Парад суверенитетов — последний?
Парад суверенитетов — последний?
Самой удивительной чертой страны, в которой никто никогда не придавал значения закону, является долгий въедливый утомительный диспут о правовых вопросах. Быть России федеральной или унитарной? На первый взгляд, какая разница: в нашей стране все равно конституцию никто не читает, что, то и дело, обнаруживается при анализе вновь «сотворенных» законов. Что бы там ни было написано, как скажут — так и будет. В стране действует право неформальное, телефонное, существует масса подзаконных актов, практически в любом законе, если постараться, можно отыскать противоречия с федеральной конституцией... И вдруг возникает проблема: как так, оказывается региональные конституции не приведены в соответствие с федеральной, понимаешь!
В действительности вопрос не сводится к византийским играм внутри госаппарата, хотя и они играют немалую роль в процессе выстраивания пресловутой «вертикали власти». У людей, которым, во-первых, по-настоящему дорого единство и целостность своей страны, а, во-вторых, сохраняется хотя бы короткая историческая память, критика федерализма должна вызывать острую настороженность. Вспомним, что в последние годы перестройки демократы, планировавшие развал Союза, выступали с резкими нападками на якобы нелепое устройство Советской империи. Коммунисты-де превратили великую Россию в собрание республик, нарезали по национальному принципу псевдогосударство... Все эти разговоры нужны были для того, чтобы психологически подготовить распад единой территории. Сегодняшний возврат критики многоукладности российского государственного устройства кажется не менее подозрительным.
Федерализм никогда никакому великому государству не мешал быть единым и вести наступательную политику. Суть в том, что многоукладность — наилучшая правовая конструкция для страны, решающей некие масштабные задачи и нуждающейся в мобилизации своих ресурсов. История это подтверждает: древнейшая федералистская структура была присуща ахменитскому Ирану — империи высшей степени многоукладной. Несмотря на федерализм, Кир сумел мобилизовать почти полуторамиллионную армию для похода на Балканы. В новейшие времена критикуемый унитаристами СССР явился страной, способной на беспрецедентную мобилизацию, продемонстрировав колоссальный запас внутренней прочности. Кстати, главным критиком его федерального устройства — тогдашним унитаристом, так сказать, — был Адольф Гитлер, считавший, что многонациональное политико-правовое устройство сталинской державы делает ее Колоссом на глиняных ногах.
С другой стороны, известные унитаристские образования отличались исторической пассивностью и мобилизационной слабостью. Образцовым унитаристским государством был императорский Китай — крайне забюрократизированное государство, выстроенное с максимальным единообразием на всех своих территориях. Эта страна жила тысячелетиями от катастрофы к катастрофе, проходя через агонии чудовищных гражданских войн.
Впрочем, современных адептов унитаризма не интересует историческая правда о реальных преимуществах той или иной модели. Не интересует их и оптимизация политического потенциала России. Правда состоит в том, что существующая сегодня власть не нуждается в мобилизационных моделях: ей не для чего проводить мобилизацию, у нее нет ни проекта, ни цели, что особенно хорошо видно не столько по официальному Кремлю с его уже не смешными поисками национальной идеи, сколько по критикам и оппонентам этого Кремля. Когда безыдейной власти противостоит не менее безыдейные коммунисты и националисты, это уже не правовой, а цивилизационный кризис!
Именно по этому власти нужна вся эта истерическая демагогия об укреплении «вертикали власти». Унитаризм — гениальная находка проходимцев, называющая себя «политтехнологами», новых распутиных и бадмаевых от интеллектуализма. Дело в том, что именно этот унитаристский «дискурс», ведя страну в бездну слабости, конфликтов и противостояний, одновременно создает видимость заботы об укреплении государства, имеет внешне стимулирующий допинговый эффект. Слово то какое — унитаризм!
Сорвем маски: унитаризм — политтехнология олигархов, которые хотят окончательно устранить последнее препятствие к разделу обескровленной, обездвиженной страны между своими хищническими компрадорскими кланами. В чем их претензии к федеральному устройству? Да в том, что существуют еще некие национальные автономные законодательства, которые объявляют недра автономий собственностью, проживающих на этих территориях суверенных народов; в том, что есть у этих народов харизматические лидеры, которые плохо ли, хорошо ли должны отстаивать исторические права своих подопечных перед центральной властью; в том, что есть правовое обеспечение представительных субъектов федерации, о которых даже с точки зрения мирового общественного мнения так просто не вытрешь ноги. Вот это и мешает. Мешает то, что есть еще какие-то чертовы границы, затрудняющие передвижение рабочей силы, товаров, денег. Эти границы, эти «не приведенные в соответствие» конституции мешают грабить.
Олигархи хотят ввести унитаризм, чтобы уничтожить остаток человеческой укорененности на своей земле, последнюю тень самоуправления, полисы в классическом смысле слова. Когда тираны в Древней Греции наступали на права общин, городов-полисов, они тоже делали это под флагом унитаризма, как Филипп Македонский.
Конечно, сегодняшняя Россия не Древняя Греция. Политтехнологи, придумавшие «вертикаль власти» и «унитаризм», натравившие на региональные администрации прокуратуры, уполномоченных и прочих цепных псов компрадорского капитала, закулисно подсказывают некоторым руководителям как потянуть время и замотать некоторые особо назойливые домогательства центра. Иными словами, федеральные бюрократы одной рукой разрабатывая стратегию правового наступления на периферию, другой рукой используют эту стратегию для шантажа региональных баронов в личных целях.
Россия, поделенная олигархами под политкорректным прикрытием унитаристской демагогии, окажется перед лицом последнего распада. Олигархи-компрадоры — это даже не региональные бароны, это просто сырьевики, у которых нет иных интересов, кроме абсолютно количественной жадности. Поэтому с исчезновением федерального измерения исчезнут и последние ростки политической воли, которые сейчас выживают в автономиях за счет фактора традиционной специфичности. Будет стерт этот человеческий фактор и беззащитная страна окончательно станет политически равна нулю.
25 ноября 2002 г.
Журнал «СМЫСЛ», № 5