Почему Иран и Россия не могут быть партнерами в реальной жизни?

В связи с обострением международной обстановки, спровоцированным российской аннексией Крыма и последующей войной на Юго-востоке Украины, множество экспертов заговорили наперебой об острой необходимости всестороннего партнерства между Тегераном и Москвой.

Действительно, в условиях западных санкций, бремя которых Иран несет уже много лет, а Россия — последние месяцы, кажется естественным, что обе страны, помещенные мировой системой в разряд «государств-изгоев» должны, наконец, сблизиться, понять, что у них общая политическая судьба и образовать, по меньшей мере, союзный тандем, который станет на пути западного (читай, американского) гегемонизма.

В свете именно такого подхода уже давно ведутся разговоры о политическом партнерстве Китая и России. Эти разговоры начались задолго до Крыма и санкций. Добавление сюда Ирана в дискурсе большинства экспертов (если не считать узкую группу, изначально лоббировавшую такое сближение) — это следствие наступившего понимания всей серьезности положения, в которой оказалась Россия сегодня.

Характерной чертой всех этих воззваний к здравому смыслу руководства в обеих странах, который диктует необходимость такого сближения в экстренном порядке, является пессимистическая нотка, которая чем дальше, тем более отчетливо присутствует в теме российско-иранского сотрудничества. То, что на пути такого союза были помехи в прошлом очевидно для всех наблюдателей. Но то, что корни препятствий уходят гораздо глубже, чем злая воля неких прозападных либералов в обоих истеблишментах, видно хотя бы из тех подлогов и передергиваний, которые сопровождают аналитические статьи на эту тему.

Так, в частности, типовым приемом запутывания общественного мнения стала фальсификация истории о срыве поставок российских С-300 Ирану, которая кочует из текста в текст, из выступления в выступление. Людям внушают, что ответственным за отказ России выполнить свои обязательства по поставкам этой системы ПВО Ирану является бывший президент РФ Дмитрий Медведев. Якобы он, повинуясь своим прозападным идеологическим установкам, заблокировал сделку, несмотря на то, что она не противоречила формату санкций, наложенных на Иран Совбезом ООН. Обвинение в адрес Медведева подкрепляется психологически и становится как бы более достоверным в свете того, что именно при президентстве Медведева Москва «сдала» Каддафи Западу.

Однако в действительности исполнение сделки по С-300 между Россией и Ираном остановил В. В. Путин в последний день своего президентства. Знание этого проливает совершенно другой свет на истинную природу взаимоотношений между двумя странами, особенно с учетом того, что Владимир Владимирович вернулся в президентское кресло, как бы наследуя от самого себя историю отношений с Ираном в свои предыдущие президентские сроки.

Конечно, за минувшие после распада СССР десятилетия очень много поменялось в том, как выглядит фасад этих отношений. Было время в эпоху козыревской дипломатии, когда «Иран» был бранным словом в кругах российского внешнеполитического истеблишмента. Даже случайные позитивные материалы об ИРИ на центральных каналах российского телевидения служили поводом к скандалу и увольнению сотрудников...

Сегодня картина непосредственных взаимоотношений между Москвой и Тегераном разительно отличается от того, что было в 90-е годы. Но вот вопрос: в какой степени речь идет об изменениях, касающихся именно фасада? Где кончается оптимистическая риторика и начинается суровая политическая реальность? Для того чтобы попытаться дать ответ на эти вопросы, надо прежде всего выбраться из нагромождений фальши, сопровождающей российско-иранскую тематику.

Многие эксперты то и дело поднимают тему возможного членства Ирана в ШОС. Полные критического задора, они указывают, что Ирану следовало бы давно занять свое место в этой организации, покинув, наконец, унизительный статус «наблюдателя». Почему это до сих пор не сделано? В попытке объяснить иногда звучат глухие намеки на некое государство, которое якобы «грудью стало на пути принятии Ирана в полноправные члены ШОС». Кто-то даже предполагает, что таким государством оказывается Казахстан...

