проявляются «то, то и то».
Восточная мудрость и «Мудрость» вообще представляет собой не что иное, как аспект самого Бытия, его ипостась, а цель Бытия — уничтожить нарушение собственной гомогенности, стереть всякую оппозицию себе. Поэтому «лечение», предлагаемое Бытием есть «лечение» от присутствия Духа Святого, которое для Бытия есть травма.
Разговоры же о «неведении» вообще в пользу бедных. Знание и незнание в монотеизме и в языческой метафизике — взаимоисключающие концепции.
2. Как соотносятся требование не испытывать сомнений на пути Аллаха и исследовательская, ищущая натура человека? Как быть с «систематизированным сомнением» Декарта? В свете первого вопроса очевидность дуализма и ума, выносящего суждения, также ставятся под сомнение.
— «Отсутствие сомнений» на пути Аллаха (свят Он и велик) и «ищущая исследовательская натура» существуют в разных плоскостях и вообще не пересекаются. На самом деле, нет ничего более странного и абсурдного, чем препирательства и поиски за пределами сознания, как свидетельствующего центра, культ объективной независимой от сознания реальности, которая будто бы подлежит раскрытию и постижению. Мы вообще можем говорить о чём-то, поскольку мы являемся свидетельствующим «полюсом оппозиции» к тому, что составляет условное «не-Я», зеркалом, в котором всё, что есть, обретает своё бытие, а вне этого зеркала просто не существует в той форме, которую мы обсуждаем. Ибо всё, о чём мы говорим, — мы ведь об этом именно говорим! То есть вне слов, вне имён нет предмета. Не просто «предмета обсуждения», а предмета как такового! Если даже Вы обсуждаете содержимое вашего холодильника, то это имена-концепты: сырок, морковка и прочее. Уберите язык — и ваше восприятие реальности гаснет и превращается в мерцающий хаос. Стало быть, отправной точкой всякого утверждения является само Утверждающее, то есть сознание. Однако откровение об Аллахе (свят Он и велик) есть откровение о том, чего в этом Утверждающем нет, о том, что отсутствует в непосредственном опыте, в созерцании, в рефлексии.
Иными словами, Аллах (свят Он и велик) есть то, что внеположно оппозиции «Бытие—Сознание». Сознание противостоит Бытию как бесконечному хаосу/абсурду, организуя его через язык в систему, или, если угодно, в сцену, по отношению к которой оно, Сознание, выступает зрителем. Но Сознание ничего не знает о источнике своего происхождения, как глаз не видит самого себя (или зеркало «не видит» своей задней стороны).
Аллах (свят Он и велик) есть данное в откровении имя, которым обозначается категорическая трансцендентность, внеположность самому принципу отражения (то, что заведомо и безусловно исключено из аналогии). Поэтому «неведение сомнений на пути Аллаха» (свят Он и велик) есть акт интеллектуальной героической воли. Эта воля постулирует как безусловное утверждение то, что находится вне присутствия в опыте в самом общем смысле (т. е. вне самой возможности опыта), вне всяких отношений (аналогий, подобий, диалога и т. п.).
3. Не является ли акт принятия веры манифестацией собственного тотального произвола в противовес т. н. «законам природы»? Что здесь важнее: сам факт восстания субъекта против предопределённости или конкретный путь, предложенный Умме Пророком? Другими словами, возможны ли другие манифестации произвола, другие монотеизмы, если угодно? Или иначе: возможно ли изложение доктрины тотальной трансценденции Бога языками, отличными от языка Ислама и монотеизма?
— Восстание субъекта против предопределённости — это акт обречённого героизма, потому что герой (в античном смысле) в момент своего восстания «знает» лишь собственное Сознание, которое подлежит стиранию неумолимым негативом Рока. Он всё равно восстаёт, несмотря на это «знание», и в этом его героизм.
Пророк приходит к герою (приходит именно к касте героев, в первую очередь), чтобы сообщить, что у принципа Сознания есть трансцендентная база, которая отменяет Рок. Герой, оснащённый откровением, — это уже монотеист, обладающий миссией преодоления Бытия и стоящей за Бытием негацией, потому что позитивная «бесконечность» Бытия и негативная бесконечность Рока, как две стороны одной и той же фальшивой монеты, представляют собой силы тотальной инерции — чистой противоположности Духу Божьему.
