В России творятся странные дела, которые по своему сценарию выходят за всякие рамки, не имеют никаких прецедентов (разве что в каких-то отдаленных закоулках истории) и рвут со всякой политической логикой...
Как могло получиться, что министр внутренних дел республики стреляет при свидетелях в голову безоружного, несопротивляющегося политического оппозиционера, который является международно известной публичной фигурой, да еще при этом за полчаса до выстрела летел на одном самолете с президентом этого самого министра-киллера?
Ситуация настолько чудовищна и с самых циничных углов зрения настолько абсурдна, что некоторые головы сразу же после известия об убийстве стали искать конспирологические объяснения. Дескать, преступление каким-то образом организовал Буш или даже сам Маккейн (не иначе как в поддержку своей избирательной кампании!)... Другие ссылались на печально известную практику израильского Моссада. Люди не хотели верить, что такое бывает. Даже эскадроны смерти в Чили и Аргентине убивали не в присутствии президентов и не руками членов правительства!
Теперь, однако, к большому сожалению тех, кто хотел бы как-то «отмазать» от прямого и кровавого криминала номенклатурный истеблишмент, все точки над ï расставлены.
Магомед Евлоев оказался с Зязиковым в одном самолете по совпадению, которое, тем не менее, не было слишком невероятным: из Москвы в Назрань ежедневно всего один рейс. Евлоев летел из Европы, и предупредить Мусу Медова, который прибыл встречать оппозиционера с целым кортежем к трапу самолета мог только один человек — сановный попутчик убитого. Что касается министра-убийцы, ингушское общество во всех своих элементах слишком взаимосвязано и слишком прозрачно для самого себя, чтобы в такой акции, совершенной при хотя бы даже самых приближенных охранниках, могла бы остаться хоть какая-нибудь неясность. Никакой охранник не захочет быть причастным к этому делу, потому что институт кровной мести — это вам не какой-то Гаагский трибунал!
Таким образом, сегодня уже является пройденным и ненужным делом требовать объективного расследования и установления виновных: виновные определены и им предъявлен счет по самой высшей мере.
Каждому понятно, что за объявлением кровной мести со стороны тейпа жертвы стоит консолидированное решение всего ингушского народа. Поэтому исход этой ситуации технологически однозначен. Значима другая, политическая, сторона этого вынесенного тейпом Евлоева решения. Кремль оказывается в крайне невыгодном и двусмысленном (чтобы не сказать попросту «дурацком») положении...
Оставить сейчас Зязикова на его посту — значит согласиться с тем, что он будет убит в статусе президента. Во-первых, казнь президента северо-кавказской республики согласно адату продемонстрирует то, что Москва пытается скрыть от мира всеми силами: неуправляемость политического процесса в этом регионе. Во-вторых, такой исход будет беспрецедентным, ибо до сих пор не погибал еще ни один «избранный» президент национального «субъекта федерации» (разумеется, никакие параллели с трагической историей Чеченской республики проводить нельзя, ибо Чечня и при Дудаеве, и при Масхадове, и при Кадырове была воюющей стороной и находилась в особом положении).
Снятие же Зязикова с поста президента будет означать публичное признание Москвой легитимности обвинений в его адрес и фактически станет выдачей скомпрометированного функционера на расправу. Трудно сказать, что является более несообразным той позиции, которую официальная Москва пытается занимать в отношении Кавказа.
Однако, честно говоря, вторая версия с точки зрения Москвы должна представляться меньшим злом: Зязикову и Медову будет как бы предоставлен шанс сбежать и скрыться от ингушского народа где-нибудь в Китае.
Почему в Китае? Дело в том, что почти в любом другом месте убийцы Евлоева будут подвергаться опасности захвата спецслужбами США, для которых они представляют юридический интерес как возможные свидетели в будущем. (Впрочем, возможно именно это соображение как раз и не позволит Кремлю отпустить их с того, что в свое время принято было называть «постом обреченных».)
Отдельно следует высказаться о заявлении ингушской оппозиции в отношении Руслана Аушева.
Решение дезавуировать собранные с таким трудом и опасностями 80 тысяч подписей в поддержку требования вернуть Р. Аушева на президентский пост может показаться на первый взгляд странным и ошибочным: заявление ингушской оппозиции как будто перечеркивает все эти усилия и демонстрирует неуважение к поставившим свои подписи.
Но это именно на первый взгляд!
Рано или поздно эти 80 тысяч «подписантов» задали бы себе тот же самый вопрос, который авансом озвучила в своем заявлении оппозиция: почему не видно Руслана Аушева, который в прекрасном интервью, данном «Новой газете» сразу после заноса собранных подписных листов в Кремль, обещал: «Если народ будут бить — я буду с народом».