На самом деле ситуация обстоит совершенно иначе. ШОС не случайно называется по имени китайского города, а не, скажем, российского или казахстанского. Шанхайская организация сотрудничества — это объединение стран, созданное по инициативе Китая, и Китай является в этом объединении главным. Изначально цель Китая была сугубо прагматической: открытие для себя свободного рынка, чтобы затопить своей дешевой продукцией вошедшие в ШОС страны. Это означало бы, конечно, крах реальной экономики этих стран, в том числе и России. Россия на это не пошла и китайцы, потеряв к ШОС настоящий интерес, начали работать над другими проектами, вроде «Нового шёлкового пути». Никакого военно-оборонительного содержания эта «Шанхайская» организация не имеет, никакой антитезой НАТО не является. Однако именно Китай категорически возражает против того, чтобы Иран вошёл в ШОС, потому что тогда политическое содержание этой организации могло бы драматически измениться.

Во-первых, членство Ирана в ШОС усилило бы позиции Москвы в евразийском пространстве, а это Пекину совершенно не нужно. Китаю нужна слабая изолированная Россия, «ожидающая милости от природы», то бишь от китайского руководства. И второй момент: появление Ирана как нового, по-настоящему сильного игрока внутри ШОС, фактически бы лишало Китай руководящей роли внутри этой на сегодняшний день сугубо формальной структуры.

Это то, как выглядит положение дел с точки зрения Китая. А как оно выглядит со стороны Москвы? Зададимся вопросом: есть ли у нынешней России союзники?

Российские политологи, да собственно и сами политики постоянно говорят что-то о «партнёрах» РФ, которым предъявляют те или иные претензии. Заметим, что все эти «партнёры» находятся строго внутри «гетто избранных» — это, прежде всего, США и «старая» Европа! Ни Куба, ни Венесуэла, ни тем более какая-нибудь азиатская страна до высокого статуса «российского партнера» не доросли.

Однако «партнёр» — это, разумеется, совсем не союзник. По поводу союзников есть неостроумная шутка то ли Гладстона, то ли Дизраэли об «армии и флоте». Отсутствие союзников даже подаётся как признак особого геополитического величия...

Тем не менее, союзник-то есть! Этим союзником является, безусловно, Израиль. Собственно говоря, Кремль никогда и не скрывал особых отношений с сионистским образованием. Красноречивые ссылки на «наших соотечественников» в Израиле, роль евреев в формировании проекта «Русский мир», наконец, вызывающее неучастие Израиля в антироссийских санкциях Запада — всё это «внешние штрихи к портрету», которые рисуют настоящую правду. После ликвидации партократического режима в бывшем СССР, новая либеральная Россия и сионистское образование стали не просто «партнёрами», а союзниками такого рода и такой степени близости, который СССР не знал ни с одной страной за всю свою историю!

К тому же, помимо коренных исторических предпосылок к этой дружбе имеется и ещё одно обстоятельство: личная дружба Владимира Путина и Биби Нетаньяху.

Кому-то это может показаться странным — ведь Россия традиционно поддерживает отношения с палестинцами и даже, случалось, принимала деятелей ХАМАС в официозном формате. Однако, если посмотреть на то, какую роль Россия играла с момента установления дипломатических отношений с Израилем в процессе ближневосточного урегулирования, всё станет ясно. Россия функционально заполняла те направления, на которых США и ЕС по разным обстоятельствам не могли эффективно работать. В частности, она брала на себя те же контакты с ХАМАС, которые табуированы для Госдепа США и евросоюзных внешнеполитических ведомств.

Лавров одной фразой приоткрыл всю меру политической ангажированности современной Москвы в сионистскую тему. Во время недавнего визита Авигдора Либермана в РФ глава российского МИДа прямо сказал, что безопасность Израиля ни под каким видом не должна быть ущемлена какими бы ни было соглашениями по иранской ядерной программе.

