Мировая контрреволюция

Сталинизм может стать глобальным консервативным проектом

Для многих людей сталинизм есть прямое продолжение ленинского большевизма. Однако не случайно то, что многие мыслители приписывали Иосифу Сталину контрреволюционность. На этой почве друг с другом сошлись такие разные люди, как Лев Троцкий и Георгий Федотов. Создание мощной иерархии власти и распределения, имперский пафос, стремление договариваться с буржуазными державами (а не воевать с ними) — подобные реалии сталинской эпохи заставляют усомниться в том, был ли Сталин большевиком и революционером.

Для большинства наших современников сталинизм предстает в образе людей «вчерашнего дня» — людей из малообеспеченных слоев общества или же юных маргиналов, плохо понимающих, о чем речь. Скажи таким людям, что реальный сталинизм окружает нас сегодня со всех сторон, в первую очередь, в так называемых «реформах» — не поверят! Но правда еще невероятнее — возможно, мы стоим на пороге возврата сталинизма — уже в мировом масштабеѕ

В 1917 году произошло беспрецедентное событие: на территории Российской империи одним ударом была уничтожена элитарная система, входившая составной частью во всемирную структуру господства и эксплуатации. Попытка подобного масштаба осуществлялась до этого только во время Великой французской Революции 1789 года, однако она была не завершена, ибо закончилась монархической реставрацией всего через двадцать пять лет после своего начала. Массовые казни аристократов на гильотине в действительности коснулись только наиболее пассивной либеральной части знати, не готовой вооруженным путем отстаивать свои классовые привилегии. В итоге после Реставрации, французский правящий класс только укрепился и расширился за счет наполеоновских выдвиженцев и крупнейшей буржуазии, пройдя своего рода модернизационную перестройку.

В России разгром традиционного правящего класса принял необратимый характер. Именно это имеют в виду противники русского большевистского проекта типа Збигнева Бжезинского (Zbignew Brzezinski), называя Россию «черной дырой». Согласно им, огромная страна выпала из системы, и ее хозяева после 1917-го (кто бы они ни были) уже не входят и никогда не смогут вернуться в правящий миром истеблишмент.

Удар, нанесенный Системе, был очень силен. В течение пятнадцати лет после краха Романовых (до 1933 года) сохранялась перспектива выхода революции за пределы СССР и падения капиталистических режимов, по крайней мере в континентальной Европе. Однако этого не произошло, поскольку буквально через несколько лет после прихода к власти большевиков (своего рода неоякобинцев) революционный ленинизм был побежден контрреволюционным сталинизмом.

Это название, связанное с именем Сталина, наиболее точно отражает суть явления, хотя современники пользовались для его описания понятиями, заимствованными из французской истории: жирондизм, термидор, бонапартизм. Сталинизм, обобщая в себе все черты упадка пассионарности и реакции, типичные для минувших революционных попыток, вместе с тем представляет собой фундаментально новое явление. Под лозунгами диктатуры пролетариата к власти в России прорвалась люмпенизированная мелкая буржуазия, предвещая глобальные изменения в расстановке мировых социальных сил.

«Нет более практичных и более циничных людей, более склонных все решать через убийство, чем привилегированные плебеи, которые всплывают на исходе революций, когда над огнем затвердевает лава, когда революция всех оборачивается контрреволюцией немногих против всех». Так характеризовал известный франко-русский писатель Виктор Серж в своем романе «Полночь века» то, что произошло в России в конце 20-х — начале

30-х годов. В самой советской литературе противостоящие друг другу силы ленинизма и сталинизма нашли воплощение в двух предельно концентрированных образах Павки Корчагина, созданного Николаем Островским, и Пьера Скрипкина — персонажа Владимира Маяковского. Как отмечает один из современных исследователей советской истории, Сталин внутренне стоял на позициях близких к мироощущению Скрипкина, но понимал, что с таким «ресурсом» власть перед лицом внутренних и внешних угроз сохранить невозможно. Именно поэтому он был вынужден опираться на риторику и политтехнологии, которые вводили в заблуждение «корчагиных», используя их энергию.

Эта риторика долгое время обманывала и мировое левое движение. Даже те лидеры сопротивления западному капитализму, которые воочию убеждались в перерождении советской власти в СССР, считали необходимым молчать об этом и участвовать в сталинском обмане. Они полагали, что другой политической базы у мировой революции нет. На этих позициях в известной мере стоял даже Троцкий, считавший, что существование СССР надо отстаивать любой ценой. Ведь несмотря на сталинский режим, он все же является государством рабочих и крестьян.

Троцкий, будучи наиболее глубоким критиком «термидорианско-бонапартистской контрреволюции» Сталина, не понял до конца, что речь идет не просто об откате, но о подготовке нового мирового порядка, очертания которого мы начинаем угадывать только теперь: глобальной постдемократической эры. Эры, в которой лозунг о диктатуре пролетариата лишь предвещает «железную пяту мировой олигархии».

Чем руководствовался лично Сталин, уничтожая своих бывших политических соратников и приводя к власти деидеологизированного люмпена, превращавшегося в его структуре в циничного и наглого бюрократа, озабоченного лишь расширением рамок собственного материального потребления? На наш взгляд, внутренней психологической доминантой Сталина было стремление войти в мировую систему, которая имеет гарантию существования завтра, послезавтра и далее. Войти ее полноправным членом, что можно сделать только силой.

Сталина характеризует своеобразный консерватизм — он строит модель отношений в своей стране и между государствами на политической карте мира таким образом, чтобы из этих схем невозможно было вырваться. Такова структура режима полномасштабного сталинизма, сложившегося к 1949 году. Таков «ялтинский» мировой порядок, образованный при участии Рузвельта и Черчилля. Именно Ялта раскрывает внутренний пафос сталинского проекта — триумвират, правящий миром, опираясь на неисчерпаемые человеческие и материальные ресурсы. Некий коллегиальный всемирный фараон.

Сталинизм (а не военный коммунизм!) создал контуры постпотребительской экономики, главным мотором которой является осуществление сверхпроектов космического размаха. Индустриализация, великие стройки, атомная бомба, космос — сталинские пирамиды, меняющие природу мира. Именно таковы характеристики глобальной олигархической экономики завтрашнего дня в представлении ряда футурологов. Сталин не верил в наследственную передачу власти, не готовил Василия или Светлану в свои политические преемники, как это делают нынешние эпигоны, растрясшиеся из его шинели по просторам СНГ. Он считал, что преемственность — не в родственниках, а в аппарате, который для него имел мистический, даже фетишистский смысл. Аппарат должен был стать той самовоспроизводящейся моделью, которая отбирает из поколения в поколение нужные кадры.

В рамках России, как и предсказывал Троцкий, это привело к концу идеологической партократии и восстановлению капитализма в его ущербной, колониальной форме. Однако в масштабе мирового процесса сталинизм обозначил не столько завершение марксистской оппозиции буржуазии, сколько наступление постбуржуазного общества, в котором традиционное отношение к средствам производства (пролетарий, предприниматель) теряет смысл, и власть во всемирном масштабе оказывается в руках международной бюрократии и транснациональной мафии, вербуемых из все того же вездесущего люмпена.

http://web.archive.org/web/20040229011120/http://smysl.info/archive/3-2003/65529.esp