Брахманы и современность

Сенсационный ход папы римского, объявившего о своём отречении, назначенном на 28 февраля 2013 года, вновь поставил вопрос о том, какова же на самом деле роль клерикальных кругов в современном мире.

Вопрос надо формулировать именно исходя из «клерикальных кругов», как класса, или, что гораздо точнее, касты. Действительно разговоры о роли «религии» в современном обществе идут практически постоянно, но они ни на шаг не приближают экспертов к пониманию реальной ситуации. В лукавой постановке вопроса о «религии» смешано несколько принципиально различных факторов, некоторые из которых диаметрально противоположны друг другу.

В XIX веке, когда левое движение, с лёгкой руки Маркса, заявившее претензии на «научность» и «универсализм» стало повышать капитализацию наследия французских просветителей, вопросы о содержательной стороне религии и о церкви, как общественно-политической силе, смешивали совершенно сознательно. Такой титан мысли как Маркс, прошедший школу немецкой классической философии, конечно, прекрасно понимал, что попы — это одно, а теология как доктрина, или, ещё точнее, теология, как метафизическая истина, — это совсем другое.

Однако из чисто конъюнктурных соображений ни Маркс, ни его современники, ни его последователи и эпигоны не могли позволить себе роскошь различать между клерикальным истеблишментом и вопросом о духовной подлинности религиозного мировоззрения. Тогдашнее либеральное общество, включавшее в себя широкие массы мелкой городской буржуазии, вошедшей в актуальную политику, просто было готово к такому различению. На уровне непосредственной реакции, в принципе, такой же, как и у верующих низов, физически предъявленные служители церкви не отличались от содержательной части вероучения, которое они представляли.

Так было не всегда. XVIII, XIX, да и XX века — это время глубокого интеллектуального упадка западного человечества, когда за исключением узких университетских кругов «образованщина» тогдашней Европы практически полностью утратила контакт с интеллектуальными реалиями Возрождения (не говоря уже о Средневековье!).

В эпоху катаров, анабаптистов, гуситов, Реформации прописной истиной было то, что Церковь является врагом Духа, а попы представляют собой злостных исказителей божественного откровения. Войны против Системы велись под религиозными знамёнами во имя религиозной правды, а клерикалы рассматривались как верхушка социальной пирамиды, обеспечивающая легитимность земных тиранов. Религиозные войны были проиграны радикалами переходного периода, что, возможно, явилось одной из причин, по которым Маркс — в общем-то не чуждый ни метафизике, ни теологии мыслитель — счёл нужным предъявить себя в качестве научного материалиста новому протестному движению.

Религиозные войны, ведомые как гностиками анабаптистских сект, так и рационалистами-протестантами, потерпели поражение от воинствующей Церкви, которая определила эпоху своего контрнаступления как «Контрреформацию». Это было время торжества абсолютистских бюрократических монархий, за которыми высилась исполинская тень жреческой пирамиды, воплощавшей в себе полную доминацию над поверженным человеческим фактором и категорическое исключение использования сакрального логоса для обоснования революции.

Бурная история Европы этого периода, как шекспировская пьеса в сгущённой форме, концентрирует и описывает всемирно-историческую проблему социума в его кастовой структуре. Коль скоро мы говорим об обществе, мы должны принять за аксиому, что оно всегда строится на идее Блага как некой сверхцели, мотивирующей все многообразные формы солидарности между людьми. И взаимоотношения между работодателем и работником, и дисциплина подчинённого в отношении начальства, и гармония между мужем и женой, родителями и детьми — всё это вращается вокруг идеи Блага как последней высшей цели, определяющей смысл «естественного человечества».

Это «Благо» можно назвать по-другому, можно снизить платоновский пафос в значении этого термина. Например, в Конституции США Благо проходит под псевдонимом «счастья». Этот основополагающий документ постулирует, что США — это та площадка, где все граждане имеют равные возможности в преследовании главной жизненной цели любого человека — счастье. Довольно близко к американской версии выстраивалась и советская идеологема, определявшая цели и смыслы существования социалистического строя. Но, как бы то ни было, за всеми версиями предлагаемого людям высшего позитива стоит платоновская концепция Блага как Бытия.

