Арийский Ислам
Арийский Ислам
лекция прочитана в 1994 году в музее Востока, Москва
Бисмилла ар-Рахман ар-Рахим...
Когда мы говорим это приветствие, обращенное к Пророку Мухаммаду (МЕИБ) и его соратникам, мы, последователи чистого направления Ислама, который называется «мазхабу мухаммади», мы приветствуем соратников Мухаммада (МЕИБ) словами: «хурру айямину мунтаджабин» — это означает определение их как избранных, знатных, благородных и верных.
Должен сразу сказать, что это определение сахабов Пророка относится только к определенной части сподвижников Пророка. В подавляющем большинстве направлений Ислама принята форма «асхсхабу аджма’ин», т. е. величание относится ко всем сахабам без различия. Это различие связано с двумя принципиальными установками на роль пророческого института в истории традиции, на роль сподвижников, окружающих пророков и составляющих потом тот корпус, ту корпорацию, на которой лежит потом задача передавать эту традицию во времени, сохранять ее для людей, т. е. то, что в христианском обиходе называется Церковь.
Но прежде чем мы перейдем к более конкретному анализу этих фундаментальных различий и попробуем выйти на понимание того, что такое чистый Ислам, сначала я хотел бы сказать, что сегодня идет второй день поста, который является для всех мусульман праздником аскезы, духовной дисциплины, временем определенной мобилизации душевных и телесных способностей для того, чтобы поддерживать бодрствующее вертикальное состояние и реализовывать преобладание духовного сознания над телесным планом. Тема, которая сформулирована сегодня как заголовок сегодняшней лекции — «Арийский Ислам» — звучит может быть в достаточной степени вызывающе. Для уха подавляющего числа мусульман в этом есть привкус определенной провокации и определения во всяком случае неисламского — поскольку Ислам стоит принципиально на позициях сверхчеловеческого игнорирования различия в расах, языках, этническом происхождении.
Если рассматривать термин «Арийский Ислам» как определение биологически-расовое, то, конечно, такого «арийского Ислама» принципиально не существует и не может существовать. По той простой причине, что не существует, скажем, этнической, генетической собственности на откровение трансцендентного Бога, которое дано для определения исторических и метаисторических судеб человечества. Т. е. нет соизмерения между такой характеристикой, как определённая генотипная модальность человека, его расовая принадлежность — и тем, что составляет суть Откровения.
Если же под словом «арийский» понимать то, что понимали древние арии — не биологическую характеристику, а характеристику высшего благородства, некой избранности, а избранность в подлинно аристократическом понимании — это всегда избранность жертвенная и избранность, сопряженная с определенной ответственностью и обязанностью — то тогда такое определение будет правильным.
Действительно, Ислам — это религия благородная, религия благородных, религия, которая наполнена жертвенным воинским кшатрийским рыцарским духом. В этом смысле мы и попробуем подойти к определению того, что такое Чистый Ислам.
Во-первых, сама тема арийского Ислама, т. е. Ислама, который квалифицирован через сугубо человеческую категорию («арийский») — нуждается в значительной разработке и понимании того, как мы спрягаем с Исламом человеческое измерение, что такое для Ислама человеческое измерение. Что такое вообще человеческий фактор для религии, для традиции, которая имеет по определению внечеловеческое происхождение.
Сама идея дистинкции, сама идея расовой квалификации реально на практике де-факто существующего неприятия одними группами других групп, или биологическое, скажем, такая вещь как расизм, это де-факто свидетельство о глубоком внутреннем кризисе человека. Если мы проанализируем такое явление как расизм, как инстинктивно психическое неприятие носителями одного генотипа носителей другого генотипа, мы обнаружим, что под этим скрывается некая невыраженная, несформулированная критика человека вообще, иными словами человек критически относится к человеку как к таковому, но не признавая дефектность человеческого в себе, обнаруживает её в другом генотипе, который для него является отстраненным, предстает на определенной дистанции, т. е. он не опознаёт в представителе другого генотипа, другой расы человека в целом, он видит только то, что этот человек ему неприятен. Почему? Обычно отвечаю: «Да потому что он другой». Но есть и более глубокий ответ: потому что человеку в принципе, на очень глубоком уровне психического переживания неприятен человек как таковой.
На самом деле человек относится к себе очень сложным образом. Если мы будем смотреть на дело достаточно беспристрастно, то увидим, что человек в широком смысле как обобщенное видовое понятие, не находится в гармонии с самим собой. Человек постоянно критикует себя в форме ли критики отдельных социальных групп, классов, в форме ли критики отдельных этносов, в форме ли критики отдельных периодов истории, в форме ли критики отдельных исторических явлений, таких, как империи, целые социально-исторические периоды, наконец, в форме критики носителей одной идеологии — идеологии других. Так или иначе человек постоянно находится в некой проецированной в объектной, вне «я», сфере самокритики.
Единственное, что очень редко случается, практически никогда не случается, это критика человеком самого себя как некоего глобального целого, т. е. критика человеком человека как феномена, как такового. Можно, конечно, указать на отдельные философские случаи, например на случай такого интеллектуального нонконформизма как Ницше и связанного с ним экзистенциалистского нигилистического направления, выраженного в лице его эпигонов, вплоть до Сартра, и на более значительное философское направление, которое заканчивается фигурой Хайдеггера.
Но по поводу Ницше здесь есть некоторые возражения, потому что Ницше критиковал человека на самом деле из глубинных гуманистических импульсов, он критиковал человека как нечто дефектное, что должно быть преодолено для утверждения опять же имманентного исправленного посюстороннего сверхчеловеческого варианта, причем сверхчеловеческое понималось Ницше не как глобальный метафизический разрыв с человеческим манифестированным уровнем, а как некая революционная пролонгация человеческого в такую вот динамику роста. Т. е на самом деле за ницшеанской критикой слишком человеческого стоит опять же страстный волевой порыв некоего гуманизма.
Человек постоянно находится в амбивалентном колебании: с одной стороны не принимая человеческое как последнюю правду и постоянно критикуя различные аспекты человеческого, с другой стороны человек в лице своих интеллектуальных представителей не решается идти до конца: подвергнуть человека критике как нечто целое, как некое фундаментальное космическое явления, феномен, который противостоит духу, противостоит истине, который противостоит попыткам высшей духовной силы направить его на оптимальный прямой путь.
А между тем, именно такой критической подход содержится во всех посланиях пророков, в том числе и в послании последнего Пророка Дома Авраамова — Мухаммада (АС). Поскольку можно сказать, что Коран — слово Бога, манифестированный в виде книги Логос, переданный Пророку архангелом Гавриилом, есть в одном из своих аспектов ни что иное, как глубокая, беспощадная критика человека, человека как такового, человека в целом. На этот счет в Коране есть достаточное количество пассажей, большинство из них адресовано опять-таки к части людей, хотя и большей части, подавляющему большинству людей. Людям неверующим, людям, не признавшим пророков, на протяжении всей человеческой истории преследовавших, изгонявших пророков, т. е. можно сказать, что речь идет о «черных овцах» в стаде, хотя бы даже этих черных овец было девяносто девять из ста.
Но есть в Коране аяты, которые говорят о человеке вообще, есть даже суры, которые посвящены человеку в целом, как явления на сегодняшний день (а сегодняшний день по меркам традиции — это тысячелетия) существу со знаком «минус» в глубоком смысле. И этот знак «минус» не метафора, а достаточно буквальное заявление.