Это замечание Лаврова будто бы вызвало шок и разочарование в политических кругах иранской столицы. Есть основания сомневаться в степени неожиданности такой позиции российского МИДа для ИРИ. В руководстве Ирана нет наивных людей, они прекрасно осознают все нюансы циничной диалектики realpolitik, на которой строится ближневосточная игра Кремля.

Для Ирана палестинская тема фундаментальна. Это входной билет его клерикального руководства в большой исламский мир и, особенно, — в его арабскую часть с присущими арабам многовековыми идиосинкразиями касательно «персидского фактора». Именно поэтому с самого начала исламской революции имам Хомейни взял аль—Кудс и палестинскую тему в качестве базового принципа, вокруг которого строится вся внешняя политика ИРИ. Как для республиканцев США верность Израилю носит квазирелигиозный характер, который определяет их принадлежность к «хорошим парням», так и для Ирана, позиционировавшего себя после 1979 в качестве мирового полюса антиамериканизма, таким же мерилом соответствия «метафизическому добру» является лояльность Палестине и противостояние Израилю.

Можно ли на фоне таких предпосылок всерьёз рассматривать какое-то партнёрство России с Ираном, не говоря уже о союзе? Тем более, когда высшее руководство России даёт прямые свидетельства того, что друзья Израиля являются и друзьями Москвы!

Политическому обществу хорошо известно, что (помимо России) у сегодняшнего Израиля только два действующих союзника: Египет под руководством военной хунты во главе с ас-Сиси и Саудовская Аравия. (Соединенные Штаты на время президентства Барака Обамы пока что выпали из этой почтенной компании...)

И вот президент Путин едет с необыкновенно торжественным визитом к абсолютно нелегитимному диктатору, возглавляющему пришедшую в результате переворота военную хунту, и дарит этому диктатору автомат Калашникова. Этот тиран только что казнил по приговорам «мартышкина суда» сотни деятелей политической партии, которая была силой отстранена от власти, несмотря на то, что пришла к ней в результате законных выборов. Военная хунта объявила палестинцев своими злейшими врагами. Египетские силовики ведут вооружённую борьбу против многострадальной полосы Газа. В стране фактически начинается гражданская война. На этом фоне президент России, который часто упоминает незаконность «киевской хунты», дарит смертоносное оружие вожаку еще более незаконной и совершенно криминальной со всех точек зрения банды. Каков смысл такого подарка? Только один: «Мы поддерживаем ваш кровавый беспредел в отношении этих проклятых исламистов. Мочите их и дальше, по возможности, в сортире. А мы, если что, поможем технически».

Недаром Карл Бильд, премьер-министр Швеции, страны, которая первой признала палестинское государство, написал в своём Твиттере, что это «весьма символичный подарок».

Что же касается Саудовской Аравии, страны, с которой у России на первый взгляд много нерешенных проблем и «камней преткновения», то и здесь всё не так просто. За некоторое время до аннексии Крыма и даже до начала сочинской Олимпиады в Кремль наведался тогдашний руководитель саудовской разведки принц Бандар бин Султан. Общественности выдали повествование о весьма неприглядной сути визита «распоясавшегося» и «в конец охамевшего» принца. Будто бы он требовал у президента России отказаться от поддержки Башара Асада, в обмен на это обещая неприкосновенность Олимпиады. Якобы «сорвавшийся с цепи» принц, подбоченясь как некий апаш, шантажировал Путина чеченскими боевиками, которые будто бы все взяты на сворку, а сворка эта — в его, бандаровской, руке. Хочет — спустит с поводка террористические банды, которые зальют кровью черноморское побережье в самый разгар спортивного праздника, хочет — «если договорится» — может не спустить.