В действительности, это совершенно метафизическая концепция, прописанная не только у великих эллинов, но, прежде всего, в индийской метафизике, которая является наиболее полным выражением «высокого жреческого мировоззрения»: Бытие — Сознание — Блаженство (Сат — Чит — Ананда, на санскрите). У Платона индийский концепт сознания из этой триады выступает в специфическом обличье Идеи.

Мы говорим в данном случае о том, что концепция Блага (= Бытие) является всецело достоянием так называемых «духовных кругов», которые спускают её остальному человечеству, как бы сообщая страждущим и угнетённым в этой земной юдоли, что вообще говоря, Благо возможно. Совершенно неважно, каким образом оно возможно! Может быть, Благо достижимо в жизни «будущего века», может быть, сразу после индивидуальной кончины... В других версиях допускается реальность достижения Блага в земном существовании. В консервативной эпохе это может быть Благо этическое, реализуемое через самопожертвование, аскезу, благотворительность. Наконец, в эпохи более грубые, где доминируют натуры чувственные и скептические, Благо может предстать в образе гедонистических наслаждений или уж, в совсем крайнем случае, как потребление на просторах супермаркетов, как шопинг!

В предельном нисхождении человеческого потенциала в истории Благо начинает отождествляться с самим Обществом как таковым. То есть «Общество» — это и есть Благо, безальтернативное, безусловное и абсолютное, за пределами которого существует только заблуждения, криминал или — совсем ужасное — экстремизм, впадение в грех «атеизма» в отношении Общества, превращённого в божество.

Такой крайний исход, который является ментальным положением дел современного человечества, означает лишь то, что Бытие, которое представляет собой собственно ключевую ипостась Блага, трансформировалось без остатка в социальную ткань, стало социальным. Ничто в нынешнюю эпоху не существует иначе как социально. Сказать о чём-либо, что оно «есть» — означает сказать, что это нечто является тем или иным аспектом социального. Это относится к ссылке на сферу духовного (Небо, Олимп, Мессия, Бог) к сфере природного (климат, космос, леса, экология), к сфере антропологического и т. д. Нет в современном мировосприятии ничего, что существовало бы «объективным» образом, ибо «объективное» стало социальным.

Эта трансформация произошла в последние несколько поколений, хотя западное человечество шло к такой трансформации с момента написания «Республики» Платоном. У этого движения были зигзаги и откаты. Взрыв объективной духовности на европейском континенте потому-то и именуется историками последних нескольких столетий «Тёмными веками» и «Средними веками», что те времена представляли собой то положение дел, при котором объективный Дух господствовал над Обществом, и Общество только мечтало его приручить, подчинить и поглотить.

Однако важнейшим в нашем дискурсе является то, что и тогда, когда Дух царил над людьми, и тогда, когда Дух в невидимых, но неумолимых цепях превращён в простой атрибут социального, равным образом организаторами и кураторами человеческого пространства были и остаются те, кто контролируют семантику понятия «Благо». Мы говорим о клерикальном истеблишменте, о жрецах, о брахманах, иными словами, о той касте, в руках которой находятся секреты Solve et Coagula — «разрешай» и «связывай». Право «вязать» и «развязывать» (узлы) является центральным содержанием духовного авторитета, который не изменился в своём метафизическом принципе за все тысячелетия вплоть до сегодняшнего дня, но лишь модифицировал свои технологии манипуляции человеческим фактором.

После достижения победы над религиозным протестом, которая далась Церкви большой кровью, клерикалы поняли, что привычная встроенность в цельную пирамиду «Большого Общества» влечёт за собой слишком высокие риски. «Тёмные» и «Средние» века также дались духовенству нелегко. Это было постоянная битва против касты воинов, которые непрерывно пытались оспорить духовный авторитет и построить мир, которым правит меч, а не сутана. Однако после разгрома тамплиеров и Столетней войны проблема рыцарства была решена лишь для того, чтобы тут же перейти в проблему мистически настроенного «третьего сословия».

