Воскрешение Хирама 15.02.2011
Воскрешение Хирама
Технология осуществления человеческой истории (а история — это именно технологический процесс!) базируется на инструменте мобилизации человеческого фактора. Эта тайна была открыта в незапамятные времена (после чего время, собственно, и сделалось историческим, т. е. «памятным»).
Есть два типа мобилизаций: политическая и экономическая. Обычно родовой человек не имеет никакой связи с историей, никакого влияния на свою судьбу. Но в момент политической мобилизации он такую связь устанавливает. Люди в таком состоянии находятся в двусторонней диалогальной связи с самой субстанцией, из которой делается ткань истории. Предельными формами политической мобилизации являются революция и война.
Экономическая мобилизация — это обратная связь человека с обществом. Человек «натуральный» получает блага от природы, человек экономически мобилизованный — от общества. Примеры таких экономических мобилизаций — промышленные, технологические, научные «революции» Нового времени.
Политическая и экономическая мобилизации — сообщающиеся сосуды: одна конвертируется в другую. Но не симметрично! Политическая мобилизация ведет к экономической. Когда человек отмобилизован экономически, наступает политическая стагнация. Чтобы вывести людей из этой стагнации, политически их отмобилизовать, нужна экономическая демобилизация, нужен застой. Это рецессия, коррупция, инфляция, потеря возможности рядовому человеку апеллировать к обществу и получать от него блага. Тогда массы политически пробуждаются, вступают в контакт с собственной судьбой и создают предпосылки для могучего экономического рывка.
Не рассмотрев эти схоластично выглядящие, но, тем не менее, фундаментальные предпосылки, мы не разберемся до конца в том, что же происходит в Египте и вообще в исламском мире как таковом.
Противостояние элит
Политологи воспринимают современный мир как одно целое. В недавнем прошлом были коммунизм и фашизм, но на сегодняшний день победила, дескать, либеральная концепция «открытого общества», оттеняемая по краям отдельными пятнами «изгоев»: Северная Корея какая-нибудь, то, сё... Этим политологам с их историческим оптимизмом не понятны по крайней мере три вещи: во-первых, коммунизм и фашизм являлись составной частью большого либерального истеблишмента, его крайними формами, которые на сегодняшний день либерализмом отброшены как тупиковые отработанные варианты. Во-вторых, и эти проигравшие формы, и нынешние не всегда очевидные и понятные рядовому наблюдателю конфликты, разделяющие мир, возможны лишь потому, что внутри либерального истеблишмента действуют две непримиримые командные группы, два полюса, выражающие гораздо более враждебные друг другу интерпретации человеческого фактора, чем, например, те же коммунизм и фашизм. И, наконец, третье: сам либерализм, который представляется на первый взгляд всеохватывающим и кроме отдельных изгоев не допускающим исключений, это всего лишь один из трех глобальных клубов власти, играющих друг против друга на фоне гигантского «молчаливого большинства», составляющего подавляющую часть населения Земли. (Двумя другими клубами являются традиционалисты и радикалы.)
Две противостоящие друг другу командные группы внутри мирового либерализма — это промышленный дом (условно «Рокфеллеры») и финансовый дом (условно «Ротшильды»). «Рокфеллеры» сопряжены с инструментом экономической мобилизации. Всюду, где они играют, торжествует ориентация на национальную почвенность, развитие индустрии и торговли, товарное производство... Короче, установка на взаимодействие человека с обществом.
«Ротшильды» — это реализация принципа экономической Демобилизации. Всюду, где торжествуют агенты этого направления, господствует финансовая спекуляция, мошеннические схемы, галопирует инфляция, исчезают рабочие места. «Ротшильды» открывают путь, ведущий к войне и революции.
И те, и другие действуют в сфере «экономического» пространства. Политические последствия контролируются силами вне либерального клуба.
Белый дом, черный президент
США — оплот мирового либерализма, его цитадель. И понятно поэтому, что именно в этой стране должна осуществляться самая главная конфронтация между двумя полюсами либерализма.
После гражданской войны 1861-65 гг. США от имени англо-саксонского протестантского либерализма взяли на себя миссию борьбы с традиционалистским клубом, базой которого являлись великие колониальные империи Старого света, начиная с Британской. Ровно через 80 лет эта борьба, казалось, увенчалась триумфом: вся Европа была оккупирована американской и советской армиями (а СССР после преодоления троцкизма являлся партнером «рокфеллеровской» верхушки). В последующие годы США стали центром экономической мобилизации мира, а те правящие классы, которые еще в начале двадцатого века казались небожителями, отделенными от «улицы» буквально метафизической пропастью, превратились в героев скандальной хроники в желтой прессе, заняв место где-то между возведенными в рыцари футболистами и успешными клоунами.