Например, есть в Коране такой аят: «То, что у вас — убывает, а то, что у Аллаха — остается», т. е. является вечным. Это характеристика сущностной природы человека, связанной с воздействием рока, воздействием энтропии, обреченности и противопоставление его некой божественной сфере, где существует пребывание, вечность, где существует утверждение. Человек, с одной стороны, находится в убывании, с другой стороны ему предъявлено высшее бытие, связанное с вечностью. Вечностью некоего особого свойства.
Почему человек убывает? Что в нем убывает? Человек убывает подобно ручью, который течет в пустыне. Вокруг него существует враждебная Среда, которая его высасывает, вытягивает, т. е. существует некая сфера рока, вакуума, в которую человек исходит. Исходит в эту бездну, которая его пожирает.
Говорит ли в данном аяте Коран о том, что божественная сфера — это и есть та самая бездна, которая его поглощает, та самая объективная пустота, в которую человек исходит? Нет. Очевидно речь идет не о том негативе, которому человек предстоит как смертное тварное тленное существо, а о чем-то альтернативном этому негативу, который противостоит этому негативу и побеждает смерть.
Характеристики, метафизические ориентиры, заложенные в Коране, являются достоянием не только Ислама, как понимают его обычно люди, находящиеся вне этой традиции, как религии, принесённой в мир через Пророка Мухаммада (АС), на самом деле пророк Мухаммад всегда говорил, что Ислам — это религия всех пророков, и впервые это название Ислам и название своих последователей мусульмане было дано нашему праотцу Аврааму — Ибрахиму (АС), который жил 4300 лет назад, за приблизительно 1000 лет до Пророка Мусы (Моисея) (АС). Т. е. Эта религия, которая специфическим образом присуща целой цепи пророков, обладает общими характеристиками, и особенно ярко и наглядно бросается в глаза близость между метафизическими установками, существующими в христианстве и Исламе.
С точки зрения мусульман Ислам как раз является христианством, истинным христианством. В Коране очень много упоминаний об Иисусе, Иисус является любимым пророком Мухаммада и рассматривается как величайший Пророк дома авраамова и вообще всего пророческого цикла. Признаётся непорочное зачатие и Иса в Коране уподоблен Адаму в том аспекте, что подобно Адаму он не имеет тварного физического отца, что является непосредственным вмешательством рух-уль-кудс — Святого Духа, воздействующего на человеческую субстанцию. В это смысле мусульмане никогда не противопоставляли себя истинному христианству.
Девяносто процентов ныне живущих на Ближнем Востоке мусульман — это потомки христиан, которые жили в V — VI веках, поскольку Ислам, выйдя из пределов Аравии существовал не в вакууме, развивался не среди язычников, он развивался в глубоко культурном пространстве тогдашней эллинистической христианской цивилизации Византии, он действовал в Сирии, Палестине, Междуречье, Иране, Магрибе, эллинизированном Египте, а все это было христианским пространством, за исключением Ирана, где господствующей религией был зороастризм, но и там примерно треть населения исповедовала несторианскую ветвь христианства.
Таким образом, все ныне живущие мусульмане Северной Африки, Ирака, Сирии, Палестины, значительной части Ирана и регионов Афганистана, т. е. Средней Азии имеют предков христиан монофизитского или несторианского толка, которые находились в глубоком теологическом конфликте с триниторианами, увидели Ислам как радикальный выход из этого глубокого конфликта как продолжение унитарианства.
Вернемся к главной теме — теме человека как той базы, на которой проявляется откровение пророков, проявляется традиция вообще, и к тому моменту нашего изложения, когда мы сказали, что человек подвергается глубокой и всесторонней критике в Коране. Коран в суре «Аср» говорит: «Поистине, человек находится в убытке». Этот аят продолжает слова Корана о том, что «то, что у человека — убывает» — это констатация глобального фактора, действующего на человечество, на все сущее и в первую очередь на человека, как центр мироздания, а именно энтропии, рока, смертности, жесткого холодного определения, благодаря которому, как говорится в Коране, «многие поколения, которые были до вас, сошли».
Естественно, что воздействие рока, воздействие энтропии, воздействие динамичной, плавной, подвижной смерти, которая окутывает поколения, нисходящие одно за другим в землю, не может не привести к кризису человека как архетипического понятия. Существует по крайней мере три аспекта кризиса: это кризис социума, который прежде всего выражается в социальной несправедливости, лжеиерархии, и, самое главное, в извращении самой природы власти, в таком извращении самой природы власти, когда практически любая властная государственная манифестация представляется неправедным захватом, узурпацией, и легко можно доказать, что таковой она и является.
Во всяком случае, с точки зрения чистого Ислама, того Ислама, о котором мы сегодня говорим, не его конформистских направлений, за 1400 лет существования исламской традиции в исламском мире было всего четыре года праведной власти, это власть халифа Али ибн Аби Талиба (АС), который правил после первых трех халифов, Абу Бакра, Умара и Османа до того момента, когда он бы убит во время намаза в мечети. Эти четыре года являются единственным исключением из 1400 лет истории, четыре года праведной власти, которая базировалась на божественном авторитете, на воле самого Пророка, подтвержденного божественным откровением. Все остальное время — это неправедные правители, это узурпация, это ложная аристократия, это псевдоиерархия, основанная не на тех ценностях, которые были принесены авраамической традицией, а на ценностях жизни ближней.
С одной стороны, это кризис социума. Естественно, что этот кризис социума касается не только исламского ареала. Мы были бы очень однобоки и наивны, если бы не распространили эту категорию кризиса на всю человеческую историю. Во всяком случае, на то, что называется документированной историей, потому что, то, кается Золотого века, и доктрины традиционалистов относительно нисходящего цикла, это тема особая, мы ее еще коснемся.
Далее нужно сказать, что человек испытывает кризис биологический, это прежде всего, кризис генотипа, кризис, выражающийся в том, что человечество раскалывается на несколько ручьев, несколько биологических потоков, противостоящих друг другу, в ведущих жестокое соперничество за выживание генотипов на верхнем слое истории, на верхнем слое власти. Это жестокая генотипная конкуренция, которая проходит в рамках постоянного понижения биопсихического тонуса, т. е. попросту говоря, физической деградации человечества.
И, наконец, самый может быть тяжелый и страшный кризис, который касается человечества, это кризис сознания. Под этим следует понимать следующее: как сказано в Коране и в других священных текстах, подавляющее большинство человечества утратило инстинкт объективной истины.
Для современного человечества (под современным человечеством мы понимает человечество, существующее в рамках письменной датированной истории, которая является объектом исследования профессиональных историков) основным средством познания истины является консенсус. То, что на техническом языке теологов называется соборностью.
Понятие «соборность» — это не только православное религиозное понятие. Оно есть и в суннитском Исламе и соответствует арабскому термину «джама’а».
Когда мусульманин, знающий свою традицию, слышит слова со стороны религиоведов немусульман о ортодоксальном и неортодоскальном Исламе, причем под ортодоксальным Исламом понимается как правило суннитский Ислам, Ислам большинства, это не только ложное некорректное определение, это определение, которое сбивает с толку. Потому что в реальном Исламе нет такого критерия — соборность, большинство, демократического......... об объективной, тем более высшего порядка метафизической истине.
Но исторически после смерти Пророка (АС) понятие джама’а и поняти шура, т. е. совет, возникли и стали одной из форм критерия определения истины. Джама’а — это как раз та соборность, которая управляется корпоративным кругом алимов, исламских ученых, и которая наиболее соответствует соборности в греческой ортодоксии.
