Параллельными курсами 29.08.2012

Параллельными курсами

Многие люди, привыкшие к тому, что политический ислам является антизападным фактором, никак не могут примирить в своем сознании сосуществование и даже сотрудничество сил радикального ислама и международной бюрократии, взаимодействующих в известных горячих точках мира.

Мы помним, что Соединенные Штаты поддерживали в свое время афганское сопротивление и его интернациональное крыло против так называемого советского ограниченного контингента. (Там, кстати, и сформировался бренд пресловутой «Аль-Каиды», представляющей собой просто номенклатуру полевых командиров международного формата, которых можно привлечь к военной активности на определенных участках.) Вообще сотрудничество политического ислама с некоторыми силами Запада, чья повестка дня совпадала с вектором текущей исламской политики, дело даже не вчерашнее, а как минимум уходящее в XIX век. В качестве главных вех на пути такого сотрудничества можно выделить временный союз Османской империи с Великобританией и Францией против России в Крымской и Балканской войнах (Османская империя тогда отвечала за политический ислам в его подконтрольной халифату форме); в XX веке примером такого сотрудничества стал антибританский союз политического ислама и германского Рейха: восстание премьер-министра Рашида Гейлани в Ираке против английской оккупации, взаимодействие великого муфтия Иерусалимского с официальным Берлином также против англичан, наконец, наличие примерно полумиллиона мусульман в составе Вермахта и Ваффен СС, в том числе не менее 420 тысяч граждан СССР...

Однако все это история. Что же происходит с начала второго десятилетия XXI века?

Международная бюрократия стремится в предельно сжатые сроки превратиться в «мировое правительство». Сегодня вопрос стоит таким образом, что в случае успеха весь финансово-спекулятивный ресурс нынешней неолиберальной экономики будет напрямую подчинен международным политическим структурам, которые тем самым окончательно освобождаются от последних привязок к суверенным субъектам международного права, когда-то эти структуры создававшим. Иными словами, ООН будет больше не хорошо известной нам Организацией Объединенных Наций, а вполне автономным аппаратом, имеющим официальную легитимность, превосходящую легитимность любого национального правительства (буде таковое останется). Этот аппарат окажется в состоянии напрямую нанимать частные военные компании, в которые перейдут лучшие представители демонтирующихся национальных армий, он будет решать вопросы войны и мира, не сообразуясь с правом вето, принадлежащим таким стремительно устаревающим на сегодняшний день системам, как Совет Безопасности.

Понятно, что для выхода на подобный рубеж, который вчера казался дурной антиутопией, а сегодня достигнут соответствующими силами на 60–70%, нужно сломать сопротивление национальных суверенитетов, разбить такие подкрепленные ядерным фактором цитадели, как Россия, Китай и — как бы это ни удивляло некоторых антизападных наблюдателей — США, в той мере, в какой Республиканская партия еще играет там роль.

Очевидно, что национальные суверенитеты, из которых состоит пестрая политическая карта мира, неоднородны. Кроме таких гигантов, как страны БРИК — Россия, Китай, Бразилия, Индия, — есть и страны поменьше, хотя на региональном уровне также весьма влиятельные. К ним в первую очередь относится Иран, до недавнего времени Египет и, между прочим, Израиль... Кроме того, национальные суверенитеты различаются по идеологической окраске бюрократических корпораций, которые непосредственно осуществляют администрирование в этих странах. Среди национальных бюрократий есть такие, у которых вне рамок своего суверенитета, укорененного в вестфальской системе международного права, нет никаких жизненных перспектив. В особенности это касается так называемых стран-изгоев. Список этих стран подвижен, как мехи гармони, он может растягиваться и сокращаться, выводя мелодию угрозы, адресованной всем государствам еще неподконтрольным и непрозрачным с точки зрения «мирового правительства» в становлении. Есть и другие национальные бюрократии; они находятся в состоянии морального разложения и не намерены противодействовать воле так называемого мирового сообщества (под последним следует понимать именно международную бюрократию, включающую в себя не только аппараты ООН, ЕС и НАТО, но в первую очередь неправительственные организации, в недрах которых принимаются судьбоносные решения).

Ливийский опыт продемонстрировал (а текущий сирийский лишний раз подтверждает), что в составе любой национальной бюрократии, так или иначе приговоренной к зачистке, есть куча чиновников разного ранга, мечтающих сбежать из своего лагеря и перейти на сторону «мирового правительства» хотя бы в статусе назначенцев последнего на своих родных территориях. Превращение в персону нон-грата воспринимается как личная катастрофа далеко не только в России по одной простой причине: международная бюрократия уже сейчас контролирует мировые финансовые потоки в такой степени, что обеспечение будущего для себя и своей семьи при наличии прямого противоборства с этой бюрократией практически невозможно. Поскольку чиновники, как правило, это люди, лишенные всякой идеологии, а уж тем более всякого жертвенного героизма, национальные бюрократии, состоящие из них, — это заранее проигравшие политические «армии». Поэтому наиболее устойчивыми до поры до времени оказываются режимы, построенные сверху донизу на семейно-родственной основе: представителям этих администраций просто некуда бежать.

Международная бюрократия — «мировое правительство» в становлении — стратегически совершенно правильно расправляется с наиболее одиозными изолированными суверенитетами с относительно небольшой военно-политической массой, потому что эти суверенитеты на политической карте составляют клиентуру более крупных патронов. Так, Сирия является клиентом Ирана, а, например, Пакистан входит в геополитическую клиентуру Китая. Удары по клиентам оголяют патронов, нервируя и ослабляя внутреннюю спайку их бюрократических корпораций и подготавливая их слом.

