Детские игры (15.10.2007)

15 октября 2007

Взрослые ли люди делают историю? То, что история — не детская игра, инстинктивно понимает любой подданный, жертва, так сказать, этой истории. Но вот понимают ли это правители, догадываются ли они, почему периодически отпущенное им (на игру?) время кончается с большим треском?

Есть мнение, что царский режим развалился, потому что заигрался с распутинщиной и не успел подготовиться к войне. Не наштамповали огромного количества патронов и бескрайних штабелей трехлинеек, не настроили достаточно «Ослябей» и «Пересветов». А те, что успели построить, потопили японцы перед первой русской революцией и немцы — перед второй.

Советский режим рассыпался не оттого, что созданные им горы оружия были невысокие. Никто тогда не успел потопить и «Адмирала Кузнецова» с «Адмиралом Горшковым», до самого конца советской власти они продолжали «грозно бороздить». Советский режим пал оттого, что прогнил.
Душу мучает такой вот абстрактный вопрос: гнилее ли нынешний режим того, что был при Михаиле Сергеевиче Горбачеве? Ответить на это окончательно можно, только пригласив специалистов-паталогоанатомов, без них мы можем только нащупать общий подход.

Ведь что такое политическая гнилость режима, та самая, про которую, заливисто смеясь, молодой Ленин говорил пришедшему его арестовывать приставу: «Стена-то гнилая. Ткни — и развалится»? Гнилость данного рода определяется несоответствием того, что чиновники говорят, тому, что делают. Например, говорят «Мы всем даем», а сами хапают — это точно режим гнилой! А когда говорят «Всем — шиш» и при этом хапают, то тут как бы соответствие, так что, может быть, нынешний режим против бывшего выходит даже и честнее, в разбойном, конечно, смысле.

Но вот то, что нынешний режим инфантильнее предыдущего (являясь в кадровом аспекте его прямым наследником и продолжателем) — тут и к бабке не ходи!
Есть такая детская игра, когда детишки меняются ролями: «Сейчас ты разбойник, а я милиционер, а потом будем наоборот! Хорошо?» Конечно, хорошо! А еще лучше: «Сейчас ты будешь главный, а потом я. А потом опять ты...»

И носятся дети с визгом и хохотом по огромному примолкшему дому, в котором куда-то подевались взрослые (то ли на работу ушли, то ли уж все прямо на фронт). Да и дети ли носятся? С одной стороны посмотришь — как будто дети. А вот с другой приглядишься — как будто карлики маленькими детьми притворяются, кувыркаются... Жуть берет! Да и игры эти становятся все более разнузданными: «Сперва я к тебе залезу в штанишки, а потом ты ко мне». А затем уж и вовсе: «Сначала ты снимешь штаны, а потом и я сниму».

Бесполезно плещутся в стылых портах «Осляби» и «Пересветы», выкресты из бывших «Кузнецовых». Да хоть бы посшибались они все бронированными скулами и так в обнимку торжественно ушли бы под свинцовые воды северных морей (ракеты-то все равно ни фига не взлетают).
«Лодки утонули», — остановившись на миг, выдохнут разом карлики. И ну дальше вверх-вниз по лестницам взапуски: «Сегодня играем, что ты большой, а завтра — что опять я!» Стонет ветхий домище всеми своими деревянными конструкциями (когда-то слаженными без единого гвоздика, отчего им теперь не легче), мечтает, чтоб пришли с фронта взрослые... Надавали бы подзатыльников не в меру расшалившимся деткам (пинков под зад чертовым карлам?) и прекратили бы шумное безобразие. Вздохнет тогда полной грудью заслуженное строение, и во всех его покоях воцарится шекспировское «молчание».

ВЫПУСК № 38 (483) Деловой еженедельник «Компания»