Одним из фундаментальных проявлений кризиса сознания является именно эта соборность или конценсус, который характеризуется прежде всего выступанием на передний план в качестве лидирующего мотива бессознательного со своими архетипами, которые с одной стороны оказывают определенное энергетическое мотивирующее давление, с другой стороны, доминация психического над рациональным делает эту соборность легко манипулируемой к корпоративных интересах, что на практике мы видим в истории всех манифестированных религий, и в первую очередь религий пророков, потому что то послание, которое принесли пророки, носило толь революционный и столь острый характер, что определенный корпоративным кругам, которые в Евангелии прямо именуются фарисеями и книжниками, а в коране именуются мунафиками, т. е. лицемерами, в интересах этих корпоративных кругов конечно было нанести удар по этому посланию, извратить и затемнить его. И поэтому, на примере авраамического монотеистического цикла мы особенно ярко можем видеть как консенсус, соборность подрывают идею объективной истины, открытой нам в откровении.
Таким образом, можно сказать, что эти три момента кризиса: социальный, биологический и кризис сознания, в особенности последний, приводят к такому феномену, который определяется как состояние джахилийя в Исламе, т. е. состояние неведения, невежества, непросвещенности, или то, что на русском языке называется «язычество».
Это, кстати говоря, не означает, что люди, которые находятся в состоянии джахилийя, представляют собой безбожников, людей, погруженных в чисто профанический план в современном значении слова. Нет, у них может быть при этом традиция. У них в духовной сфере могут быть определенные центры, определенные референтные ссылки, определенный сакрализованный ритуальный мир, но это не имеет никакого отношение к особой сакральной истине авраамических пророков.
Это то, что называется язычество, потому что это самодавлеющее самообожествляющее пребывание человека как архетипа в себе самом, когда его консенсусное групповое сознание принимается им как последняя инстанция истины и отождествляется с логосом. В данном случае нам важно только то, что существует корпоративный класс, корпоративный круг, который рассматривает себя как носитель этого консенсуса финального сознания, коллективно определенной соборной истины. Мы естественно говорим о корпорации жрецов, которая является вечным узурпационным носителем авторитета, который ни обойти ни объехать, и против авторитета корпорации жрецов, корпорации фарисеев и лицемеров приходили пророки.
На этом этапе мы подходим к очень важному моменту. Сегодня предпосылки всех тех проблем, которые мы затронули они более или менее введены в круг интересов, круг внимания образованного человека, например, западного интеллектуала. Потому что в XX веке кризис человека, и в первую очередь кризис сознания зашел настолько далеко, секруляризация всех сторон человеческой жизни зашла настолько далеко, что возникла проблема того, чем же является сакральное в тех или иных формах, и почему существует такой феномен как профаническое, что означает «профан».
Профан — это достаточно старый лингвистический термин, в переводе буквально означает «стоящий вне храма», находящийся вне литургической ритуальной задействованности, не включенный в вертикальное супрочеловечесокое измерение.
Сегодня в обиходе аналитиков интеллектуалов культуры существует аппарат, созданный традиционалистами — в Европе, в первую очередь во Франции. Традиционалистами, которые принесли концепцию Традиции с большой буквы и дали кажущееся новым, но на самом деле очень и очень глубокое корневое определение Традиции, как некой глобально, тотальной внечеловеческой реальности, которая является стержнем, на котором человек существует.
Традиционализм в его современном понимании связан прежде всего с именем Рене Генона. И тут необходимо отвлечься, чтобы сказать несколько слов об этой совершенно исключительной фигуре. Рене Генон, француз, родившийся в самых недрах Франции, в буржуазной католической семье, в конце 80-ых годов прошлого века, получил блестящее, разностороннее, хотя и неровное образование, учась в Сорбонне на факультетах философии и математики, он рано столкнулся со всеми аспектами неоспиритуализма, который характеризовали Францию начала века, был членом практически всех инициатических организаций, был регулярным масоном шотландского посвящения.
В 1915 году он принял Ислам по каналам тариката шазилийя под эгидой доктрины так называемого аш-шайх уль-акбар — великого шейха Мухеатдина ибн-Араби и стал известен в 30-40 годы сначала в узких круга как один их крупнейших разоблачителей мифов современной ему интеллигенции, в том числе и класса востоковедов. Он написал около тридцати работ, в которых излагает примерно следующую доктрину. Человечество ничего не мыслит самостоятельно, не имеет никаких спонтанно эволюционистски развитых доктрин и идеологий. На самом деле все содержание человеческого сознания есть содержание традиции, имеющее внечеловеческий источник, более или менее затемненный в зависимости от места, времени, эпохи и противодействия человеческого материала, но происходящий в принципе из единого источника, из источника объективной истины.
По отношению к этой объективной истине существует несколько слоев иерархий, несколько уровней и ступеней восприятия. Наиболее низким является восприятие шудры, соответствующее скажем люмпен-пролетариату в очень условном социальном соотнесении, далее идет класс буржуазии — вайшья, чуть повыше и он уже является более или менее человеческим, выше этого идет класс кшатриев — воинов, которые являются максимальным и оптимальным выражением человеческого, но имеют право лишь на малые мистерии, а выше этого идет класс брахманов, это корпорация жрецов, которой доверено в полной мере осознавать, передавать и поддерживать содержание этой традиции.
С самого начала обращает на себя внимание то, что человек, который принял Ислам, пусть даже через суфийский тарикат, тем не менее предпочитает все же объяснять концепцию традиции, сакральной духовности в терминах индийской метафизики и пользоваться при этом разработанной в индийской же традиции системой кастовых определений.
Это естественно не случайно, потому что Генон, который является стержневой культовой фигурой и кумиром современных западных интеллектуалов, а теперь мало помалу он становится фигурой, проникающей в ареал нашего российского интеллектуализма, Генон является крупнейшим и можно сказать гениальнейшим выразителем интересов корпоративного жречества XX века. Достаточно сказать, что на порядка 10-15 тысяч страниц, написанных по-французски (он написал еще и несколько статей на арабском языке) с детальнейшим объяснением символизма, взаимосвязи и взаимореферентности символических структур различных традиций найдется примерно 20-30 страниц прямых ссылок на содержание исламской традиции.
Я хотел бы, чтобы вы отметили этот факт, довольно любопытный, связанный с фигурой Генона, а фигура Генона будет расти в пропорциях на нашем московском небосклоне и будет все более и более занимать умы интеллектуалов. Уже сейчас журнал «Вопросы философии» опубликовали ряд статей, они видимо будут публиковать отдельные книги, это имя стало проникать все больше и больше в нашу интеллектуальную среду.
Я хотел бы, чтобы вы отметили вот такой момент: у Генона естественно существует школа: существует целая плеяда более или менее интересно пишущих эпигонов, и практически все эти эпигоны, в отличие от Рене Генона, большую часть своих работ, широко и популярно известных, посвятили как раз Исламу, в отличие от практики своего учителя и метра. В этом ряду я хотел бы назвать имена Фритьофа Шуона, швейцарского немца Титуса Буркхарта, тоже, кстати говоря, швейцарского немца, Мартина Линкса, англичанина, очень высокобрового человека, оксфордского профессора, который принял Ислам тоже в Египте, и целый ряд других менее известных фигур, все они посвятили не по одной, а по много работ Исламу, все они ссылаются на авторитет Рене Генона.
