Курс лекций «Смысл времени». Лекция № 4. Власть, собственность, государство, общество (продолжение)

25 января 2006

Лекция прочитана 03.12.2005

ﻡﻳﺤﺮﻟﺍ ﻥﻣﺤﺮﻟﺍﻪﻟﻟﺍ ﻢﺳﺑ

Сегодняшняя лекция, по моему плану, разделяет наш курс, посвященный смыслу времени, пополам и касается того кризиса, которым нынче охвачена мировая цивилизация. Этот кризис распадается на несколько отдельных этапов и большинством наблюдателей воспринимается как некий естественный исторический процесс, в котором будто бы существуют отдельные кризисы, отдельные ударные фазы проблемных поворотных пунктов истории, но все вместе это называется Новая и Новейшая история и простирается на достаточно длительный промежуток времени.

Некоторые читатели, знакомые с моими текстами, с документами, которые стоят на сайте, задаются вопросом: почему в качестве главных противников, актуальных для современного социального протеста, обозначены жречество и аристократия, а уже потом идут, скажем, олигархи, бюрократия и так далее? Жречество и аристократия, говорят они, совершенно непонятны современному человеку в России, естественно, подразумевая, что это именно россияне знакомятся с этими текстами и говорят: что значит жречество и аристократия? Да, современный человек здесь, у нас в России и не знает, что это такое, он и не видел их. Если он видел нечто напоминающее отдаленно жречество, а уж тем более, аристократию, то увиденное никак не претендует на статус каких-то великих противников, которых нужно обозначать как главных, как императив, как главное направление проблемы.

Я согласен, не хватает одного пояснения: под жречеством и аристократией мы имеем в виду те силы, которые действуют по отношению ко всему мировому порядку. Мировому порядку, в котором Россия занимает далеко не ведущее место. Россия находится в совершенно особом положении по отношению к мировому порядку в том смысле, что в семнадцатом году был нанесен тяжелейший удар по жречеству и аристократии, была вырвана часть грибницы, которая контролировала до 1917 года Российскую империю, и ее территория превратилась в «черную дыру». Что значит «черная дыра»? Мы вернемся к этому позже, но скажу сразу: те территории мира, которые находятся под прямым контролем аристократии, являющейся младшим партнером и собеседником корпоративного жречества, находятся под проведением на них сверхъестественного энергетического влияния, связанного с аристократией как клубным сословием, как классом, или суперклассом. Сверхэлита проводит на данную территорию определенный поток влияния, который можно определить как нечеловеческий или сверхчеловеческий фактор. Нет, не в ницшеанском смысле; это другой аспект, он скорее близок к ньюэйджевскому пониманию традиции. Я имею в виду оккультное влияние на территорию, где данная группа аристократии имеет функцию контролировать ситуацию.

Так, в частности, Великобритания бесспорно находится под влиянием такого луча. Этот луч теснейшим образом связан с элитарным классом, с классом традиционной знати, которая сформировалась на Британских островах после Кромвеля, после реставрации британский монархии.

Надо сказать, что вообще этот класс, который мы называем аристократией, хотя и претендует на фундаментальную связь с вершиной социальной пирамиды, начал формироваться именно после реставрации британской монархии, после того, как лорд-протектор Кромвель был вырыт из земли и повешен в состоянии уже разложившегося трупа, и после того, как началась очень жесткая аристократическая абсолютистская реакция по всей Европе. В это время, как раз в конце семнадцатого столетия и в восемнадцатом столетии, были окончательно достроены абсолютистские монархические государства, которые потом подверглись новому удару — французской революции. Но и французская революция входила составным элементом в глобальный план строительства мирового суперклуба, называемого аристократией, который сегодня руководит миром из-за кулис. Из-за фасада демократических учреждений, партий, парламентов, министерств, институтов он продолжает руководить этой системой. Людям объясняют, что это традиционные пережитки: знаете, вот, есть институт монархии, гвардия, там, в меховым шапках — это для туристов, чтоб больше туристов приезжало. Ну, сидят на мешках с шерстью, ну, представляются королеве — это все ерунда, это для туристов. Такая же ситуация существует в скандинавских странах, тесно связанных монархическими узами, родственными с Великобританией. Для туристов.