4. Чем отличается открытость смерти воина-язычника, надеющегося на попадание в Вальгаллу, от отношения к смерти шахида?
— Для воина-язычника смерть есть проблема перехода из одной камеры внутри Бытия в другую. Он весь погружён в Бытие как гирлянду манифестаций на разных уровнях.
Шахид (араб. «свидетель») свидетельствует своей смертью свободу Сознания в его победе над Бытием, потому что Сознание, как нетождество Бытию, и смерть, как абсолютизация этого нетождества, суть, собственно говоря, одно и то же. Шахид в акте свидетельствования утверждает себя как живого в непостижимой альтернативе «сущему» («смертию смерть поправ»).
5. Возможен ли выход на оппозицию бытию-тюремщику лишь по праву рождения в формально мототеистической семье или необходимо осознанное волевое принятие нечто большего, чем рутинное следование предписаний Священных книг и пророков?
— Те, кто «рутинно следуют» — это те, кто стали муслимами, то есть предавшимися, а те, кто совершили «осознанное волевое приятие» — это мумины, то есть истинно верящие.
6. Каков, на Ваш взгляд, примерный процент истинно уверовавших и следующих пути Аллаха в общей массе мусульман?
— Статистика в таких вопросах — дело неблагодарное и греховное, потому что есть такая вещь, которая должна быть известна христианам из их собственных источников, как «соль земли». Сколько нужно «соли», чтобы сделать землю солёной? И кто определяет с какого момента эта земля достаточно солона?
7. Ислам зародился как вооружённое восстание, распространялся не в последнюю очередь силой оружия и в наши дни без колебаний прибегает к насилию как форме прозелитизма. Есть ли разница между силой убеждения и силой принуждения? Вопрос не в том, что мусульмане подвергаются такому же прессингу и отвечают той же монетой. Вопрос по существу: можно ли добиться целей Ислама, уничтожив немусульманские общества, принудив их принять Ислам? Какая форма экспансии богоугодна, если угодно?
— Хотелось бы узнать о последних примерах прозелитизма через насилие? Готов обсудить такие конкретные примеры. Ислам распространялся, как известно из любого учебника истории, не путём принуждения масс к принятию себя, а путём захвата политической власти в немусульманском окружающем пространстве через разгром старых рабовладельческих и феодальных элит. Первоначально арабы-муджахиды на немусульманских территориях отнюдь не приветствовали переход местного населения в Ислам, поскольку считали это посягательством на свою духовную избранность. Низы сами активно входили в Ислам явочным порядком, что привело, в конечном счёте, к свержению халифской династии Омейядов, стоящих на противоречащих Исламу позициях арабской исключительности.
Вопрос о целях Ислама, достигаемых через уничтожение немусульманских обществ выдаёт Ваше непонимание истинной природы Общества как такового. Общество — это пирамида, контролируемая ставленниками князя мира сего, и задача Ислама — это разгром этих ставленников, коллапс пирамиды, нейтрализация мирового правительства, как «Комитета по встрече антихриста». Прозелитизм здесь вообще не при чём. Главное отнять власть у сатаны, а встретят ли радостно освобождение его рабы — это уже их проблема.
8. Как известно, на исходе Средневековья в самоуправляющихся протестантских общинах царили жестокие и мракобесные порядки, сотни тысяч людей жглись на кострах, что ни в какое сравнение не шло с деяниями Инквизиции. Не существует ли вообще тенденции к ужесточению, примитивизации человеческих сообществ, живущих по принципу общины, тем более, если отвергается принцип геронтократии, власти старейших?
— Ни в какой период истории Ислама не сжигались на кострах не то, что сотни тысяч, а просто никто! Проблемы психопатии европейского человечества вне зависимости от конфессии или секты — это психопатология именно европейцев. К тому же геронтократия и вообще языческие наработки никогда не преодолевались в европейском пространстве, а либеральное время — это вообще возвращение к многим архаическим парадигмам (парадокс).
Геронтократия отвергается Исламом, хотя этнические сообщества, держащиеся за адаты, отчаянно этому сопротивляются. Человеческая природа ориентирована на космос и люцифера, а монотеизм пророков гладит человеческую природу «против шерсти».