С моей точки зрения, здесь содержится определенный, глубокий и очень тонко продуманный передерг: Рене Генон создал себе непререкаемый авторитет, как экспонат объективной традиции, которая не имеет никаких привязок к субъективному мнению, к частному субъективизму. Практически среди своих последователей Рене Генон приобрел статус чуть ли не некоего священного писания, изучается каждая его буква и каждый вздох. Но он воздерживался от того, чтобы высказываться впрямую по Исламу. Но его ученики и эпигоны, которые ссылаются на его авторитет, стоят на его ногах, на его плечах, они уже занимаются впрямую комментированием Ислама.
И естественно они исходят из этой геноновско-шооновской концепции, которая у Генона очень глубоко продумана и очень исполински выглядит, а у Шоона является эпигонской, гораздо более мелкой, скажем так банальной, а именно концепции трансцендентального единства всех традиций.
Ну, она очевидная идея, идея в общем то экуменическая, распространенная за пределами христианских сект, это глобальный экуменизм по отношению ко всем традициям, и вроде бы она логически неуязвима. То есть если с одной стороны есть некий объективный сверхчеловеческий источник всякого знания, с другой стороны, мы, будь даже последователями адвайтевидантизма или последователями, скажем, авраамического монотеизма, мы исходим из монистических? установок, то стало быть, этот сверхчеловеческий источник может быть только один.
То есть здесь внешне монолитная солидная логика, железная логика, с которой практически на первый взгляд бессмысленно спорить.
Однако, против кого тогда приходили в мир пророки? С какой миссией приходили в мир пророки, в чем пафос великого обличения со стороны Авраама, со стороны Моисея по отношению, допустим, к левитам и к уклоняющимся, по отношению к восставшему против него Горию? В чем пафос обличения со стороны Иисуса божьего слова, переданного через Пророка, который наиболее законченно и последовательно обрушивается не просто на людей, а на носителей веры, знания, представления, ритуалов и ссылающихся при этом на поколения, которые были до них, на своих отцов.
Разве фарисеи и книжники это профаны? Разве левиты, восставшие под руководством Гория против пророческой миссии Моисея это профаны? Разве Авраам, порвавший со своим отцом, который был одним из жрецов политеизма, одним из фундаментальных деятелей тогдашней религиозной структуры, разве отец Авраама был профан? Все они были носителями некой приморадиальной традиции в тех или иных формах.
По словам традиционалистов Традиция исходит из единого источника, тогда с чем боролись пророки? Мы же не можем быть настолько наивными в этих сакральных и крайне религиозных сферах, сферах духовной жизни и духовной смерти, чтобы предположить, будто этот конфликт носил характер хорошего случая, частного исправления по отношению к отдельным ересиархам? Это глобальный конфликт, который красной нитью проходит через всю человеческую историю На самом деле, как учит нас авраамическая традиция, традиция не одна, в глобальном смысле, Традиция с большой буквы. Традиций две: есть одна традиция жрецов, корпоративная традиция касты жрецов, касты брахманов, и есть другая традиция — пророков, которые приходят в этот мир для того, чтобы нанести удар по незыблемому, монолитному монументальному авторитету теократического засилья, теократической касты.
И практически, если мы внимательно посмотрим на все священные писания, если мы прочтем их без предвзятости, и более того, если мы проанализируем некие несоответствия и некоэрентности в тех писаниях, которые подверглись изменению или переработки и воздействию корпоративной касты жрецов, т. е. если мы логически вскроем определенные следы манипулирования с этими писаниями, то мы увидим, что в писаниях практически прямо говорится о конфликте пророков, имеющих миссию от Всевышнего, и жрецов, которые связаны хотя и с внечеловеческой, но радикально иной реальностью, реальностью гораздо более наглядного свойства.
Здесь я хотел бы сделать маленькое отступление в скобках и обратить ваше внимание на то, что существующий текст Библии, Ветхого Завета подвергался по крайней мере дважды полному переосознанию, пересозданию.
Существуют два разрыва гомогенной временной линии существования Ветхого Завета.
Первая — это Вавилонский плен, когда, как известно, оригинальный текст был уничтожен, и потом Ездра воссоздал его по памяти, а Ездра принадлежал уже не к традиции авраамического пророчества, не к дому Авраама, он был представителем корпоративной касты хахами? , касты жречества, раввинской касты, он был первым из эпохи бубенцов? , которая началась как раз с пересоздания по памяти Ветхого Завета. Второй раз разрыва в истории Ветхого Завета наступает при разрушении храма, второго, первое разрушение было во время Вавилонского плена, когда римляне уничтожили все имевшиеся списки и копии этой восстановленной по памяти Ездрой Торы. И она была восстановлена с греческих переводов, птолимеевских переводов задним числом. Поэтому авторитет письменной торы сейчас в ортодоксальном раввинате является вторичным и зависимым от живого раввинского предания. Любой специалист по иудаизму вам скажет, что авторитет письменной Торы существует постольку поскольку он опирается на авторитет живой Торы, т. е. Торы, которая передается устным путем. Это первое.
Второе — это четыре Евангелия христиан — это текст, который существует где-то с начала второго столетия после рождества Миссии. Разные списки появлялись в разные времена, но ни один из них не датируется ранее, чем восстание Баркохбы, т. е. 122-126 годы. Это означает, что прошло по меньшей мере шесть или более интеллектуальных поколений ученичества, которые разделяют время апостолов, непосредственных свидетелей Иисуса и фиксацию этого на письме.
Более того, в Исламе есть сунна — хадисы — предания о словах и деяниях Пророка. Если они входят в сборник хадисов, то к ним прилагается абсолютно прослеженная цепь передатчиков, т. е. кто слышал, что Пророк сказал то или иное, мог ли он быть при этом заслуживающим доверия, видел ли следующий передатчик того, кто слышал это от Пророка и т. д. Научный институт коранических исследований практически занимается детальной биографией таких передатчиков, выясняя, могли ли такие-то люди на этом рубеже жить в таком-то месте и был ли шанс, что они вместе встречались. Устанавливается практическая документальная достоверность передачи.
Мы видим, что в случае Евангелий такой достоверной передачи нет. Было бы прекрасно, если бы все люди, причастные к передаче откровений, хранению откровений, были бы одержимы только одним духом, духом истины, т. е. верностью тому импульсу, который был передан пророками. Но мы знаем, что пророки приходят именно для того, чтобы нанести удар по тенденции заменить свет, который они приносят, тенденции исказить это. И евангелия и Ветхий Завет, и, естественно, исламское предание становятся объектом жесточайшей борьбы со стороны фарисеев, жрецов или, в исламском случае, лицемеров.
Когда мы подошли в моменту, что существуют две традиции: традиция жрецов и традиция пророков, необходимо сказать, что это за две традиции.
Что несут с собой пророки, против чего они приходят в мир, с чем они являются вождями-воителями, и что представляют собой жрецы, как посредники, медиаторы, которые настаивают на очевидной реальности того, чему они служат.
Жрецы традиционно связаны с концепцией объективного бесконечного, которое окружает нас со всех сторон, будучи непосредственно не воспринимаемо, воспринимаемо только в исчезновении предметов, в самой энтропии, в том, что каждый конечный предмет, истирается, осыпается, тлеет и исчезает. Иными словами каждый конечный материальный предмет как бы плавает в океане негатива, из которого он исходит и в который возвращается. Мы можем назвать этот океан негатива Брахмой, как это делали и делают индусы, мы можем назвать его Зерван, как ветхие персы, или Дахр, как арабские язычники, или Уран, как греки. Суть не меняется. Это та бездна, которую каббалисты кстати называли айсов?, это негативная бездна, не имеющая определений, которая превышает все, и кроме которой не существует ничего.