Вот вроде бьют... Точно, бьют! Убивают!
За неимением под рукой самого Руслана большинство из тех, кто за него подписывался, неизбежно обратило бы свое негодование на тот самый оргкомитет, который и втянул их в кампанию сбора подписей за человека, впоследствии обманувшего ожидания.
Оппозиция проявила неожиданное и нестандартное политическое чутье, отмежевавшись от ключевой харизматической фигуры, вокруг которой она до сих пор выстраивала собственную значимость. И в данном случае совершенно неважно, чем объясняется затянувшаяся пауза в реакции Р. Аушева на трагические события: форс-мажором или какими-то иными причинами... Оппозиция воспользовалась этой паузой и тем самым создала совершенно новую политическую обстановку с очень важными последствиями.
Ведь Руслан Аушев упомянут в этом заявлении не один! Вместе с ним дезавуирована вся ингушская номенклатурная обойма, к которой активные силы общества были вынуждены так или иначе апеллировать. Это значит, что в лице руководства оппозиции на сцену выходит новое поколение публичных политиков, которые не имеют завязок с московской бюрократией и переросли роль организационных и технологических менеджеров протестных мероприятий.
Заявление оппозиции при всей его провоцирующей неожиданности — это политически точный ход, который превращает всех выращенных доселе Москвой знаковых номенклатурщиков Ингушетии в банальных аутсайдеров.
Преступная расправа над Магомедом Евлоевым в историческом смысле оказывается не менее инструментальной для судеб Кавказа, чем вся российско-грузинская война, одним из следствий которой она стала (ибо без ажиотажа и «мутной воды», сгенерированных этой войной, вряд ли бы Зязиков-Медов решились бы на такое откровенное преступление).
Мученическая смерть Евлоева находится парадоксальным образом и в прямой связи с признанием Москвой независимости Южной Осетии и Абхазии. Ведь это признание создало политический фон для требования выхода из состава России, которое оппозиция выдвинула сразу после убийства оппозиционера.
Магомед Евлоев своей смертью открыл дорогу к необратимым изменениям на Кавказе. Он был из числа тех, кого киллеры в погонах с ненавистью и страхом называют «молящимися». Он стал, иншаАллах, шахидом. Да примет Аллах его жертву и да введет его в Свой рай.
В России творятся странные дела, которые по своему сценарию выходят за всякие рамки, не имеют никаких прецедентов (разве что в каких-то отдаленных закоулках истории) и рвут со всякой политической логикой...
Как могло получиться, что министр внутренних дел республики стреляет при свидетелях в голову безоружного, несопротивляющегося политического оппозиционера, который является международно известной публичной фигурой, да еще при этом за полчаса до выстрела летел на одном самолете с президентом этого самого министра-киллера?
Ситуация настолько чудовищна и с самых циничных углов зрения настолько абсурдна, что некоторые головы сразу же после известия об убийстве стали искать конспирологические объяснения. Дескать, преступление каким-то образом организовал Буш или даже сам Маккейн (не иначе как в поддержку своей избирательной кампании!)... Другие ссылались на печально известную практику израильского Моссада. Люди не хотели верить, что такое бывает. Даже эскадроны смерти в Чили и Аргентине убивали не в присутствии президентов и не руками членов правительства!
Теперь, однако, к большому сожалению тех, кто хотел бы как-то «отмазать» от прямого и кровавого криминала номенклатурный истеблишмент, все точки над ï расставлены.
Магомед Евлоев оказался с Зязиковым в одном самолете по совпадению, которое, тем не менее, не было слишком невероятным: из Москвы в Назрань ежедневно всего один рейс. Евлоев летел из Европы, и предупредить Мусу Медова, который прибыл встречать оппозиционера с целым кортежем к трапу самолета мог только один человек — сановный попутчик убитого. Что касается министра-убийцы, ингушское общество во всех своих элементах слишком взаимосвязано и слишком прозрачно для самого себя, чтобы в такой акции, совершенной при хотя бы даже самых приближенных охранниках, могла бы остаться хоть какая-нибудь неясность. Никакой охранник не захочет быть причастным к этому делу, потому что институт кровной мести — это вам не какой-то Гаагский трибунал!
Таким образом, сегодня уже является пройденным и ненужным делом требовать объективного расследования и установления виновных: виновные определены и им предъявлен счет по самой высшей мере.
Каждому понятно, что за объявлением кровной мести со стороны тейпа жертвы стоит консолидированное решение всего ингушского народа. Поэтому исход этой ситуации технологически однозначен. Значима другая, политическая, сторона этого вынесенного тейпом Евлоева решения. Кремль оказывается в крайне невыгодном и двусмысленном (чтобы не сказать попросту «дурацком») положении...