Вступление Барака Обамы на пост президента США знаменовало переход к открытой фазе кризиса республиканской «рокфеллеровской» идеи. Это в определенном смысле реванш традиционалистских элит, которые опираются в своей борьбе за возврат в историю на силы финансово-спекулятивного космополитизма. Концепция «перезагрузки», с которой афроамериканец с кенийскими корнями и индонезийским культурным бэкграундом ворвался в большую политику, предполагает повсюду размывание национальных вертикалей власти, слом бюрократических корпораций, восстановление финансовых пузырей за счет кредитования потребления, инфляционно раздутых социальных программ и т. п. Очевидно, что такая перезагрузка представляет собой классическую экономическую демобилизацию, которая неизбежно конвертируется в революции и воины.
Проблема для человечества заключается в том, что потрясения такого рода, с одной стороны, приветствуются наиболее обездоленными широчайшими низами (поскольку они именно благодаря революциям и войнам получают возможность влиять на собственную судьбу), но также, с другой стороны, и всеми элитными клубами, поскольку нынешняя глобальная ситуация загнала практически всех их в исторический тупик.
Крайне правые консервативные республиканцы в США отчетливо видят, что конституционный строй, существовавший в Америке более двух столетий, не обеспечивает этой стране роли монополярного центра и мирового арбитра. Чтобы и дальше быть «Римом», США должны стать империей не только метафорически, но и буквально.
В Европе старая аристократия видит в глобальных потрясениях возможность обвалить либеральный порядок с его партиями и парламентами и осуществить наконец-то лозунг, в свое время провозглашенный Маргарет Тэтчер: «Реализовать право на неравенство»!
Радикалы стоят сегодня перед вторым рождением и возможностью впервые за долгое время обрести собственный голос и статус независимого субъекта исторического процесса.
Таким образом, демократ-космополит Обама стал монопольным владельцем современного «ларца Пандоры», открытие которого от него с нетерпением ждут все. Проблема же Обамы в том, что большинство фигур на «большой шахматной доске» поставлено республиканцами и не позволяют приступить к этой самой перезагрузке.
Один из наиболее ярких примеров расхождения стратегий между национальным руководством и «новым» Белым домом — это как раз Мубараковский Египет.
Египетская конспирология
Одно из самых значимых идеологических достижений WikiLeaks и лично г-на Ассанжа — это прямое и ясное доказательство того, что конспирологи правы, а скептики, крутившие пальцем у виска при упоминании «теории заговора», указывали на самом деле на собственную умственную неполноценность.
Впрочем, еще до Ассанжа конспирологию, как вещь само собой разумеющуюся, поддержал товарищ Ленин. Разве разоблачение тайной дипломатии не является прямым указанием на то, что вся большая политика есть заговор власти против народов?
То, что египетские события — двухмиллионное стояние на площади Тахрир, консолидация совершенно разнородных сил оппозиции, переговоры между оппозиционерами и еще не свергнутой властью — есть следствие конспирологической интриги, распадающейся на несколько заговоров, конфликтующих друг с другом, сейчас уже достаточно очевидно. Выход на улицы широких масс был инициирован «кем-то», кто не принадлежал к спектру известных оппозиционных сил. Уж совершенно точно за первыми выступлениями стояли не «братья-мусульмане». Зато в дни, предшествовавшие политической мобилизации, главные военные Египта — начальник Генерального штаба и министр обороны — находились в Штатах.
Массовые выступления застигли оппозицию врасплох — как либеральную, так и исламскую. Лишь некоторое время спустя они присоединились к людям на улицах, используя возникшую без них ситуацию.
Армия же была лояльна к протестующим с самого начала. Через два дня после начала «стояния» процесс низложения Мубарака поддержали и лично Обама, и весь европейский истеблишмент. Армия практически взяла на себя охрану демонстрантов.
С Мубараком остались Израиль, республиканцы США, Саудовская Аравия и... египетская полиция! Именно она организовывала так называемых «сторонников президента» на верблюдах, именно она создавала из криминала группы мародеров, нападавших на всемирно известные культурные сокровищницы, чтобы дать почву медийной дискредитации протестного движения. Именно она в первую очередь препятствовала деятельности журналистов.
Правы те наблюдатели в самом Египте, которые указывают, что существовало два заговора: заговор армии и заговор полиции.