В том, что касается отношения политического ислама к национальным суверенитетам, очень важен момент секулярности национальных бюрократий, а также почти обязательное наличие харизматического (или позиционированного в качестве харизматика) лидера во главе этих корпораций. Для политического ислама, во-первых, неприемлемо разделение исламского пространства на национальные административные сегменты, не зависящие друг от друга и руководствующиеся в своей политике интересами Запада и прислуживающих ему компрадорских элит. Харизматические лидеры/диктаторы во главе секулярных бюрократических режимов, имеющих, как правило, популистскую идеологию, представляют собой то, что в исламской традиции называется тагут. Это означает средоточие идолократии, имеющее конкретно сатанинскую сущность. После конца халифата (а для многих представителей политического ислама сам Османский халифат, по крайней мере с начала XIX века, утратил характеристики исламского правления) главной целью был снос всех неоколониальных и постколониальных администраций, установленных при поддержке Запада на территории распространения шариата.

Таким образом, в наши дни имеет место крайне важное судьбоносное совпадение повесток дня. Международная бюрократия, стремящаяся к снятию всяких преград для установления своей исключительной всемирной легитимности, и политический ислам, устраняющий секулярные национальные администрации, которые, в свою очередь, как правило, традиционно ненавидят и подавляют ислам, идут параллельными курсами. И в тактическом плане у них общие задачи.

Иран — особый случай. Исламская революция в этой стране произошла тогда, когда международная бюрократия еще не окрепла как самостоятельная сила. В то же время шиитское духовенство было традиционно связано с клубными центрами традиционализма, которые воспринимали Пехлеви как узурпатора, обслуживающего интересы американского республиканского либерализма. Именно консенсус внутри Традиционалистского клуба дал возможность силам антишахской оппозиции плодотворно работать в Париже и Лондоне. В момент революции хозяином Белого дома был Джимми Картер — демократ, который в какой-то мере являлся протоОбамой своего времени, его «бледным» (во всех смыслах) предшественником. Этим и объясняется крайне вялая реакция США на происходившее тогда в Иране, а также безразличие к судьбе бежавшего шаха, которому даже не позволили окончить свои дни на американской земле (он умер от рака в мексиканском военном госпитале). В посткартеровский период республиканец Рейган попытался исправить положение руками своего клиента Саддама, но Иран даже в послереволюционном слабо организованном состоянии оказался не по зубам баасистскому режиму, который вооружали США, Франция, СССР и подпитывали деньгами все нефтедобывающие арабские монархии.

Сегодняшний Иран представляет собой, с одной стороны, бесспорный национальный суверенитет; с другой стороны, национальная бюрократия Ирана подчинена нелибералам, будь то китайские коммунисты или республиканцы США. Ее хозяева — это шиитское духовенство, имеющее вес и авторитет на самых высоких уровнях клубного традиционализма. Поэтому Иран — явление крайне сложное. Без преувеличения можно сказать, что сегодня это самое суверенное государство на всем земном шаре, в том смысле, что у его сакральных лидеров нет земного хозяина. (Ни Сталин, ни Мао не могли похвастать таким уровнем политической эмансипации.)

В первую очередь именно этим объясняется жесткость иранской позиции в отношении того, на что страна имеет или не имеет право. Для сакральных лидеров иранской государственности исключена сама возможность того, что международная бюрократия может «прогнуть» Исламскую Республику в соответствии с теми или иными своими прихотями.

С другой стороны, у международной бюрократии нет гарантированной полной поддержки со стороны закулисных клубных хозяев в деле конфронтации с Тегераном. Положение вокруг этой страны, находящейся в центре Евразии, крайне двусмысленно в силу именно той уникальной конфигурации, которая не позволяет дать ход простым однозначным решениям.

Поскольку Иран являет собой единственный подлинный государственный суверенитет (как бы ни относиться к его идеологическому и метафизическому содержанию), он и претендует на то, чтобы встать во главе «исламского пробуждения» — так в Тегеране называют «арабскую весну», — невзирая на внутриконфессиональные различия и противоречия. Технически такая амбиция Ирана была бы вполне реальной, если бы не обременение в виде Сирии, которая превратилась в камень преткновения на пути к взаимодействию шиитов и суннитов. Поддержка агонизирующего режима в Дамаске, несомненно, ослабляет политический ресурс сегодняшнего Ирана.

Несомненно, упомянутый параллелизм курсов политического ислама и международной бюрократии имеет относительно краткосрочную перспективу. Когда все каддафи и саддамы мира найдут свой, кстати, вполне заслуженный, конец, политический ислам и «мировое правительство» окажутся по разные стороны баррикады как два главных выживших в жестокой борьбе противника, обреченных сойтись в последней схватке. Мир будет освобожден от мелких тираний национальных харизматиков, но большинство людей не будут осознавать этого блага, поскольку популистская сторона диктатур в виде колбасы и бесплатной электроэнергии останется в прошлом, а в настоящем будет только разруха и гражданская война. Однако даже это будет лучше, чем то, что несет с собой абсолютизация господства всемирной бюрократии. От пропасти полного бесправия и насильственного выбрасывания из истории народы мира будет отделять только организованное сопротивление тех самых сил, которые сегодня с ужасом клеймят как радикалов. Это означает, что политический ислам должен выйти на рубеж создания «альтернативного мирового правительства», которое могло бы оформить всемирное сопротивление как высокоорганизованный идеологический проект.

Именно поэтому одна из задач не столько международной бюрократии, сколько ее хозяев в лице Традиционалистского клуба — это подмена политического ислама «халифатизмом». Проект восстановления халифата есть мина, которая заложена под политический ислам клубной властью, дабы лишить перспективное всемирное сопротивление «мировому правительству» организованного стержня.

* Публикация продолжает серию статей о классовой борьбе в XXI веке.
Путь к золотому миллиарду

odnako.org