9. Являются ли США по-прежнему «чёрной дырой», окном возможностей для анти-системного человечества? Если нет, то почему произошло перерождение? Являются ли чёрные дыры (США, Китай, Россия) естественными союзниками или смертельно конкурирующими проектами?
— «Чёрной дырой» США были тогда, когда это была земля общин, «Новый Свет» в полном смысле слова. Это состояние подверглось многократному перечёркиванию и уничтожению. Конституция отцов-основателей, победа республиканского федерализма в Гражданской войне и последующая история превратили США из несостоявшегося проекта «чёрной дыры» в мирового жандарма на службе у «Комитета по встрече антихриста» (КПВА).
Россия актуализировала свой потенциал «чёрной дыры» через мистерию в подвале Ипатьевского дома.
На сегодняшний день никакие «смотрящие» от Системы, никакие олигархи и разбогатевшие люмпены, молящиеся западному либерализму, не смогли перечеркнуть этот статус «чёрной дыры», которая провиденциально разрывает гомогенную ткань глобального общества.
10. Расставьте, пожалуйста, все точки над i по поводу Вашего отношения к идее отделения Кавказа от России. Являетесь ли Вы сторонником объединения республик Южного и Северного Кавказа в единое государство и включения этого государства в некий союз, выходящий за пределы и нынешней России, и нынешнего Кавказа, и выступающий альтернативой западным проектам мироустройства? Ваше отношение к проекту Евразийского союза?
— Евразийский союз — мертворожденная концепция, поскольку его даже не основой, а скорее предлогом к организации, являются «экономические» предпосылки. Аргументация, что за «экономикой» может скрываться политика, не работает, ибо «смотрящие», захватившие власть на постсоветском пространстве, политической идеи не имеют и иметь не могут (деполитизация и деидеологизация подразумеваются самой конституцией РФ).
Союз, выходящий за пределы... — это неизбежность, являющаяся в определённой мере возвратом к первоначальной концепции СССР как открытой системе с потенциалом всемирного расширения («Земшарная Республика Советов»). Позднее СССР был преобразован в москвоцентричный дубликат бывшей российской империи, что предопределило его кризис и крах.
Подлинный союз будущего предполагает сингармонизм региональных центров силы, одним из которых является Центральная Азия (шире, чем «Средняя»), а другим центром, в частности, должен быть Большой Кавказ.
В контексте Большого Кавказа не предусматривается существование самостоятельных бюрократических национал-государств типа Азербайджана или Грузии. Оптимальной перспективой такого регионального центра, в конечном счёте, должна быть конфедерация «Великого Кавказа и Малой Азии» (именно так!). В рамках этой конфедерации Малая Азия утрачивает характеристики турецкого национал-государства, а стало быть, и атавизмы византийского наследия (в том числе «неоосманизм»).
Гарантом связи всех региональных центров силы должна быть единая территория Бореи от Балтики до Берингова пролива и Сахалина. Это политическая территория, которая вплоть до «последней битвы» является «разделителем», не дающим встретиться двум головам царства зверя: Западному Риму и Шамбале.
Китай же в ближайшем будущем, по моему убеждению, перестанет существовать как значимый политический фактор, скорее всего, благодаря внутренней гражданской войне.
11. Что есть смысл сам по себе? В чём его феномен, его ценность?
— «Вне смысла» есть только бесконечный негатив, прикрытый маской универсального Бытия, внутри которой этот негатив непрерывно реализует свою отрицающую сущность. Базовой сущностью негативной бесконечности является именно абсурд в его различных аспектах, подчас весьма тонких. В конечном счёте, Мудрость есть глорифицированное (триумфальное) инобытие абсурда.
Сознание, как точка нетождества, есть ограничение «бесконечного», камень, поднимающийся посреди бескрайних вод. Смысл коренится именно в ограничении «бесконечного», которое всегда негативно, поэтому не самодостаточно и чья претензия на «бесконечность» разрушается самим фактом возможности конечного. Конечное непрерывно снимается негативом, а сознание безусловно противостоит этому негативу, и в этом противостоянии порождает организованное пространство чистого мышления. Смысл — это финализм того, что претендует на неограниченность.
