Вера в «переселение душ» и единобожие

ВЕРА В «ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ДУШ» И ЕДИНОБОЖИЕ

Опыт смерти и основанная на этом опыте та или иная философия смерти — это изначальный критерий внутренней подлинности человека, его метафизического качества. Явный культ смерти, ее эстетизация, доходящая до одержимости, как это имело место в традициях ацтеков, Египта фараонов или европейской культуре барокко — не обязательно свидетельствуют о подлинном понимании того, что такое поистине есть смерть; ее реальная сущность скрыта по ту сторону декоративной атрибутики, черепов и скелетов с косами, своей избыточностью как бы заклинающей ужас. Вместе с тем непризнание ее как центрального факта, вытеснение мысли о ней за пределы бодрствующего сознания говорит о духовной ущербности еще более глубокой и безысходной. Обычный человек во все времена стремился избежать излишнего сосредоточения на этой теме, с другой стороны, memento mori — помни о смерти — было девизом духовных элит (к которым в Европе средневековья и раннего Возрождения бесспорно относилось и так называемое «оперативное масонство»). Сегодняшний мир в его доминирующем западном, точнее американском, обличье представляет собой в духовном плане исторически беспрецедентную смесь инфантильного, диснейлендовского оптимизма и неизбывной параноидальной тревоги. Исход Второй мировой войны положил конец Европе как центру мирового порядка. На целых два поколения мир вступил в эпоху карнавала, переоценки ценностей снизу, легализованной анархии. Любая норма, догмат, жесткость, дисциплина, наконец, просто упорядоченный смысл были признаны «отрыжками» тоталитаризма, если не прямо фашизма. Жан Поль Сартр лично защищал городских партизан-террористов. Биполярный мир, холодная война только питали своей энергией этот праздник, начинавшийся на руинах разгромленных европейских столиц. Сегодня он кончился вместе с биполярностью. Мы живем в посткарнавальную эпоху. Рождается новая норма, новая догматика, разномастная, абсурдная, лубочная, пытающаяся спрятать свою истерическую паучью агрессивность за либеральными улыбками телекомментаторов. Рождается — уже родился! — новый посткаранвальный тоталитаризм со всемирными амбициями, имя которому — «Нью эйдж». У этого тоталитаризма, естественно, есть своя догматическая философия смерти. В ней узаконены все мыслимые ошибки, недомыслия, отклонения, «испорченные телефоны» бесконечных межконфессиональных диалогов, и построена эта философия на вере в перевоплощение душ.

Идея «перевоплощения» — возвращение души умершего на Землю через рождение живого существа, именуемая на жаргоне неоспиритуалистов «реинкарнацией», претендует на укорененность в древних традициях. В европейский интеллектуальный обиход эту идею запустил сентиментальный немецкий драматург XVIII века Вольфганг Лессинг. Как социалист и один из первых неоспиритуалистов нового Запада, он оказал большое влияние на французских энциклопедистов, соединявших наружный рационализм со скрытой космистской «мистикой». Все они, как правило, были спиритами, верили в реинкарнацию (именно Фурье «подарил» это слово официальному основоположнику французского спиритизма Карлу дю Прелю) и даже объясняли умственное и душевное неравенство людей разным количеством испытанных смертей и рождений, благодаря чему «менее опытные» души стоят ниже по шкале спиритической эволюции. (Стоит заметить, что механический рационализм, сталкиваясь с такими «чудесами», как неодинаковость двух разных объектов (!), прибегает для их «объяснения» к совершенно иррациональным трюкам.)
Подлинная духовная Традиция, основанная на передаче сквозь историческое время надчеловеческого знания, никогда и нигде не допускала подобного абсурда. Невозможность реинкарнации очевидно следует из того, что безгранична Универсальная Возможность, неисчерпаема конкретика всех ее реализаций. Повтор рождения одного и того же существа в одних и тех же (земных) условиях так же немыслим, как повторение одного и того же числа на оси числового ряда. Такой повтор, если бы он состоялся всего лишь единственный раз в одной точке «Большого Космоса», означал бы необратимое схлопывание в ничто всей реальности.