Духовенство решилось на радикальный ход — отделение Церкви от государства! Для того чтобы осуществить такую операцию, Церкви потребовался Либеральный клуб — люди свободных профессий, живущих на гонорары, получаемые за социальные услуги (в отличие от ремесленников и крестьян, чья жизнь зависела от производства материальных продуктов).

Либеральный клуб при закулисной модерации клерикалов быстро превратился в самостоятельную политическую силу, чьим собственным дискурсом стал скепсис, рационализм и сенсуализм. Именно ему, этому клубу, Церковь «доверила» предельно сниженную интерпретацию понятия Блага как гедонистического комфорта любой ценой в рамках формальной «законности».

Самым же гениальным ходом клерикалов было выдвижение Либерального клуба как глашатая революционных преобразований от имени буржуазии, в то время как либералы никоим образом к буржуазии не принадлежали. Изначально либералы представляли собой верхний «гламурный» эшелон деклассированных элементов, которые стали появляться в эпоху кризиса позднего феодализма и бюрократической стагнации абсолютистских монархий.

Буржуазия — «третье сословие» — по большей части не разделяло либеральных идей, как правило, ориентируясь на следование наиболее консервативным слоям духовенства. Это не помешало клерикалам провозгласить политическую волю общества к преобразованиям от имени буржуазии (Аббат де Сиес):

«Кем было „третье сословие“? — Ничем! — Кем оно должно стать? — Всем!».

Фактически этот якобы выход буржуазии на историческую авансцену воплотила в своих персонах кучка адвокатов и демагогов, в действительности представлявших Либеральный клуб (Робеспьер и другие). С тех пор адвокаты играют знаковую роль, как застрельщики всех и всяческих протестных движений...

Европейское человечество ещё несколько поколений шло к поставленной жрецами задаче — отделить социальную структуру от клерикальной организации. С точки зрения обывателя, то, что называется «лаицизмом» или «секулярностью», есть несомненная победа прогресса с его атрибутами агностицизма, здравого смысла и вседозволенности. На самом деле, хозяева дискурса, которые формируют смыслы, транслируя их для взрослых через медийные каналы, а для детишек — через разветвлённую образовательную систему, исходят из фундаментальной сопряжённости с этими «духовными кругами», освободившими себя за счёт отделения Церкви от государства, от всякой политической ответственности, и от всякого исторического риска.

Придаточным звеном от реальных клерикалов к светскому общественному пространству всегда были и остаются клубы так называемой «светской религиозности» — те круги, которые исходят из императивов идеалистических представлений о смысле и назначении исторического процесса, однако, при этом не вовлекаются в мистериальное пространство сакральных институтов и находятся вне жреческой касты. Представители этой «светской религиозности» пронизывают практически все этажи политической надстройки современных государств, контролируя удержание хода событий в русле, намеченном на гораздо более высоком уровне.

Клерикальная каста ведёт долгосрочную игру, поскольку мыслит во временных терминах, далеко выходящих за рамки не только поколения, но и эпохи. Либералы, которые начинали как вполне пристойные искатели правды с рациональным скептическим подходом к вековым догмам, сегодня завершают своё политическое существование в образе больных клоунов, помешанных на сексуальных извращениях. Очевидно, что ни один политический клуб, какие бы связи и какие бы финансовые ресурсы он ни аккумулировал, не способен остаться на плаву в потоке истории, если он делает ставку на извращения фундаментальной антропологической модели человека. Судьба «протолибералов» эпохи римской поздней античности — достаточный тому пример, если кого не убеждает сугубо логическая справедливость этого тезиса.

Именно в этом контексте следует понимать отречение папы: Церковь, которая до этого и так стояла над разлагающимся и катящимся в тартарары западным обществом, сделала этим ходом как бы второй вынос себя за скобки. Святой Престол продемонстрировал хлопающими глазами от недоумения обывателю, что обладатели ключей от подлинного Блага не берут на себя ответственность за инфернальный идиотизм евробюрократий (и всех прочих бюрократий), а, стало быть, все те силы, которые скрыто стоят под стягом традиционализма, получают сигнал о делегитимизации сегодняшнего мироустройства. Благо теперь ни с теми, кто пока ещё задаёт тон в современности; а значит Бытие также скоро будет отнято у них.