Дело в том, что помимо правящих монархий есть и не правящие династии. И вы удивитесь тому, что эти не правящие династии точно также при делах, хотя уже никак не для туристов. Точно так же они являются частью того клубного истеблишмента, в котором формируется это двоякое влияние: с одной стороны, сверхъестественное влияние, фактор незримого присутствия, с другой стороны, формируется направление, по которому отрабатывается проект мировой истории, отрабатывается концепт сегодняшнего времени.

Бжезинский назвал Россию «черной дырой». Что значит «черная дыра» в применении к России? Это очень интересно. Это означает, что на Россию не действует этот сверхъестественный канал влияния. Россия не получает этого лучика, который падает через дырку в своде и делает зайчик в центре, там, большого собора. А на самом деле, то место, куда падает вот этот лучик света, проходя через дырку в своде, — это место, куда стремятся встать претенденты на высшую сакральную власть. Ну из истории мы знаем, что родственники, близкие к трону, представители династий убивают друг друга, братьев, дядей, жена может убить мужа для того, чтобы освободить это место сыну, чтобы он встал вот в эту точку, куда падает лучик, на место этого солнечного пятна. Потому что это место, с их точки зрения, с точки зрения клубной знати, есть место особой благодати, которой является солнечная благодать, благодать великого существа, говоря зороастрийским языком, благодать Ормузда. И по этому каналу спускается то, что на языке пехлеви, на том же зороастрийском языке, называется «хварено» — красный сокол или красный орел благодати, который осеняет того, кто стоит в этом месте. А дальше уже эта благодать трансформируется и переходит на территорию.

Что это значит: переходит на территорию? Это значит, что вся ситуация на этой территории определена. В Англии ничего нельзя сделать. Там демократия, там можно все: можно выступать в Гайд-парке, можно создавать любые неправительственные организации, — полная демократия, но ничего нельзя сделать. Ничего не совершается. Реально вы не можете взять и изменить историю, находясь в Лондоне.

Вы можете поехать туда и поработать над тем, как изменить историю в любой другой точке мира, подумать, сидя в Британском музее, как Маркс делал, как Герцен. Подумайте над тем, сколько революционеров, сколько выдающихся людей, несогласных с миропорядком, едет в Лондон. Все работают в Лондоне — это самое большое мировое гнездо революционеров мира. И ничего не происходит. Стоит Лондон. Вокруг рушатся германии, османские империи, российские империи, все идет кувырком, в Китае происходит пятидесятилетняя гражданская война, а в Лондоне ничего не происходит. А Лондон, между тем, является центром, где совещаются анархисты и фундаменталисты всех мастей, куда приезжают революционеры из Латинской Америки. Ну не происходит в Лондоне ничего. Почему?

Потому что сверхъестественный луч идет в этом месте через самый главный на сегодняшний день аристократический клуб — Ганноверскую династию, примыкающие к ней через родственные связи аристократические дома Европы, Ближнего Востока, Японии и так далее. Это не только европейские, белые «площадки», это высшая элитарная знать, которая включает в себя и исламское пространство, и Юго-Восточную Азию, — короче говоря, ключевые болевые точки, — и Индию.