Идея «реинкарнации», подхваченная профанами в эпоху торжества материализма, представляет собой отголосок двух других идей, действительно имеющих место в Традиции, но совершенно не понятых европейцами Нового времени. Одна из них — доктрина метампсихоза, известная по греческим источникам и связываемая обычно с именем Пифагора. Популярна переданная Диогеном Лаэртским история о том, как Пифагор заметил знакомому, пнувшему по дороге приблудную собачонку: «Ты только что ударил своего деда». В учении о метампсихозе речь идет о миграции психических элементов, составляющих тонкое поле (психическую оболочку) Земли, в котором участвуют все существа, проявившиеся в земных условиях. Это практически аналогично миграции физических веществ, переходящих из одних тел в другие, и точно так же не имеет отношения к реальной неделимой природе обладателей этих тел. Другой — гораздо более сложной и в силу этого еще менее понятной концепцией является трансмиграция, особенно подробно разработанная в индуизме. Она в некотором смысле представляет антитезу, так сказать, полярное дополнение к учению о метампсихозе. Трансмиграция — это переход духовной (эйдетической) сущности умершего на другой план космического проявления, иными словами — за пределы пространственно-временного континуума, который мы называем «вселенной» и который на самом деле является лишь одной из бесчисленных ступеней в лестнице миров — действительно «Большом Космосе». В этой связи необходимо оговорить, что все упоминания о перевоплощениях, носящие порой довольно красочный и экзотический характер, встречающиеся в традиционной восточной литературе, особенно в даосских и конфуцианских источниках, имеют чисто символическую природу и никогда буквально не воспринимались теми, кому они были адресованы. Это, кстати, еще одно довольно важное обстоятельство: традиционная литература всегда адресна, обращается к строго определенной аудитории посредством понятного лишь ей языка, поэтому рассмотрение этих текстов с позиций некой «общемировой культуры» заведомо лишает их того смысла, ради которого они были написаны.

Итак, реинкарнация — неразборчивое эхо доктрин, основанных на реальном знании и потому чрезмерно «радикальных» для профанического сознания. Но этим однако не исчерпывается проблема компилятивной и полузнайской философии «Нью Эйдж». Как ни парадоксально, неоспиритуалистическую теорию перевоплощения и традиционные учения древних греков и индуистов связывает одна внешне сходная черта. Ни тут, ни там не идет речи о реальной смерти. И метампсихоз, и — в гораздо большей и обоснованной степени — трансмиграция рассматривают смерть как момент перехода их одного состояния в другое; неоспиритуалистическое перевоплощение предполагает постоянное возвращение на один и тот же план существования. В обоих случаях подлинно реальным оказывается момент проявления, жизнь. И для посвященных, и для профанов смерть есть лишь пустая пауза между проявлениями одного и того же существа. Разница между неоспиритуалистами и традиционалистами в том, что первые — профаны, воюющие с собственным духовным наследием, — стараются заклясть и саму идею реальной смерти, открывшейся западному человеку через христианство, в то время как вторые — греки, индусы, да и адепты любых других традиций, основанных не на божественном откровении, а на метафизическом созерцании, — о смерти вообще не говорят. Эти традиции знают все (и под разными углами зрения) — об объекте и объектах, — но они не знают и не могут знать ничего о трансобъективной реальности («Субъекте»), выражением которой является реальная смерть. Источником знания о трансобъективном может быть только откровение Субъекта о Самом Себе. В этом откровении обнаруживается, что истинное существо живущего непосредственно связано с его смертью, которая имеет безусловный характер. Все, что остается после смерти, распадается, мигрирует, меняет план проявления, будь это «Дух», психическая оболочка или физическое тело, это не имеет прямого отношения к тому, кто жил и умер; его жизнь в тот момент, пока она длились, была уникальным и неповторимым моментом «здесь и теперь». Его смерть — оборотная сторона этого момента — есть абсолютное «нигде и никогда». Только Бог, Единственный, Кто не умирает, может совершить это последнее тотальное чудо: воскресить умерших в их собственном теле, совершить этот невозможный возврат и тем самым навсегда победить неисчерпаемость внешней тьмы.

Оценив должным образом сокровенную доктрину смерти как стержень богооткровенного авраамического единобожия можно понять и то, какие силы формируют инфернальный оптимизм сегодняшней цивилизации заката; ибо агрессия наступившего режима «Нью Эйдж» — эры антихриста — направлена против завета со своим Господом, заключенным на могилой «ветхого Адама».

1998 г.