12. Традиция есть преклонение перед Бытием. Целью пути является преодоление иллюзии индивидуальной обособленности от Бытия, перестать быть предопределённым персонажем картины Бытия и обрести свободу в слиянии с этой живой картиной. Монотеизм есть преклонение перед трансцендентным Субъектом. Целью пути является преодоление обособленного Бытия, перестать быть предопределённым персонажем картины Бытия и обрести свободу от картины в подчинении распорядку трансцендентного Субъекта. В первом случае война идёт с порабощающими структурами вселенского сна — иллюзии, во втором — да вроде бы с тем же самым, только без признания индивидуального «Я» частью вражеских сил. В первом случае — Арджуна, сокрушающий своих врагов после разговора с Кришной, во втором — шахид, погибающий по слову имама. В чём принципиальный героический пафос именно монотеистического пути?
— Традиция есть не «преклонение перед Бытием», а просто реальное господство Бытия над Сознанием/Духом. Путь традиции есть реализация в частном индивидуальном случае глобально заданной установки.
Путь героического монотеизма — это борьба Сознания против Бытия, поскольку сознание в центре человеческого сердца есть «блик», отбрасываемый «Абсолютно неданным» в самое средоточие бытийной инерции.
Если продолжить военную метафору Вашего вопроса, Вы спрашиваете примерно следующее: «Какая разница между власовцем, до упора защищающим Берлин, и Александром Матросовым, кидающимся на вражеский дот? Якобы оба сражаются за Россию...».
Абсолютно взаимоисключающи пути, один из которых ведёт к утверждению Верховного тождества, а другой — к разоблачению фальши того, с чем предлагается отождествиться.
13. Христиане не примут исламскую трактовку Иисуса как «просто пророка» и вряд ли примут исламскую эсхатологию, в которой Иисуса во втором пришествии будет сопровождать Махди. Более того, они считают Аллаха, насколько мне известно, другим именем сатаны. Вы связываете это с контаминацией христианства маздеизмом.
1.На чём основано ваше убеждение?
2.Как, по-Вашему, будет выстраиваться тактическое взаимодействие российского христианства и Ислама в рамках общего антизападного фронта?
3.Как возможен эсхатологический стратегический союз христианства и Ислама в такой ситуации? Опыт Вашего общения с Даниилом Сысоевым в радиопередаче Максима Шевченко показывает, что реальный союз крайне сомнителен.
— Сатана является персонализированным и частным аспектом Великого Существа, которое есть не что иное, как Бытие в своей тотальности. Строго говоря, Универсальное Всё есть неведение об Аллахе (свят Он и велик), являясь одновременно фундаментальным первичным творением, потому что само творение есть акт сокрытия Творца. «Природа» же Творца такова, что может выражаться лишь через сокрытие и через неведение, то есть она не может быть выражена в прямом утверждении самоё себя.
Бытие как неведение, естественно, является врагом своего Творца, потому что оно и задано как антитеза Ему, как то, что есть «не-Он».
Что же касается христиан, они, следуя за Павлом, считают Иисуса (мир ему) «Утренней звездой», Денницей (Послания), то есть отождествляют его с аполло/люцифером. С точки зрения монотеизма отождествить одного из его величайших пророков, «Нового Адама», который является омегой, закрывающей человеческий цикл, с Великим Существом (а это, безусловно, имеет место в вероучительной практике христианства) — это серьёзнейшее заблуждение.
Маздеизм, точнее митраизм, опирается на теологический концепт троицы «Зерван—Ахурамазда—Свентаманью» и мистериальная драма этой троицы, миссия Ахурамазды по спасению света, похищенного Ариманом, и все аспекты этого концепта буквально совпадают с общей парадигмой христианского учения, вплоть до самых мелких деталей (как, например, нисхождение Святого Духа в виде голубя ко Христу и вознесение их обоих в фаворском свете). Так что здесь всё достаточно на поверхности для тех, кто знаком с древнеиранской доктриной и её различными рамификациями вплоть до манихейства. Христианство просто единственная форма «световой доктрины», которая говорит на псевдобиблейском (эллинизированном) языке.
Что же касается Даниила Сысоева, то это был религиозный психопат с крайне провокационным драйвом, который не репрезентативен в контексте возможностей практического взаимодействия на антилиберальной и антизападной платформе.