Но есть три места, которые выпадают из этой ситуации, являются проблемными местами. Это Россия, потому что в восемнадцатом году здесь расстреляли родственника Ганноверской династии, Британской короны, царя Николая Александровича Романова. Это Соединенные Штаты, потому что они возникли благодаря тому, что как раз от этой самой аристократии и бежали туда люди; чтобы порвать с ней связь, чтоб выйти из-под ее контроля. Потому они порвали и политическую связь с Британской короной в войне за независимость, то есть они создали там «черную дыру», прорвали магическое сверхъестественное влияние на ситуацию. Вы знаете, в этом плане очень интересно: если вы посмотрите на банкноту в один доллар, вы там увидите пирамиду, верхушка которой плавает, отрезанная от основания. Многие объясняют это масонским символизмом и так далее, там, Тринадцать ступеней, Недреманное око. Но и в плане разрыва магической связи, сверхъестественного влияния аристократии на территорию в данном месте, эта отрезанная верхушка тоже любопытна, поскольку любой символ является многоассоциативным, многовалентным. И еще есть одна, третья, страна, которая также является «черной дырой» — это Китай. В Китае антимонархическая революция произошла в 1911 году, даже на шесть лет раньше, чем в России. И произошла она под влиянием Соединенных Штатов, которые долго готовили эту акцию через своих эмиссаров, распространяли свое влияние через протестантскую миссионерскую деятельность. Сунь Ят-сен, который сверг династию, первый революционер Китая, был учеником американской протестантской миссионерской школы. Таким же учеником был и Чан Кай-ши.

Надо сказать, что Соединенные Штаты, будучи первой «черной дырой», противостояли Великобритании по всему миру. В какой-то степени они были революционным бродилом и играли ту же самую роль, которую позднее стал играть Советский Союз, как ни странно.

В общем, в начале XX века в мире образовались как бы две партии: одна — англофильская, а другая — американофильская. Англофильская партия — это такие сахибы: в крагах, в красных фесках, пощелкивающие себя стеками по крагам, вокруг них носильщики и так далее, — истэблишмент колониального Востока. А американофильская партия в том же самом пространстве — это модернисты, футуристы, те, кто мечтает о модернизации, демократизации и так далее. О буржуазной, конечно, не о марксистской, о национал-демократической модернизации. Две партии образовались и боролись друг с другом в Китае, в Индии, в Арабских странах — повсюду. Даже в России в каком-то смысле была американофильская партия, потому что гимназисты бежали в Америку, Маяковский и другие футуристы говорили об американском веке, об американских ценностях, пользовались американскими образами: автомобиль, который жрет куб бензина, красный автомобиль летит со скоростью 100 миль в час по автобану и так далее. Это было до революции, в «Бродячей собаке» такие речи звучали в каком-нибудь пятнадцатом году. То есть Америка и тогда уже была символом модернизации, обновления, антиаристократизма и так далее.

Вот три страны: Соединенные Штаты, Россия и Китай, — в каждой из которых в силу специальных исторических условий возникла «черная дыра», в каждой стране качественно своя, отличающаяся от других; каждая со своими функциями, благодаря которым в мире что-то стало меняться и что-то стало возможным. Потому что, подчеркиваю, там, где находится представитель титулованного истеблишмента, там, куда он проводит канал своего влияния, — ничего не возможно.

В Брунее, где правит султан, входящий в клубную элиту и близкий к британскому истеблишменту, ничего не возможно. Так же и в континентальной Европе. Да, там были реальные потрясения, была Первая мировая война, в результате которой исчезло несколько монархий — видимым образом исчезло. Была Вторая мировая война — еще несколько монархий исчезло, а династии никуда не делись. Но сегодня Европа как бы преодолевает шок от этих потрясений, сегодня Европа снова возвращается к своим истокам, бросает вызов Соединенным Штатам. И этот вызов, который, как ни странно, во многом сегодня помогает мусульманам, борющимся с агрессией Соединенных Штатов, исходит из самых высоких эшелонов власти. Например, гуантанамовский форум, проведенный Amnesty International в Лондоне, пользуется поддержкой титулованных людей, людей близких к самому высокому сегменту британского общества, и при этом, как ни странно, встречает сопротивление некоторых условно левых лейбористов, возглавляемых Тони Блэром и ориентированных на Соединенные Штаты.

Таким образом, сегодня получается, что права человека, в том числе права мусульман, захваченных Соединенными Штатами, защищают титулованные особы Великобритании и Европы. А самое удобное место, самое надежное политическое убежище сегодня находится в Скандинавии, потому что в монархической Скандинавии проводится политика неприсоединения. Неприсоединения к чему? Да к антитеррористической коалиции. Скандинавия под руководством своих монархов не присоединяется к антитеррористической коалиции, возглавляемой США. И любой человек, чувствующий себя уязвимым, находящийся, с точки зрения ЦРУ, «вне закона», может туда уехать и найти там политическое убежище.