Отсюда следует сразу два момента: если эта бездна является бесконечностью, настаивающей на своем исключительном существовании, то она и есть тот самый рок, в котором исчезают как в водовороте, как в вихре и люди и олимпийские и другие языческие боги и эоны, но с другой стороны, если все исчезает, но тем не менее материал для этой бездны необходимо воспроизводить снова и снова, то этот рок имеет еще и другой аспект — вечное повторение.
Циклическое непрерывное возвращение той реальности, которая непрерывно снимается. Таким образом, люди предстоят року в двойном аспекте: року как негации, року как отрицанию с одной стороны, и року, как вечному воспроизведению одного и того же. Вот объединение этих двух аспектов рока: медиаторская функция между людьми и бездной объективного негатива — это и есть миссия касты жрецов, это и есть функция жречества, функция вечной вселенской церкви, которая рассматривает себя как единственного носителя авторитета и знаний.
Именно против этой церкви, против этой доктрины приходят пророки. Но с чем они приходят, что они несут? Они несут благовестие о субъекте, который неуничтожим и неотменим роком. Это абсолютный субъект, который постоянно вытесняется роком, чистым негативом, и который является духовным принципом, ведущим абсолютную непримиримую борьбу на фундаментальное отрицание рока. Отсюда следует, что то, на чем настаивают жрецы, имеет характер непосредственного прямого утверждения, объектного утверждения. Действительно, объектную бесконечность трудно обойти, невозможно не заметить, она постоянно снимает некие предметы, нас самих и превращает все существующее в хлам.
Она видна по своему негативному действию, но это негативное действие и составляет основу того метафизического утверждения, который выражается в термине Зерван или Брахма, который является основой метафизики жрецов. Это простое утверждение, из которого возникает утверждение более дискретное, утверждение манифестированных вещей, находящихся в прямом конфликте с роком и постоянно снимаеых им. Но субъект не есть такое простое утверждение, как ссылка на объективную или математическую как разновидность бесконечность.
Субъект есть условие нашего восприятия, нашего познания. Если бы мы не были причастны к освобождающей искупительной сущности субъекта, то мы не могли бы вопринимать окружающий мир. Мы ничем не отличались бы от одного предмета, равного другим предметам на той же плоскости. Иными словами между нами, между тайной внутри нас, вот этой точкой, не имеющей измерения, и галогенным пространством вокруг не было бы зазора, а он есть. Это тот зазор, который называется фуркан, различение, та дистинкция, которая делает нас свидетелям, живыми.
А условие, благодаря которому мы являемся живыми, это «Единственный, который не умирает», это живой абсолютный субъект, который является принципиальным условием всякого гносеологического акта. Поэтому, философски говоря, пророки приходят с благовестием на гносеалогическом уровне, который направлен против негативного онтологизма жрецов.
Таким образом, в истории существуют эти два глобальных потока. На первый взгляд, эти вопросы представляются принадлежащими к чистой метафизике. Но на самом деле проблемы взаимоотношения социальных классов, проблемы власти, проблемы конкретной политики жизни и смерти людей вырастают как из клумбы из этих метафизических вопросов, которые изложенные в такой академической форме, кажутся слишком абстрактными. но на самом деле нет свободы, и нет власти без метафизики. Нет свободы и власти, которые не коренятся в решении глобального метафизического вопроса. Поэтому история является жесткой ареной конфликта между этими глобальными тенденциями.
Главным революционным посланием, которое противостоит тотальному теократическому авторитету жрецов, является доктрина пророков о спасающем, побеждающем рок Субъекте. Абсолютном Субъекте, который на языке авраамической традиции имеет имя Аллах. Невозможно себе представить реализацию такого духовного присутствия, которое связано с концепцией абсолютного субъекта, без пародоксального прорыва в сознание человечества.
Существует масса мифов о возможности так называемой натуральной религии. Определенные суфийские школы, определенные инициатические структуры, постинициатические политизированные масоны и просветители — они очень любили рассуждать на ту тему, что если бы не было таких разрывов, вторжений из горного субъектного мира, т. е. не было бы пророков, то человечество все равно философским натуральным путем могло бы прийти к тем же самым установкам, посылкам и ценностям, как они любят выражаться.
В частности, я бы сказал, что этот взгляд насчет натуральной религии даже не слишком устаревший взгляд. Я два года назад был на одной конференции, где мусульманские теологи и масса приглашенных иностранных гостей, в том числе один очень известный иезуит, теолог отец Мак Бермот, католик исландско-американского происхождения, который возглавляет Бейрутскую восточную библиотеку. Он на полном серьезе в своем выступлении сказал: «Почему существует, собственно говоря, теология, почему существует откровение? Для того, чтобы быстрым динамичным способом дать людям в сжатой форме те истины, до которых они бы добирались в разброс долгим аналитическим путем, философски и каждый по-своему.»
Истины вроде очевидные, но для экономии ментальных ресурсов существует откровение, т. е. декларация того же дважды два, но от учителя.
Большего абсурда невозможно себе представить. Сказать, что содержание откровения может быть выведено путем натуральной религии, путем философствования, а поло? с самого начала, это значит полностью не понимать, что несут пророки, какова их спасительная, искупительная мессианская функция в истории.
На самом деле мы можем апеллировать к элементарной логике: если Субъект есть условие познания, то он сам не может быть предметом этого дискурсивного познания. Некое трансцендентальное условие опыта не может становиться объектом непосредственного восприятия. Один из крупнейших крупнейших и по-своему трагический мыслитель Европы, который пришел к этому фундаментальному выводу, был Эмануил Кант. Эта колоссальная фигура европейской мысли, которая напрямую вязана с пульсом проблемы, который сформулировал в критически осторожной форме то, о чем мы сейчас говорим, о том, что условие познания не может становиться одновременно и объектом познания, т. е. всегда остается за кадром опыта и восприятия.
Сказав это, он вызвал такую проблемную волну европейской мысли, что все последующие поколения европейских философов делали только одно — пытались замолчать и разрядить Канта, вытащить из его послания этот провокационный запал.
Но Кант в терминах европейского менталитета это достаточное объяснение, почему невозможна естественная религия, почему невозможно натуральным путем прийти к тому, что дает откровение. Потому что любой тезис дискурсивного разума амбивалентен, и существует абсолютный баланс между тезисом и антитезисом. Преодолеть эту тупиковую амбивалентность можно только парадоксальным вторжение субъектного революционного послания.
Итак, что же такое послание? Что такое это откровение, которое реальным образом входит в мир.
В Коране ему посвящена целая сура — «Ляйлат-уль-Кадр» — «Ночь Могущества». В Коране говорится: «Мы ниспослали его в ночь могущества», — «его» означает Коран, чтение, откровение. «А что даст тебе знание о том, что такое ночь могущества?» — спрашивает Бог у Пророка. Это означает, что Пророк, не смотря на то, что он совершенен, очищен от возможности совершить ошибку, иначе бы он не был признан пророком, тем не менее не знает, что такое «ночь могущества». т. е. перед ним находится нечто, что неконтекстно возможности даже совершенного человека, даже совершенного познания.
Дальше в суре говорится: «Ночь могущества лучше тысячи месяцев», имеется в виду некое указание на абсолютный временной цикл, тысяча — это такая символическая цифра, можно интерпретировать и конкретно — тысяча месяцев тогда окажется длиной человеческой жизни, около 83 лет. Можно интерпретировать ее и символически, поскольку имеется в виду не тысяча лет, а тысяча месяцев, поскольку здесь выступает символизм не дневного, а ночного светила, месяца, таким образом указывается, что ночь могущества не является временной категорией, она стоит вне контекста потока времени.