Что-то подсказывает по зрелому размышлению, что эта яркая и убедительная версия, доведенная до широкой общественности, представляет собой дымовую завесу, за которой обе стороны скрыли подлинное содержание встречи. Немыслимо представить, что саудовцы и в самом деле могли шантажировать Путина «Имаратом Кавказ». Не только им и ФСБ, но любым спецслужбам мира прекрасно известно, что у саудовцев нет практически никакого влияния ни на какие «джихадистские» организации. Не говоря уже, что шантаж такого рода был бы равносилен объявлению войны, если бы он и в самом деле имел место. К тому же Эр-Рияд прекрасно понимает, что сионистское образование отнюдь не поддерживает срочное удаление Асада с политической сцены. А позиция Израиля в наши дни для КСА важнее, чем любая другая.

Смысл встречи состоял в рабочих договорённостях между Москвой и Эр-Риядом. И первая из этих договорённостей заключалось в скрытой антииранской позиции России на переговорах по иранской ядерной программе. Иными словами, Саудовская Аравия в лице принца Бандара подтвердила гарантии Кремля, что Россия не покинет ту платформу, на которой стоят остальные участники переговоров 6+1. (Кстати, то, что российская позиция в этих переговорах, если убрать риторику, принципиально не отличается от позиции США, сегодня уже очевидно всем, кроме особо упёртых оптимистов в вопросе российско-иранского сближения.)

Отдельной темой саудовского ходатайства являлось предотвращение серьезных поставок в Иран обычных вооружений и технологий. Собственно говоря, ничего туда из России и не поставляется!

Наконец, особым вопросом, поднятым саудовцами, была нейтрализация геополитической активности Эрдогана в ключе «неоосманского» проекта. В определённом смысле Турция для КСА опаснее, чем Иран. Аравийская монархия прекрасно понимает, что от Ирана можно не ждать резких движений. Сколько бы ни рассуждали ангажированные «эксперты» о какой-то непредсказуемости «режима аятолл», ясно, что иранские клерикалы в любом своём шаге на порядок предсказуемее какого-нибудь Олланда или Обамы. (Достаточно оценить судьбу «Мистралей» или посмотреть на то, как лауреат Нобелевской премии мира обошёлся со своей предвыборной программой...)

Что же касается современной Турции — это государство, в отличие от Ирана, традиционно склонное рисковать. У Турции есть связи в радикальной суннитской среде, а у Ирана, по сути, нет никого, кроме Хизбуллы и йеменских хуситов, что составляет несравнимо более слабую угрозу для дома Саудов. Наконец, Турция находится в политическом союзе с Ихванами, которые для саудовцев примерно тоже, чем были троцкисты для товарища Сталина.

Оказать влияние на Эрдогана по умерению его амбиций в отношении стран Персидского залива мог только Путин. И он это сделал, пообещав, что российский газ пойдёт в Турцию вместо «Южного потока». Кстати, мы ничего не слышим от Эрдогана по поводу более чем печальной ситуации, в которой оказались крымские татары под российским управлением...

***

По факту, на Ближнем Востоке выстроился пока что никому не очевидный, но, тем не менее, уже действующий геополитический «квадрат». В него входит сионистское образование «Израиль», Российская Федерация, Саудовская монархия и нелегитимная хунта фельдмаршала Сиси, руки которого по локоть в крови мусульман Египта и палестинцев Газы. Этот «квадрат» однозначно противостоит политике, проводимой левым крылом Демпартии США под руководством Обамы. Последний является таким же личным, эмоциональным противником Нетаньяху, как Путин — его другом. (Личные отношения не всегда, но очень часто играют решающую роль на вершине политического Олимпа).

Все стороны, составляющие этот «квадрат», совершенно очевидно ожидают возврата неоконов в лице Джефа Буша в мировую политику и делают ставку на то, что этот возврат практически неизбежен. С третьим Бушем грядёт восстановление в полном объёме эксклюзивной дружбы США с Израилем, отмена санкций для России, признание кровавой каирской хунты и перезагрузка сильно подпорченных американо-саудовских отношений. Во всяком случае, стороны «квадрата» рассчитывают именно на такое развитие событий.