Но вернемся к теме мирового кризиса. Мы находимся в условиях, когда мировой кризис дошел до некой особой точки, после которой сохранение прежних форматов, прежних параметров, прежних понятий и ценностей становится не то что проблематичным, а, вероятно, и невозможным. Сколько времени тянется этот кризис? Это как посмотреть. Наиболее явная фаза этого кризиса началась в 1973 году, со времени большой арабо-израильской войны. Есть внешние приметы этого кризиса: внезапно резко взлетели цены на нефть, внезапно стало проблематичным поддерживать прежнюю продвинутую индустриальную экономику Запада, то есть производить промышленные товары на богатом обеспеченном Западе при дешевой нефти, что было реально до 1973 года. Внезапно стало понятно, что товары должны производиться где-то в глубинных уголках Земли, где живут полудикие люди, которых можно обучить нескольким приемам работы на конвейере, на станках. А в продвинутых государствах нужно думать о концепциях, изобретать товары, — то есть превратить их в офис, в лабораторию и так далее. Производить там что-либо становится дорого.

После этого экономика решительно меняется. За последние 25 лет спекулятивная экономика, экономика «воздушных денег» решительно торжествует над экономикой товара. В дело вступают такие мощные инструменты, категорически запрещенные шариатом, запрещенные непосредственно в кораническом тексте, в Божественном Откровении, как, например, фьючерсные сделки. Коран специально посвящает этому айаты, в которых запрещается, например, продавать урожай еще не взошедшей, невсколосившейся пшеницы. Урожая нет, но вы, зная, что он появится, заранее продаете его по тем ценам, которые вы примерно определяете. Такая сделка категорически запрещена в Коране, и по кыйасу, по аналогии, запрещены все сделки подобного рода — то есть вообще любые фьючерсные сделки.

Что происходит в современной спекулятивной экономике? Ответить на этот вопрос необходимо для понимания того, как механизмы практические, или количественные, связаны с образующими фундамент нашей истории метафизическими механизмами, чтобы в конечном счете сойтись в эффекте глобального кризиса. Спекулятивная экономика вбрасывает идею некой инновации, например, что люди будут говорить по приборам мобильной связи, которые не будут нуждаться в периодической зарядке. Утверждается, что вот-вот будут открыты новые технологии сохранения и консервации энергии, которые освободят нас от необходимости в аккумуляторах. Под эти технологии — ожидается, что они появятся лет через десять, — создается компания,. Потом люди раскупают акции этой компании, появляется внезапно интервью с каким-нибудь Нобелевским лауреатом, который говорит, что открытие уже сделано, практически уже завершается отработка мелких технических подробностей, завтра уже все это пойдет в серию. И раз — акции этой компании, построенной на новых технологиях, которых еще нет, которые никто не видел, мощно взлетают. В эти акции вбрасываются громадные деньги, они варятся, перепродаются, а потом оказывается, что нет такой технологии, Нобелевский лауреат совершенно не то имел в виду, да и, вообще, он проходимец, может быть. Лопается миф о «новых технологиях», и оказывается, что люди, вложившие сотни миллионов, а может, и миллиардов долларов по всему миру в акции, связанные с такой безаккумуляторной мобильной связью, просто прогорели.