Дальше говорится в Коране: «Спускаются в нее ангелы и дух с дозволения Господа их для выполнения всяких повелений.» Это означает, что ночь могущества стоит не только вне времени, но это некая реальность, условно говоря, как бы объемного плана, в которую можно спуститься.
Далее последний аят: «Она мир до восхода зари». Что это значит? «мир до восхода зари» означает, что в ней нет ни малейшего напряжения, ни малейшей конфронтации, ни малейшего определения — ключевое слово — это означает, что это план чистой аморфной непроявленности, вплоть до того момента, когда появляется заря, т. е. первая световая точка, дефиниция и начало проявления, начало творения.
Совершенно ясно, что в этой суре говориться о субстанции, о первоматерии, о принципиальной бездонной возможности ночи внизу, в которую спускается эссенция, луч света, который ее центрирует, формирует, образует так сказать эту структурализацию, которая и называется предопределение, декрет, потому что во французском переводе «Лялят-уль-кадр» называется «La nuit du decret» — «ночь декрета», ночь фиксации.
Таким образом речь идет не о ночи, которая является тем не менее конкретной ночью, празднуемой в исламской религии, 27 рамадана, за три дня до конца поста. Эта ночь символически обозначает ночь внизу, упоминающуюся, кстати говоря, Геноном. Ночь внизу, ночь субстанции, ночь бездонной аморфной возможности, которая подлежит под всеми структурами реальности, аморфная чистая возможность.
Здесь мы выносим важнейшее определение, которое нам и нужно. Если «ночь предопределения» уподобляется и на самом деле является субстанцией, то спускающееся в нее откровение является эссенцией, т. е. принципиальным сущностным, точечным воздействием.
Откровение и точечно формирующее судьбоносное воздействие есть одно и тоже.
Но тогда происходит не только отождествление концепции «Ночи могущества» с концепцией первоматерии, но и «ночи могущества» с субстанцией, с концепцией человечества. Да, в Коране человечество рассматривается как субстанция, как подножие, как горизонтальная опора, на которую выстраивается вертикальный луч эссенциального воздействия.
Все эти вещи, о которых мы говорим, они не являются голыми абстракциями. Они не являются некой схемой, которая действует неважно когда, неважно кем. Существует аспект универсального, но существует и аспект уникального. И уникальное, т. е. конкретно избранная точка, которая всегда имеет имя, адрес, она является более существенным элементом. Более того, если универсальное сопоставимо с субстанцией, то уникальное именно с эссенцией.
Мы это говорим, чтобы указать, что есть определенные конкретные люди, связанные определенной конкретной линией в истории, на которых возложена миссия реализации вот этого вертикального воздействия, низведения луча света в темную непроницаемую ночь протобытия.
Это Дом рода Авраама единобожника (АС), это Дом Пророка, из которого через двух сыновей Исмаила и Исаака, выходят две пророческие линии: линия Исаака кончается Иисусом Христом, линия Исмаила кончается Мухаммадом.
Это две кузенные линии пророческой цепи. В Коране кроме пророков линии Авраама упоминаются как великие еще два пророка, стоящие особняком: Адам и Ной, последний человек допотопного человечества, первый носитель пророческого послания в послепотопное время.
Существует совершенно четкий аналог в структуре пророческой манифестации Дома Авраама и двух этих имен, которые открывают и закрывают целый цикл от начала человеческой истории и до Потопа. Иными словами, Иисус соответствует как некая триумфальная антитеза Адаму (вспомним, по христианской терминологии Ветхий Адам и Новый Адам).
Определенное и ослабление и дефект, по отношению к которым он является исправлением того ослабления и дефекта, который как мы знает образован изгнанием Адама из Рая, из Эдемского сада. Ветхий Адам, который уклонился от прямого пути, и Иисус, который является совершенным аналогом Адама в конце времен, который является совершенным восстановление человеческого типа с закрытием человеческого цикла, потому что на самом деле полярная манифестация совершенного нового Адама закрывает человеческий цикл.
то, что идет после Иисуса, это эсхатологический совершенно специальный отрезок времени, когда история по существу уже кончилась. Т. е. мы находимся на отрезке постисторического времени.
Пророк Мухаммад, появляющийся в этот пост-исторический отрезок, эсхатологический отрезок, является последним пророком, «хатаму набийя», «печатью пророков», он соответствует как триумфальная антитеза Ною. В Коране Ной является пророком, который в течении 950 лет (сказано тысячу лет без пятидесяти) нес пророческое послание единобожия окружающему его человечеству и не был услышан. Сура, посвященная в Коране Ною, говорит о том, что когда Ной обращался к окружавшим его людям, они поднимали его на смех, они затыкали уши, они игнорировали суть его послания. «Сказал Ной: Господь мой, они ослушались меня и пошли за тем, богатство и дети которого привели к убытку.»
Это очень важный аят, потому что он, во-первых, кончается тем, что Господь посылает потоп и уничтожает все человечество, причем Ной настаивает на том, что должны быть уничтожены все неверующие. Человечество уничтожается и это один из аспектов критики человечества, которая дана в Коране, потому что Коран будучи словом Бога, не имеет никаких компромиссов с таким бледным паллиативом, псевдосубъектом, который являет собой человек, т. е. он находится вне консенсусных пересечений с современным гуманизмом, воле человека к существованию в качестве космической самоценности.
Ной переходит в новую реальность, послепотопный отрезок истории, как тот, кто вынес эту традицию на последний заключительный период истории. Таким образом, пророк Мухаммад, которого послушали и который создал принципиальную модель цивилизации там, где Ной за 12 тысяч лет до него потерпел неудачу, является также триумфальной антитезой Ною.
Почему Ной? Потому что он завершает допотопный период, он является последним маяком старого человечества, опирающегося на архетип Ветхого Адама.
Мы видим, что существуют два маяка, два имени-принципа, имени-ориентира, Адам — Ной, которые являются архетипическими вехами, на которых строится структура авраамической цепи, авраамического послания. Это послание является революционной доктриной, единственной революционной доктриной, которая возможна, по отношению к которой остальные доктрины, претендующие быть революционными, являются оскопленным плагиатом и подменой, которые имеют целью завести тех, то за ними пошли, в тупик. Я имею в виду более или менее политизированные доктрины анабаптистов и их наследников — социал-демократию и большевиков. Все ссылки, все претензии на религиозный генезис социальных революционных доктрин справедливы, уместны только с той поправкой, что религиозные доктрины являются актуальной моделью революционного призыва, а имманентные социологические разработки марксистского и протомарксистского типа — это деформированные жалкие пародии на революционный призыв. Недаром марксисты и сами основоположники марксизма обращали внимание на то, что социальные межклассовые войны до определенного периода происходили в религиозной форме и в религиозных одеждах. Они это объясняли, естественно, тем, что сознание людей выражает свои социальные имманентные потребности исключительно в такой мифологизированной терминологии. Люди сражаются, проливают кровь, исчезают поколения за определение того или иного смысла жизни. При одном смысле жизни существование этих людей бессмысленно, но при другом смысле жизни существование этих людей является императивом. За это идут религиозные и социальные воины, и в этом пафос революционного послания пророков.
Против чего эта революция? Революционная доктрина пророков состоит по крайней мере из четырех аспектов.