Оставить сейчас Зязикова на его посту — значит согласиться с тем, что он будет убит в статусе президента. Во-первых, казнь президента северо-кавказской республики согласно адату продемонстрирует то, что Москва пытается скрыть от мира всеми силами: неуправляемость политического процесса в этом регионе. Во-вторых, такой исход будет беспрецедентным, ибо до сих пор не погибал еще ни один «избранный» президент национального «субъекта федерации» (разумеется, никакие параллели с трагической историей Чеченской республики проводить нельзя, ибо Чечня и при Дудаеве, и при Масхадове, и при Кадырове была воюющей стороной и находилась в особом положении).
Снятие же Зязикова с поста президента будет означать публичное признание Москвой легитимности обвинений в его адрес и фактически станет выдачей скомпрометированного функционера на расправу. Трудно сказать, что является более несообразным той позиции, которую официальная Москва пытается занимать в отношении Кавказа.
Однако, честно говоря, вторая версия с точки зрения Москвы должна представляться меньшим злом: Зязикову и Медову будет как бы предоставлен шанс сбежать и скрыться от ингушского народа где-нибудь в Китае.
Почему в Китае? Дело в том, что почти в любом другом месте убийцы Евлоева будут подвергаться опасности захвата спецслужбами США, для которых они представляют юридический интерес как возможные свидетели в будущем. (Впрочем, возможно именно это соображение как раз и не позволит Кремлю отпустить их с того, что в свое время принято было называть «постом обреченных».)
Отдельно следует высказаться о заявлении ингушской оппозиции в отношении Руслана Аушева.
Решение дезавуировать собранные с таким трудом и опасностями 80 тысяч подписей в поддержку требования вернуть Р. Аушева на президентский пост может показаться на первый взгляд странным и ошибочным: заявление ингушской оппозиции как будто перечеркивает все эти усилия и демонстрирует неуважение к поставившим свои подписи.
Но это именно на первый взгляд!
Рано или поздно эти 80 тысяч «подписантов» задали бы себе тот же самый вопрос, который авансом озвучила в своем заявлении оппозиция: почему не видно Руслана Аушева, который в прекрасном интервью, данном «Новой газете» сразу после заноса собранных подписных листов в Кремль, обещал: «Если народ будут бить — я буду с народом».
Вот вроде бьют... Точно, бьют! Убивают!
За неимением под рукой самого Руслана большинство из тех, кто за него подписывался, неизбежно обратило бы свое негодование на тот самый оргкомитет, который и втянул их в кампанию сбора подписей за человека, впоследствии обманувшего ожидания.
Оппозиция проявила неожиданное и нестандартное политическое чутье, отмежевавшись от ключевой харизматической фигуры, вокруг которой она до сих пор выстраивала собственную значимость. И в данном случае совершенно неважно, чем объясняется затянувшаяся пауза в реакции Р. Аушева на трагические события: форс-мажором или какими-то иными причинами... Оппозиция воспользовалась этой паузой и тем самым создала совершенно новую политическую обстановку с очень важными последствиями.
Ведь Руслан Аушев упомянут в этом заявлении не один! Вместе с ним дезавуирована вся ингушская номенклатурная обойма, к которой активные силы общества были вынуждены так или иначе апеллировать. Это значит, что в лице руководства оппозиции на сцену выходит новое поколение публичных политиков, которые не имеют завязок с московской бюрократией и переросли роль организационных и технологических менеджеров протестных мероприятий.
Заявление оппозиции при всей его провоцирующей неожиданности — это политически точный ход, который превращает всех выращенных доселе Москвой знаковых номенклатурщиков Ингушетии в банальных аутсайдеров.
Преступная расправа над Магомедом Евлоевым в историческом смысле оказывается не менее инструментальной для судеб Кавказа, чем вся российско-грузинская война, одним из следствий которой она стала (ибо без ажиотажа и «мутной воды», сгенерированных этой войной, вряд ли бы Зязиков-Медов решились бы на такое откровенное преступление).
Мученическая смерть Евлоева находится парадоксальным образом и в прямой связи с признанием Москвой независимости Южной Осетии и Абхазии. Ведь это признание создало политический фон для требования выхода из состава России, которое оппозиция выдвинула сразу после убийства оппозиционера.
Магомед Евлоев своей смертью открыл дорогу к необратимым изменениям на Кавказе. Он был из числа тех, кого киллеры в погонах с ненавистью и страхом называют «молящимися». Он стал, иншаАллах, шахидом. Да примет Аллах его жертву и да введет его в Свой рай.
Аллаху Акбар!
3 сентября 2008 г.