Вся экономика последних десятилетий основана на этой модели. Громадное количество процентов, которые нарисованы в валовом продукте современных продвинутых стран, связаны со спекулятивной игрой на рынке несуществующих товаров, на бирже. Вот, допустим, берутся Соединенные Штаты, и говорится: валовой продукт США составляет 22% от мирового продукта. Сколько конкретно в этом валовом продукте от игры на несуществующих товарах, под которые выпускаются акции? Да я думаю, что не меньше половины. Во всяком случае, так считают некоторые специалисты. А если мы прибавим сюда услуги? Ведь услуги не всегда являются товаром. Конечно, если вас парикмахер постриг — это и услуга, и реальная акция; можно, конечно, сказать, что она сомнительна в плане жизнеобеспечения — можно и нестриженным ходить, ну ладно, постригли. А вот если юрист, к примеру, берет с вас сто тысяч долларов за то, что решает ваш семейный спор с супругой, — сомнительно, что эта услуга может рассматриваться как товар, это очень большой вопрос. Но заработки адвокатов тоже составляют часть валового продукта, особенно в Соединенных Штатах, где адвокаты прокручивают гигантские деньги, основываясь на неврозах и психопатологии состоятельной части американского населения. Таким образом, этот валовой продукт съеживается у нас на глазах, съеживается в никуда, потому что товарное производство сегодня составляет ничтожный процент от тех чудовищных цифр, которыми исчисляется валовой продукт мира.

Финансовые процессы в мире идут на триллионы, на триллиарды долларов, а товаров, которые можно потребить, съесть, выпить, одеть, производится, ну, может быть, на один процент от этих триллиардов, а может и меньше. Иными словами, товарное производство перестает поддерживать те количественные процессы, которыми определяются судьбы людей, позиции людей, потому что именно чисто экономическое принуждение сегодня играет огромную роль. Выплата процентов по кредиту, который дан из несуществующих денег, а проценты выплачиваются реальными ресурсами, — это один из тех страшных капканов, в которых сегодня находятся все государства третьего мира. И не только третьего мира. Выплата процентов по кредиту, который выдается росчерком на бумажке. Тебе нужен миллион? Вот, я на бумажке написал, считай, что он у тебя есть. Можешь пойти и что-то получить по этой бумажке. А потом будешь отдавать не сам миллион, а соки своей земли и своих людей как проценты по этому миллиону, никогда не существовавшему. Это лишь один из механизмов, а таких механизмов десятки. И весь мир находится в капкане этой спекулятивной экономики.

К чему я это говорю? К тому, что сегодня хозяева жизни прожрали коллективный ресурс шести миллиардов ныне живущих людей и их будущих поколений, детей и внуков. В вульгарном смысле они прожрали все это за несколько последних десятилетий. Благодаря спекуляции, ростовщичеству и фьючерсной экономике сегодня на планете нет реальных ценностей для обеспечения завтрашнего дня.

В каком смысле нет? Все, что есть реального, все, что можно взять и подержать в руках, имеет своего хозяина. И этот хозяин не будет расставаться со своей собственностью, ее только отобрать и поделить можно, а вот именно взять откуда-то, занять, использовать, как-то перераспределить — нельзя.

Вот испанцы приехали в XVI веке в будущую Латинскую Америку, в индейскую тогда Америку, нашли там серебро, нашли золото, привезли на своих каравеллах в Европу — началась промышленная революция. Это золото было брошено на развитие мануфактур. Пошла промышленная революция, потому что появился откуда-то ресурс. Потом англичане захватили Индию; одержав в 1760 году победу при Калькуттской битве, они вывезли из Индии такое количество алмазов, тканей, шелков, слоновой кости, что на эти деньги началась вторая промышленная революция, в Англии. Вывезли ресурсы из Индии и пустили на промышленную революцию. Сейчас это невозможно: нет таких ресурсов.

Последним ресурсом, пущенным на великий проект, был ресурс России, благодаря которому за двадцать лет — с двадцатого года по сороковой — Советский Союз превратился из ста пятидесяти миллионов неграмотных крестьян в сто восемьдесят или
двести миллионов развитого пролетариата, инженеров, ученых, которые производили стали, чугуна, электроэнергии больше, чем вся Европа. За двадцать лет. Чтобы сделать такой рывок, необходимо было отнять алмазы у принцесс, зерно — у крестьян, вырубить леса, продать Рембрандта, занять — и все это пошло на то, чтобы совершить гигантский скачок. Человек, который не умел читать и писать, превращается в партийного функционера, в инженера, в специалиста, в рабочего, в офицера, который имеет какие-то знания о современной матчасти и о современной стратегии. И при этом общество
перестраивается: масса валентностей, новые связи по вертикали, по горизонтали. Да, с громадными человеческими издержками.

