Стабильные кладбища (30.06.2008)

30 июня 2008

Незабвенный Ножкин пел пару поколений назад: «А на кладбище все спокойненько, / Ни друзей, ни врагов не видать...» Это тогда был юмор такой, критика тогдашних месткомов и парткомов, которые не давали жить нормальному человеку. Вот и приходилось уединяться среди могилок с бутылкой и после очередного стакана становиться конфидентом «Бобка», тихих откровений мертвецов, неспешно беседующих о своем...

Понятно, что кладбища — это экстремальный образ окончательного спокойствия. С другой стороны, никто не будет спорить, что в этом месте последнего упокоения достигается наивысшая в подлунном мире стабильность и предсказуемость. Сочетание кладбищенской безнадеги с этими достойными ценностями — это, как сказали бы во времена Ножкина, диалектика. Однако она «работает», как оказалось, и по ту сторону океана, а не только в бывшей стране победившего социализма.

Недавно Кондолиза Райс выступила с очередной программной статьей, где объявила стабильность высшей политической ценностью для Соединенных Штатов. Дескать, у кого нет стабильности, мы, США, с ним и разговаривать не будем. Более того, объяснила госпожа Райс, мы можем даже силой принудить тех, у кого стабильности маловато, к тому, чтобы они стали постабильнее. И вообще, — добавила почти такими же словами госсекретарь США, — мы обожаем сражаться за мир!

Приехали! Я всегда знал, а минувшее поколение советских людей, не дожившее до коммунизма, об этом догадывалось, что Советский Союз и Соединенные Штаты Америки — близнецы-антиподы. Мосфильм — Голливуд, Берия — Маккарти... Даже производственная тематика в искусстве одинаковая — что в бывшем СССР, что в пока еще существующих США. У нас, например, фильм «Гараж», а у них — «Аэропорт», каждому свое. Но вот когда обнаруживаешь, что уже обе стороны одинаково «сражаются за мир», тут что-то ломается в психике...

Честно говоря, СССР не сразу стал сражаться за мир, а только после смерти Сталина. Усатый осетин все-таки воплощал «мужское измерение» советской политики. Бабистый Хрущев, обожавший беседовать в телевизоре с председательницей колхоза Марией Загладой, сразу объявил стабильность главной задачей социализма.
Спокойствие, предсказуемость, отсутствие стрессов психологическая наука испокон веков считала ценностями, присущими женскому полу. С наступлением эры матриархата — независимо от фактического прихода женщин на руководящие посты — воцарилась гендерная политкорректность, всецело ориентирующаяся на «женские» идеалы. Эту линию в Соединенных Штатах с успехом взялась развивать Кондолиза Райс (чем-то напоминающая запавшую мне в душу с детства Марию Загладу, только без цветастого платочка).

Проблема в том, что сумма всех политкорректных позитивов образует идеальное пространство для развития психопатии. Как только вы провозглашаете в качестве цели стабильность и предсказуемость, все вокруг — и вы в том числе — начинают «умываться красной юшкой». В результате торжествует диалектика. Как в Ираке!

Кондолиза-то не просто так все это заявила, а со значением. Она напирала на то, что стабильности не хватает в России. Надо понимать, угрожает!

Но тут есть вот какой момент: Россия больше не сражается за мир. Это сильная асимметрия, которая может создать чертовой ведьме большие проблемы. У нас ведь кроме Ножкина есть и другие похоронные традиции, которые мы всегда можем извлечь к месту. Например, циничная зэковская мудрость, которой я хочу испытать американскую госсекретаршу на толерантность: «Умри ты сегодня, а я завтра».
Извините...

ВЫПУСК № 25 (518) Деловой еженедельник «Компания»