«Се человек»
«Се человек»
25 декабря западное человечество отмечает Рождество Христово — день, когда по убеждению христиан на свет появился тот, кого они считают Сыном Божьим (и кто для мусульман является величайшим пророком в авраамической цепи, непосредственно предшествующим завершающей Печати пророков — Мухаммаду — А. С.) Подавляющее большинство из тех, кто отмечает этот праздник, не подозревает, что это также день рождения Митры, отмечавшийся тем же самым западным человечеством за долго до того, как Иешуа ха-Ноцри появился на свет в Святой земле.
Действительно, этот день связан с концом зимнего солнцестояния (22-23 декабря, когда солнечный цикл переходит в фазу возрастания дня и убывания ночи). День рождения Митры был определен его жрецами именно в этот момент, поскольку эта иранская традиция связана с культом «непобедимого солнца» — фундаментальной доктриной древних ариев, которую освежил в европейском сознании Александр Великий, объединивший Элладу и Иран и положивший начало современному религиозному синкретизму.
Главная проблема этого синкретизма в том, что личность Христа как еврейского мессии и авраамического пророка неотличима для европейцев от Митры-Ормузда иранской традиции, которая к началу нового времени была вездесущей в Римской империи, а также в менее явной форме от фигуры Аполлона — эллинского аналога персидского Ормузда. Не смотря на гневные возражения христианских богословов и простых верующих, метафизическая идентичность Ормузда и Аполлона личности Христа в европейском религиозном сознании слишком очевидна.
Исторический Иисус действительно был пророком единобожия, открыто декларировавшим, что пришел восстановить во всей полноте Закон Моисея (Мусы -А. С.) и его доктрину. Он исповедовал Бога, о котором свидетельствовали до него все пророки, вышедшие из лона авраамова. Совершенно понятно, что учение о единстве Бога в трех лицах к свидетельствованию авраамических пророков и доктрине Моисея никакого отношения не имеет. Это точное воспроизведение зороастрийской концепции трехипостасного божества, в котором есть бог-отец Зерван, его сын — бог добра и света Ормузд и, наконец, бог-святой дух, он же Спаситель, исходящий, согласно зороастрийской доктрине, от отца. Есть в этой теологии также и мать бога — Анахита.
Ормузд спускается вниз в мир мрака, чтобы вернуть миру похищенный Ариманом свет, попадает к силам тьмы в плен, переживает распятие, освобождается святым духом, которого в виде голубя посылает за ним Зерван, и вместе они возносятся, окутанные светом, возвращенным из ловушки тьмы. (Некоторое количество света еще остается в нашем царстве тьмы, рассеянное в людях и деревьях, и задача праведников — окончательно вернуть эти последние плененные частицы наверх).
Понятно, что к приходу Мессии этот иранский сюжет может иметь лишь крайне опосредованное отношение.
Именно этот синкретизм, осуществленный западным «религиозным проектом», соткал вокруг имени Христа крайне противоречивый образ, породивший массу конфликтов и споров. В действительности речь идет о величайшей духовной узурпации, кода либо осуществлявшейся в религиозной истории мира. Подлинный Иисус по его собственным словам явился для того, чтобы «собрать рассеянных овец дома израилева». Он возглавлял общину учеников (апостолов), которые ходили по оккупированному Римом Святому городу вооруженными — как это очевидно из самих евангельских текстов. (Часть из них была вооружена мечами, а часть — пращами и дубинками). Это были люди, находящиеся в абсолютном антагонизме к «языческому империализму» Кесаря, в отличие от иудейской элиты, которая давно договорилась и с Кесарем, и с «язычеством», и при поддержке империи давила религиозный радикализм совершенно также, как это сегодня делают постсоветские князьки на Северном Кавказе или «лидеры» мусульманских стран, находящихся в орбите американского влияния.
Парадокс в том, что имя Мессии, вокруг которого объединялись, говоря современным языком, наиболее пассионарные антиимпериалистические силы, было взято Римом и превращено в религиозное знамя именно Запада и именно в его наиболее империалистическом выражении. Образ Христа стал сакральным символом «бремени белого человека»; с эти образом строилась всемирная колониальная империя, парадигмой которой был все тот же первоначальный Рим; с этим образом во все стороны света отправлялись бесчисленные миссионеры, призванные обеспечить на уровне сакрального авторитета лояльность «мирового варвара» Хозяину — наследнику римского порядка.