А сейчас пять миллиардов таких же, в принципе, полудиких людей, как в семнадцатом году ходили по России, ходят по Латинской Америке, по Африке, по Бирме, по Индии. Чтобы довести их до уровня среднего или хотя бы нижне-среднего класса континентальной Европы, нужны такие средства, которых сегодня нет. Взять с этих людей больше, чем можно взять сейчас, нельзя, потому что они не являются развитыми организованными представителями того класса, с которого можно получать не как с человека в набедренной повязке с носилками в руках, а как с яппи, с менеджера, с офисного сотрудника, с корпоративного представителя какой-нибудь компании. Потому что эксплуатация среднего класса дает гигантские результаты, а эксплуатация физического труда — практически ничего не дает. Получается, что пять миллиардов людей сегодня — балласт.

А человечество сегодня должно платить (куда платить — особый вопрос) за свое существование больше, чем вчера. А завтра должно будет заплатить еще больше.

Тут встает вопрос: что платится? Что является предметом отчуждения в первую очередь? Об этом было сказано на прошлой лекции. Что касается эксплуатации, то с простых людей больше нечего взять, кроме их физического ресурса, а с человека среднего класса можно взять очень много. Что значит: взять очень много? Когда повышается социальная валентность человека, то есть когда из простого работяги, который знает двух-трех человек, таких же как он, имеет крайне ограниченные интересы, жизнь его проходит в двух-трех точках, когда из этого состояния человек переходит в состояние офисного менеджера, который ездит на автомобиле, учит детей в колледже, посещает фитнесс-центр, состоит в нескольких клубах, имеет ответственность перед теми, другими, третьими социальными кругами своих друзей: одни бизнес-друзья, другие — богемные друзья, третьи — спорт-друзья и так далее, и так далее, — повышается стоимость его внутреннего времени, о чем он сам не знает.

Стоимость внутреннего времени человека повышается потому, что он социализируется; чем больше человек социализируется, тем больше возрастает капитализация его внутреннего времени — того времени, в течение которого каждый из нас существует на этой земле как смертное конкретное существо до определенного предела.

Человек, который хочет найти контакт со своим внутренним временем, должен просто выпасть из непосредственного общения. Человек должен уйти из общества. Почему монахи, разного рода риши, святые уходили в кельи, в пустыню и так далее? Чтобы найти там контакт со своим внутренним временем, со своим внутренним пределом. И, обнаруживая этот предел, они погружались в источник колоссальной энергии, они сталкивались с некой энергетической бездной внутри себя.

Теперь представим себе обычного человека, который вообще не знает, что внутри него энергетическая бездна. Но когда он отдыхает, когда приходит с работы, падает замертво и в какой-то момент остается наедине с собой, он как бы уходит в свое сердце и находит в нем нечто, подобное источнику благодати, восстанавливающее его силы. Не сон восстанавливает человеческие силы. Восстанавливает их прикосновение к внутреннему времени, оно как бы заново возвращает и молодость, и силы, и жизнь — все. Это есть непосредственный источник энергии. Каждый человек является своеобразной ядерной электростанцией, и внутри него, в его сердце, постоянно тлеет урановый стержень. Вот этот-то урановый стержень, вот это тепло, эту раскаленную энергию внутреннего времени похищает общество, похищает система, для того чтобы преобразовать ее в ту постоянную выплату, в ту постоянную дань, которую организованное коллективное человечество платит второму началу термодинамики.