Первый наиболее наглядный аспект — это революция против космизма, против космоса. В Коране мы находим аяты, посвященные миссии Авраама, где повествуется о начале его духовного пути, пророческой миссии, когда он последовательно испытывает как бы на символическую прочность реалии проявленного окружающего мира. Месяц, солнце, звезды, небо и т. д. Достойно ли все это поклонения или по крайней мере достойно ли быть взято хотя бы в качестве опоры, ориентира, для ориентации религиозного чувства. И последовательно на все это дается ответ: нет, ни этот, ни тот, ни другой, ни третий ни десятый элемент проявленного космоса, как бы ярок и поражающ он не был, не может являться ориентиром для поклонения, не может являться отправной точкой для концентрации религиозного бодрствующего внимания. Авраам снимает проявленный мир как предмет для поклонения, предмет для духовной солидарности. Такова революция против космизма, против космоса.
Далее идет революция против концепции декретирующего? неба и против неба как места пребывания субъекта, высшего архетипического начала. Во всех языческих традициях (дальневосточной традиции, греческой традиции) мы знаем, что такое роль Урана в греческой традиции, мы знаем, что такое Варуна в индуистской традиции, мы знаем, что такое небо и его декреты? в дальневосточной традиции, мы знаем в традиционалистской символической схеме, какова миссия и функция неба. Если космос является проявленным аспектом манифестации, грубым аспектом манифестации, небо соответствует тонкому аспекту манифестации, который передает формообразующие декреты рока. Если рок в себе является абсолютной бездной объективного бесконечного, т. е. его конкретную определяющую функцию несет так называемое духовное небо., которое возникает при разделении первоначального целого бытия на землю и небо и иерархию миров между ними. Против этой жреческой концепции направлена вторая часть революции пророков — отрицание неба, потому что в Коране сказано: «Аллах есть свет небес и земли», — Аллах владеет по словам Корана и землей и небом, он не тождественен небу, он хозяин, прочем таким образом, что небо всегда идет в паре с землей, т. е. иерархическое превосходство неба как тонкой манифестации над грубой снято перед огромной бесконечной дистанцией, которая отличает даже наиболее высокие проявления бытия от субъектного принципа, который всегда трансцендентен.
Далее: революция пророков направлена против самой онтологии, против отождествленности с принципом вуджут, принципом бытия. Потому что принцип вуджут, принцип простой и первоначальной аффермации — на самом деле это абсолютная отождествленность и культ объекта. А послание пророков связано с абсолютным субъектом, как гносеологическим условием. Здесь надо сказать, что развитие исламского мистицизма, тасаввуфа — суфизма — пошло двумя путями. Так называемый великий шейх суфизма Мохиаддин ибн Араби, автор доктрины вахдат аль-вуджут — единство бытия, антологической реальности, которая на самом деле в значительной степени опирается на неоплатоническую традицию, по большому счету на самом деле являющуюся такой жреческой имманентистской традицией, запирающей всю реальность в бесконечное наличие, в котором есть только степени более низкие, более высокие, более грубые, более тонкие, но тем не менее это глобально тотальное бесконечное яйцо антологии, из которого нет выхода, в котором нет субъекта, являющегося нарушением и разрывом этого гомогенного утверждения. Это доктрина Мохиаддина ибн Араби.
Ему противостоит доктрина других школ суфиев, которые выступили против этого, в частности, Наджуддин Кобал и школа Ишрака, которые утверждают более соответствующую духу Ислама концепцию вахдат-уш-шухуд — единство свидетельствования. Они говорят: нет на самом деле знамения в гомогенном единстве бытия. Знамение есть в том, что едино гносеологическое действие субъекта, едино свидетельствование, которое принципиально полярно противопоставлено объектности и наличию. В этом является божественное присутствие. Не в наличии, а в дистинкции от наличия, в отличии от наличия, в отличии от антологии. Здесь мы видим, что подлинный смысл авраамического послания, подлинный смысл теологии арваамистов заключается последовательно далее не только в отрицании проявленного манифестированного космоса, не только в отрицании тонкого манифестирующего плана манифестации, но и в отрицании принципа бытия, как последней финальной инстанци. Дух не смиряется с отождествленностью с наличием, он не боится идти дальше, в несущее.
И здесь последний четвертый этап восстания революции пророков, восстание против рока, который является абсолютной негативной бездной, называемой Брахмой, Дахром, Зерван, Уран, и наконей, Дао? в дальневосточной традиции. Это чистая негативная бездна, бездна айсов?, которая не имеет никаких ограничений, собственно говоря является несущим, и она тоже не является финальным звеном, горизонтом пророческого послания, метафизика пророков восстает и против рока.
Четыре этапа восстания, четыре этапа революции против непререкаемых метафизических истин, которые от века, от самого начала появления сознания на земле утверждались жрецами как то, кроме чего ничего не может быть. На четырех этих столпах покоится метафизическая революция пророков.
Эта метафизическая революция пророков апеллирует к принципу субъекта как Бога-Вождя, Бога-Мессии, Бога-Освободителя, Бога, который противостоит всем четырем названным планам, симультанно? и в их последовательности, именно с этим связано утверждение, что Бог есть Победитель. победитель?
Но победитель кого, победитель чего? В обычном жреческом затемненном сознании, которое стремится исказить послание пророков, после то, как оно уже было дано, когда церковь овладевает этим наследием, они пытаются представить Бога как одного из своих бывших языческих божков, обитателей Олимпа, как некоего объектного существа, который является управляющим распорядителем, ревностным хозяином. Тогда что же побеждает это ревностный хозяин, которому и так все принадлежит? С чем он борется? но ведь есть великий исламский тезис, лозунг, который на самом деле является спасительным и искупительным лозунгом всех идущих к внутреннему катарсису, тех, которые стоят перед физической и духовной смертью. Этот лозунг гласит: ля галиб илля ллах, нет победителя кроме Бога. Что побеждает Бог? Бог побеждает рок, который является бездной, поглощающей все сущее. Бог утверждает абсолютную победу субъекта над объектным негативом, над смертью в чистом минусе.
На этой метафизической революции пророков строится метаисторическая революция пророков. Пророки утверждают, что восстание и победа против рока есть восстание и победа против жреческой концепции циклической истории.
Оспаривает ли авраамическая традиция жреческое видение циклической истории, оспаривает ли она бесконечное воспроизведение одного и того же, вечное повторение равного? Нет, не оспаривает. В Коране многократно упоминается, что были до вас поколения, многократно упоминается, что было одно творение, а вместо него приходит другое. Аллах говорит в Коране: «Нам легко увести это творение и привести на его место другое». что имеется в виду? Да, есть циклический повтор. этот повтор не имеет никакого смысла, поскольку это только топливо для всепоглощающей бездны рока.
Смысл возникает только тогда, когда некая точка субъектной избранности достойна остановки этих циклов. Тогда циклы останавливаются, тогда начинается истинная эсхатология, которая переводится как учение о последнем. В концепции циклического времени, в концепции повторения золотых веков, которые нисходят вплоть до кали-юги и заканчиваются катастрофой, нет и не может быть учения о последнем. Нет последнего.
Учение о последнем есть революционная остановка повтора, революционная остановка вечно равного. Поэтому впервые с авраамическим циклом возникает концепция Рая и Ада.
Если мы посмотрим на жреческую метафизику, там нет Рая и Ада, поскольку в глобальном бытии, глобальном утверждении, глобальном сущем, которое воспроизводится заново с максимумом и потом деградирует и исходит до минимума, роль Рая играет Золотой век, а роль Ада тот негативный полюс цикла, к которому мы сейчас катимся и низвержение в ту паузу между циклами, которая снимает и очищает манифестированное творение, для того, чтобы проявить новый Золотой век.