Наиболее интересным вопросом в историческом плане является следующий: почему Запад пошел на узурпацию религиозного символа, связанного с отрицанием всего, что составляет самую сущность Запада? Эта самая сущность есть ни что иное, как человекобожие в предельно конкретном имманентном смысле, которое с одной стороны нашло свое выражение в древнегреческой эстетике, с другой — в отнюдь не символическом, а вполне буквальном обожествлении римских императоров. Политической формой этого человекобожия стала империя, в которой каста жрецов, независимо от того, какие традиции они представляли, была отодвинута от центра принятия решений. Жрецы в Риме были маргиналами на фоне воинского сословия. Именно в этом и таится секрет религиозной революции, произошедшей в имперском пространстве около III века Новой эры. Имя «иудейского пророка» (врага языческого жречества и всех видов его влияния на собственно еврейскую среду) потребовалось жрецам Митры и — шире — всем клерикалам Рима, чтобы перестроить европейское общество в духе традиционной пирамиды с церковью в качестве вершины. Приход на место римских императоров германских вождей, ставших «христианскими» королями, собственно говоря, и явился цивилизационным торжеством священства.
Однако, церкви так никогда и не удалось полностью перестроить под себя Запад в классическом традиционалистском смысле. Генетически европейское человечество слишком связано с литургическими практиками тотальной деструкции и священной ярости — специфическими чертами, которые характеризуют сословие воинов, освобожденное от авторитета жрецов и шаманов. Поэтому, несмотря на все усилия понтификов, монашеских орденов и белого священства, Европа вернулась к человекобожию ранних цезарей, проливая при этом потоки своей и чужой крови.
(Общее количество насилия, осуществленное европейцами за 2000 лет хритианства, примерно во столько же (2000) раз превышает насилие, реализованное во всем остальном мире, не исключая и Чингизхана! Только в течение Тридцатилетней войны в Центральной Европе были истреблены буквально все жители и очевидцы рассказывают, что можно было неделями ехать по южной Германии, не встретив ни одной живой души.)
Сегодня общим местом стала констатация того, что Запад живет в посхристианскую эпоху. Ницшеанское «Бог умер» относится именно к «смерти» синкретического образа Христа-Митры в сердце западного человека. Это отнюдь не означает, что западная цивилизация погрузилась в материализм; нет, сегодня она вернулась к положению дел при поздней античности с ее чересполосицей сосуществующих одновременно конфессий и культов.
Кораническая теология Исы (А. С.) покоится на двух фундаментальных столпах, соединение которых может показаться стороннему наблюдателю парадоксальным: с одной стороны признание существующего в христианстве тезиса о «непорочном зачатии», с другой — безусловное отрицание какой бы то ни было «сыновности» Иисуса по отношению к Богу. Эти позиции объединены в кораническом аяте: «и был Христос подобен Адаму...», что лишь внешне напоминает христианское учение о «новом Адаме», Альфе и Омеге.
Для христианских богословов творение Адама не отделено непереходимой чертой от метафизики «родства» с Богом, что выражается в возможности «обожения твари». Фактически это сводит к нулю авраамическое учение о творении и восстанавливает в своих правах древний пантеизм с его представлением об эманации сущего из Первоединого...
Для ислама центр теологии — это утверждение абсолютной трансцендентности Бога. Его творческий акт неотделим от того, что Он не подобен ничему и не равен ничему. Непосредственное создание Исы из «тураба» — земли или субстанции, которой уподобляется Марьям, означает, что по отношению к Мессии стерто все человеческое предшествование, все причинно-следственное бремя, которое лежит на каждом обычном человеке в виде генетической предыстории. Иса есть завершение человеческого цикла, точка, в которой собственно человеческое («глиняное») кончается. Именно этот сверхъестественный разрыв с обычным человечеством необходим для особого проявления последнего пророка Мухаммада (С. А. С.), потому что ислам действует уже в постисторический период, когда границы между архаическими туземными сознаниями стерты, и наступает эра глобализма, которая не считается с причинно-следственной логикой, в которой возможно все, в том числе и победа «малого отряда» Ожидаемого Махди над «большим шайтаном» вселенского Рима.
28 декабря 2007 г.