Ясно, что для Ирана это абсолютно негативный сценарий. Шанс Тегерана на политический прорыв был связан конкретно с фигурой Барака Обамы в Белом доме. Если бы не первый в истории США афроамериканский президент, не было бы особого смысла и в избрании президентом Ирана Хасана Рухани. Главнейшая, если не единственная, задача последнего — добиться максимума возможного ослабления санкций до окончания президентского срока Обамы.

***

Все перечисленные моменты, разделяющие Иран и Россию, на самом деле являются следствием системной противоположности в социальной организации и политическом устройстве этих стран. Иран с момента Исламской революции 36 лет назад стал «первой ласточкой» Традиционалистского клуба, вернувшегося в его лице на историческую сцену после 34 лет (начиная с 1945) глобального господства либералов. В результате этой революции к власти в одной из старейших цивилизаций мира пришли традиционалисты, которые фактически совмещают эзотерическое «закрытое» старчество с внешним «церковным» клерикализмом. В Иране духовенство взяло на себя ответственность за политический курс страны, чего в Европе не было со времён Контрреформации. Национальная иранская бюрократия полностью контролируется клерикалами, и это обстоятельство является стержнем государственной организации Ирана.

Что касается России, она представляет собой зеркальную противоположность Ирана. Бывшая советская партократия, приняв «на борт» криминальный элемент, спекулянтов и цеховиков, трансформировалась в бюрократию нового типа — независимую корпорацию с международными амбициями, но без международного авторитета. Именно эта бюрократия жёстко правит в России теми, кто играет в ней роль «клерикалов», постмодернистского эквивалента «церкви».

Возможность какой бы то ни было договорённости между двумя этими системами, организованными подобным образом, сегодня ещё меньше чем шансы на взаимопонимание между имамом Хомейни и Михаилом Горбачёвым в эпоху знаменитого письма аятоллы советскому президенту!

***

Многие аналитики, подходящие к вопросу российско-иранских отношений с патриотических или патриотично прагматических позиций, позволяют себе дозу умеренной критики, жалуясь, что у Москвы, дескать, нет выработанной стратегии относительно южного соседа, столь важного для геополитической стабильности РФ. Вероятно, им кажется, что эта критика представляет собой острый и смелый ход!

Эти критики заблуждаются. У Москвы есть продуманная стратегия относительно «южного соседа». Она заключается в том, чтобы водить политический истеблишмент Ирана за нос, внушая ему иллюзии по поводу возможного партнёрства, ложные ожидания экономических благ, связанных с совместными проектами... Самое опасное для Тегерана — чувство безопасности от якобы дружественной позитивной ориентации Москвы относительно ИРИ. Мол, разве Москва не поддерживает Асада, который по неким (кстати, совершенно вторичным с политической точки зрения) причинам стал для иранской дипломатии непереходимой «красной чертой»? Увы, эта поддержка Асада со стороны Кремля ничего Ирану не гарантирует. Она, эта поддержка, связана не с интересами Ирана, а с интересами Израиля, для которого окончательный коллапс официального Дамаска будет означать переход к тотальной войне с исламской «улицей».

До сих пор России удавалось «водить за нос» политическое руководство Исламской республики. Конечно, в Иране есть антимосковская партия, голоса которой временами слышны довольно явственно. Но, во-первых, у этой партии совершенно неверная картина того, чем на самом деле является Россия для Ирана, для Запада и для всего мира в целом. Во-вторых, эти антимосковские голоса маргинальны, а мейнстримом все-таки остается желание иранского руководства опереться на союз с Россией.

Чем скорее в Иране поймут базовые несоответствия, блокирующие такие ожидания в самой их основе, тем ближе к реальности сможет Тегеран скорректировать свой курс.