Мы живем среди остывающей, постоянно охлаждающейся пустоты. Вокруг нас колоссальная ледяная пустыня протяженности. Но, тем не менее, мы от нее не зависим. Социум — это такая антропогенная структура, которая создает некий закрытый космос, в котором мы ничего не знаем о втором начале термодинамики — нам тепло и уютно. Почему? Потому что компенсацию между динамикой энтропии снаружи и не энтропией внутри мы выплачиваем снизу вверх. И верхушка пирамиды есть та система, которая берет с нас, простых людей, эту дань нашим внутренним временем и определенным образом трансформирует ее выплату космосу, времени, року. То, чему поклоняются все язычники, все метафизики так называемых традиционных доктрин и так далее, — рок, время, вечность, судьба — вот та энтропийная сила, которой мы постоянно платим дань. Конечно, при передаче этих энергий снизу вверх что-то оседает и на руках посредников. Что-то, но не многое. Потому что финальным посредником является жречество, именно жречество преобразует видимое золото в невидимое, как это выражено во всех доктринах всех конфессий, имеющих организованное корпоративное духовенство. Тут можно было бы привести много иллюстраций, вот, хотя бы, история о Фоме Апостоле, пришедшем в Индию, которому местный раджа поручил сделать дворец. Фома взял очень много золота, слоновой кости и алмазов, а дворец все не строился и не строился. Наконец, придворные нашептали радже: мол, Фома-то тебя обманывает, и раджа жестко сказал: «Знаешь что, Фома, мне надоели твои рассказы, я хочу посмотреть на этот дворец». «Ну поехали», — сказал Фома. Они приехали, со стражниками, с верблюдами, и видят лишь пустошь, на которой ничего нет. Раджа говорит: «Взять Фому, заковать его в кандалы». Фома сидит, ждет казни, а раджа видит во сне дворец, роскошный дворец, но недостроенный, и голос ему говорит: «Это тот дворец, который тебя ждет в невидимом мире, но ты помешал Фоме его достроить». После чего раджа, конечно, с извинениями Фому выпустил. Или можно напомнить об индульгенциях. «Индульгенции, — сказал как-то один теоретик и метафизик, — это единственная возможность для простого человека, дав свои деньги Церкви, поучаствовать в истинном духе». То есть человек дает Церкви золото, да, свои монеты, и она ему говорит: «Мы тебе прощаем твои грехи». И тем самым это золото преобразуется из видимого в невидимое. Это особый вопрос.

Проблема существования социума, человечества, в вакуумной пустоте видимого космоса — это один из величайших эзотерических секретов. Каким образом мы существуем в некой благодатной замкнутости, в тепле, в неком пространстве, где даже звезды напоминают нам фонари, а не фонари — звезды, потому что все антропогенно? Космос для нас — это как бы небосвод наших собственных представлений о нем. И мы чувствуем себя необычайно комфортно, а за пределами этого комфорта ревет ледяной хаос, близкий к абсолютному нулю. Мы должны понять, что компенсация, зазор между этим ледяным хаосом и такой теплой, уютной, комфортной колыбелькой, в которой находится человечество, — это тайные соки наших сердец, которые поднимаются вверх по каналу социальной пирамиды и вкладываются, вкладываются, вкладываются с каждым днем истории все в большем количестве.

Естественно, что подлинным хозяином внутреннего времени является именно Всевышний, Единый Всевышний, и это внутреннее время в наших сердцах есть, на самом деле, след Его стопы на поверхности чистой глины, из которой был создан Адам.

Теперь подумаем вот о чем. Если каждое общество, взятое само по себе: Древний Египет или, там, Египет XVIII века, Империя инков или ацтеков или современная Колумбия, — если они каждое само по себе предстоят холодному ледяному космосу, то энтропия наступает достаточно быстро. У архаического общества, общества изолированного, нет ресурсов на то, чтобы компенсировать историю, которая есть не что иное как постоянное закрытие брешей. Подлинные ресурсы — это не нефть, не газ, не что-либо иное, а внутреннее, я бы даже сказал, мистическое, время человека, которое есть реальный срок его существования и реальный финал его смертного проявления на земле, и вместе с тем это то, с чем человек вступает в связь ежедневно и еженощно. Если мы это поймем, то увидим, что весь процесс прогресса и модернизации есть не что иное как процесс повышения валентности человека, повышения стоимости его внутреннего времени, разработка все новых и новых механизмов изъятия этого подлинного ресурса. Как мы уже говорили, что можно изъять у раба в набедренной повязке? Его надо поднять до определенного статуса, до определенного положения, в котором его время капитализируется неизмеримо более выгодно, более эффективно. Отсюда и возникают проекты модернизации, отсюда возникает замысел прогресса. Этот замысел, конечно же, принадлежит сословию жрецов, потому что именно жрецы являются финальным посредником и финальным получателем перед окончательной трансформацией нашей актуальной энергии в энергию виртуальную. И поэтому именно жрецы являются проектерами великих преобразований.