Но если вы останавливаете колесо, которое вращается с большой скоростью, как например колесо велосипеда, поставленного колесами вверх, то происходит поляризация момента. Т. е. происходит резкая поляризация силы, один вектор которой будет направлен строго вверх, а другой строго вниз. и, собственно говоря, победа над роком, над объективной бесконечностью является превращением последней в Ад, в ту саму бездну, в которой ревет пламя и в которую нисходит часть манифестаций, не удостоившиеся спасительной миссии субъекта.
Туда рушится то, что предназначено для окончательного забвения. В то же время Раем является перспектива некой соборной фиксации спасенного, некой внутренней чашей абсолютной субъектности, внутри субъекта.
Здесь надо остановиться немного на символически-филологической структуре понятия Рай. Рай на арабском языке передается словом джаннат, которое является очень непростым словом. Корень джанна одновременно выражает значение «сад» и обычно так это и переводится: джанат-уль-хульб — сады вечности, джаннат аллах — сад Аллаха, джаннат фирдаус — райский сад, джаннат эдами — эдемский сад и т. д.
Но еще у этого слова есть значение скрывать, покрывать. Сад, который цветет, эквивалентен филологически в арабском языке — священном языке авраамизма — сокрытости, той сферой скрытого, которая вместе с тем является сферой абсолютного максимума. Не того максимума Золотого века, который будет лучиться, иррадиировать и энтропировать в своем излучении, а того максимума, который собран в закрытости, не излучает ничего, не имеет шансов перейти в более низкое состояние, т. е. того состояния максимума, который свободен, избавлен от инвалюции, деградации.
Вот почему в священном коране во всех аятах, где обращаются к праведникам, которые находятся в этих садах, говорится, что они будут в садах, где под ними текут реки, а реки — это фундаментальные кардинальные направления становления, которые расходятся от мировой оси, как известно, мировое древо, древо земного парадиза, земного Эдема, это некая мировая ось, т которой идет четыре источника, образующих всю динамику манифестаций, динамику расхождения благодати, динамику восхождения позитива. Так вот, вы, праведники, говорится в Коране, будете в садах, где внизу текут реки, вы будете подняты над этим, подняты в закрытую сферу неманифестации, закрытую сферу максимума без шанса сделать следующий шаг к убыванию.
Джаннат — это не единственное слово «сад» в арабском языке, есть понятие сад как земной рай, соответствующий Золотому веку, сад, в котором бродил Адам, и этот сад называется Рада, множественное число эр-рияд. Эр-Рияд — столица Саудовской Аравии — райские сады земного парадиза — начало нашего временного цикла. Таким образом недоумение многих теологов о том, был ли создан Рай, или он будет существовать только после кыямат — после дня Воскресения, оно решается очень просто: с одной стороны тот Рай, который называется земным парадизом, Рай Адама, эр-рияд, с другой стороны аль-джаннат — тот рай, который возникает только после победы Бога Субъекта, личного Бога над абсолютным объектом, абсолютной бесконечностью негатива.
Эта джаннат является неуязвимым избытком, сокрытым от времени, сокрытым от всего. Я хотел бы подчеркнуть, что эти метафизические вопросы имеют прямое касательство к ежедневной жизни, ежедневной реальности. Люди, для которых эти вопросы были актуальны, которые несли их в себе как ключ к овладением предметным и социальным миром вокруг себя, проливали кровь, убивали себе подобных, жертвовали своей жизнью.
Теперь я хочу перейти к такому вопросу: если происходит остановка бесконечного повторения, этой спирали циклического времени, что происходит с тварным миром, который до этого момента был обречен, что происходит с людьми?
Согласно жреческой доктрине человек после смерти оставляет здесь в этом мире тело, душу: психические пласты, которые подвергаются распаду и разложению, а его дух уходит немедленно в следующее измерение, в следующие реальности, в следующие миры. Иными словами, идет непрерывный универсальный водоворот, в котором судьбинные импульсы индивидумов как в броуновском движении вращаются по этому колоссальному водовороту миров. «Vortex univesal» — «Универсальный водоворот» — это название одной из важнейших книг Генона, которая называется «Символизм креста», где он объясняет динамическую иерархию миров, которая как бы является крестом, который вращается вокруг своего центра одновременно во всех направлениях, и каждая плоскость этого креста является самостоятельным миром.
Таким образом, для жреческого сознания существования, эволюции и инволюции индивидуумов не существует реального понятия «здесь и теперь», для них существует только динамическая смена состояний бытия.
Но, однако, когда мы останавливаем это колесо и реализуем момент вращения, который направляется вверх и вниз, эта остановка является единственным уникальным повтором, который закрывается в дурной бесконечности.
Генон в одной из своих книг возражает на неоспиритуалистскую теорию реинкарнации, перевоплощении на земле, очень хлёстким холодным логическим доводом. Он говорит так: универсальная возможность бесконечна, поэтому ей противоречит всякий повтор. Мы не можем считать от одного до неопределенно далекого числа, а потом вдруг взять и сказать: 1364, а потом вдруг опять 1364. Это будет 1365, а потом 1366 и т. д. Повтора нет, нет возвращения, потому что существует индефинитное раскручивание первоначальной бесконечной возможности.
Однако если революция пророков завершается триумфом субъекта, циклизм останавливается, что происходит при этом? При этом происходит повтор, и этот повтор называется кыямат, судный день, день Воскресения, когда мертвые встают из своих могил, те самые мертвые, которые жили и которые перестали существовать навсегда.
Они встают из своих могил, свидетельствуя тем самым о триумфе субъекта над бесконечной длительностью рока. Это величайшее послание пророков, которое существует только в авраамическом цикле, только в авраамическом движении знания.
Таким образом, мы установили, что по меньшей мере традиций две: одна традиция — это традиция конформизма, традиция поклонения объекту, традиция лжеиерархий, узурпации авторитета, тотального духовного рабства; другая традиция — это революционная вертикальная традиция Света. «Аллаху-нуру-самавату-валь-ард».
Эта революционная традиция упирается в проблему власти. Потому что история есть ни что иное, как арена между двумя этими векторами. Вектором жречества и вектором пророков и их сторонников. Аллах говорит в Коране своему пророку Мухаммада: «Достаточно тебе Аллаха и тех, кто с тобой, тех, кто верит тебе».
Это малый отряд, это армия Пророка, которая стоит вертикально в море разложения, лицемерия и лжи. Это и есть те сахабы, которые избрали абсолютную верность, абсолютную рыцарскую доблесть на пути повиновения одному мэтру, одному сюзерену, невидимому трансцендентному принципу, который является основой свидетельствования.
Вот это и есть критерий касты и критерий расы. Это и есть критерий кастовой и расовой принадлежности к лучшему из лучших, та соль земли, которая никогда не теряет силу, это и есть арийский ислам в самом буквальном точном и последнем понимании, потому что не существует расы, которая не имела бы в себе полюс арийского благородства и полюс негатива, разложения, конформизма и подлости.
Нет такой расы, к которой не было бы этой вертикали, и актуализация этой вертикали через причастность к пророческому посланию делает арийцами в древнем изначальном посвятительном смысле людей любого цвета кожи, потому что есть в Коране страшный глубочайший таинственный аят: «Краска Аллаха, а кто лучше Аллаха из окрашивающих?»
Этот таинственный страшный аят прямо относится к вопросу о перемене касты и перемене расы теми, кто входит в малый отряд войска Мухаммада. потому что сыбхату-лла — это на самом деле не помазанник, ни мирра, это буквально означает — тинктура, алхимическая тинктура, меняющая внутренний физиологический духовный состав.