Заговор армии
Как в посткемалистской Турции, так и в постнасеровском Египте армия — это проамериканская сила. В ней воплощается принцип жесткого силового республиканизма, который оптимально соответствует интересам «промышленного дома» в либеральном стане. Мубарак, естественно — человек армии, ее, что называется, символическая фигура. Все было замечательно для него, пока Израиль и США являлись синонимами. Продолжение Кемп-Дэвида, подавление палестинцев, гнобление «Мусульманского братства» внутри страны — все это соответствовало парадигме американо-израильского альянса на Ближнем Востоке. Однако уже в течение нескольких лет идет кризис связки Вашингтон — Тель-Авив. В этом кризисе Мубарак продолжал оставаться союзником Израиля, что больше не соответствовало интересам новой американской стратегии и, таким образом, перестало устраивать армию. За планами свержения президента стоят военные, которые, естественно, имеют собственную повестку. Вряд ли в эту повестку входит приход к власти европейски ориентированных демократов, и еще меньше армия будет приветствовать политическую победу братьев-мусульман. Головная боль египетской армии сегодня в том, что им приходится иметь дело не с едиными Соединенными Штатами, а с двумя стратегическими центрами: с одной стороны, привычные партнеры из дообамовской эпохи, неоконовские силовики, с другой — сам Обама со своей перезагрузкой и поддерживающая его европейская клака. Двойственно поведение США, двойственно поведение и армии...
Заговор полиции
Полиция и секретные службы Египта — безоговорочный оплот Израиля. В Египте, как, впрочем, и во многих других странах мира (включая, кстати, Францию) МВД плотно сотрудничает с израильтянами, которым важно иметь руку на пульсе социальных и политических процессов, а также, естественно, финансовых потоков. Ведь именно МВД занимается налогами, отмыванием денег, черным рынком, теневым бизнесом и т. п. Армия — это бюджетная сила, она привязана к процедурной бюрократии. В условиях армейского заговора главной опорой Израиля и самого Мубарака в стране оказалась именно полиция. Отсюда исчезновение полицейских с улиц в первые дни бунта. Понятен расчет: народная стихия должна выплеснуться за всякие рамки, потерять политическую форму, дискредитировать себя в глазах мировой общественности. После этого армии будет сложно опираться на массовый протест и придется вмешаться на стороне действующей власти. Для этого и организовывались погромы и грабежи в местах, которые находятся на виду всего культурного мира: музеи, библиотеки, хранилища...
Не случайно Мубарак назначил своим «вице» спецслужбиста, а не военного. Омар Сулейман работал совместно с Моссадом, метафорически выражаясь, как украинское КГБ с центральным аппаратом на площади Дзержинского. Это самый произраильский выбор, который только можно было сделать в Египте.
Но планы полиции «раскрутить» хаос были сорваны тем, что братья-мусульмане решили взять на себя организацию «улицы».
Политический ислам
Главное отличие исламского мира от всей остальной планеты — отсутствие «молчаливого большинства». И на Западе, и в Азии эта категория формируется из деклассированного элемента, который теряет идеологическую ориентацию в условиях мегаполисов. Именно поэтому масса становится ментально беспомощной и превращается в пассивный объект промывки мозгов. В исламском мире массы интегрированы в единое теологическое видение происходящего. Нет такого села или такого городского квартала, где бы не было медресе, где бы не изучался Коран, а Коран — это политическая декларация Бога.
Естественно, внутри ислама есть течения и существуют противостоящие фракции. Их можно приблизительно различить следующим образом. «Юридический» ислам — рассматривает главной задачей восстановление шариата в полном объеме и применение шариатских юридических норм в мусульманском обществе; гарантом такого восстановления может быть лишь халиф, а при его отсутствии эту роль фактически берет на себя Саудовская династия.
«Иерократический» ислам — выдвигает на первый план корпоративное духовенство либо в форме шиитских клерикалов, либо в форме суфийских учителей. Это направление прямо сотрудничает с традиционалистским клубом.
«Демократический» ислам, примером которого являются братья-мусульмане. Это направление считает возможным применение парламентских практик, опору на средний класс и в той или иной степени маневрирует между суфийскими шейхами и шариатскими богословами. Целью является национальная независимость на исламской основе.
И, наконец, «политический» ислам — интегристское движение, целью которого является объединение на теологической основе всех протестных сил, в том числе и за пределами мусульманского конфессионального поля.
Очевидно, что события в Тунисе и Египте, будучи прологом к потрясениям в других, в том числе, кстати, и неарабских странах, являются шансом на прорыв именно политического ислама — как наиболее целостного и последовательного направления, которое сегодня еще находится только в стадии вызревания, используя при этом все остальные фракции как строительный материал.
Именно с политическим исламом связана судьба мирового радикализма на ближайшие поколения...