Жрец — это не обязательно человек в чалме или Папа Римский в тиаре. Жрецом может быть посвященный неоплатоник, принадлежащий к высокой ложе. Например, Кампанелла, написавший «Город Солнца», был неоплатоником, он был эзотериком, он, подобно Платону, был жрецом. Или, скажем, аббат де Сийес, который был идеологом Французской революции. Он уже как бы в законе, он кюре, аббат, тут уже ничего не поделаешь, но именно он — не Руссо, не Дидро, не Даламбер, — а именно аббат де Сийес был автором концепции третьего сословия, которая легла в основу самосознания и самоидентификации новой французской нации, совершившей революцию и казнившей короля. Аббат. Не отлученный и не преданный анафеме, кстати говоря.

Так вот, в своей архаичной изоляции каждое общество сталкивается с тем, что его выжимают как губку, высасывают из него все соки слишком рано. И мы видим, что странным образом существует некая синхронность между всеми этими обществами, по ним время от времени пробегает единая судорога. Две с половиной тысячи лет назад единая судорога прошла по архаическому миру, который, казалось бы, был так разрознен, что никто ничего не знал друг о друге. В Китае появляется Конфуций, в Греции появляется сократическая философия, появляется новое мышление, в Индии появляется Будда, в Иране — Заратустра — обновитель старого магического зерванизма, зерванизма жрецов, магов. Такая судорога проходит по миру, в котором не было никакой связи, еще до Македонского. И в наше время, уже в XIX веке, мы видим, что ключевые события происходят в одно и то же время: Гражданская война в Америке, освобождение негров; также в 60-е годы — освобождение крепостных в России, реформа; в Японии — революция Мэйдзи; в Индии в это же время — восстание сипаев, которое привело к колоссальным реформам и к созданию Индийского конгресса, и так далее, и так далее. Мы не знаем, может быть, в более захолустных местах тоже были какие-либо эпизоды. Раз — и происходит некая трансформация.

Исходя из этой синхронности, Ясперс вывел идею, что существует осевое время, время, проходящее через всю историю, к которому принадлежат все народы, все цивилизации, так или иначе чувствующие это время. В нем есть свои ритмы, и не нужны коммуникации между цивилизациями, чтобы так или иначе испытать узловые ритмы осевого времени.

После всего сказанного сегодня мы можем пойти и дальше. Мы можем сказать, что это осевое время есть универсальный канал коллективного человечества, по которому внутреннее время каждого из нас отбирается и поднимается вверх по социальной пирамиде, чтобы компенсировать зазор между космосом и существованием вот этого коллективного живого тела во времени. Внутреннее время каждого из нас вливается в осевое время. А осевое время — это как позвоночник, это как посох внутри кадуцея, который низводит влияние неба на землю, поднимая влияние земли на небо. Вот по этому прямому посоху, по этому осевому времени и движется контакт с внешней протяженностью, с внешними сумерками. И если так, то становится понятно, почему в какое-то время наступает эпоха географических открытий и строительства колониальных империй. Внезапно не только Англия, Голландия, а до этого Испания, Франция и Португалия, вдруг испытывают необходимость объединить под собой народы в некую общую цивилизацию, но и те народы, которые, там, Васко да Гама какой-нибудь нашел в своих плаваньях, у которых и раджа, и войско, которые великолепно умеют ковать доспехи, великолепно производят, там, оливковое масло и пшеницу для своих нужд, все у них хорошо, и вдруг они соглашаются: да, войдем в Португальскую империю. Конечно, какие-то конфликты есть, какая-то кровь проливается, но в целом нет такой, знаете, вайнахской упертой позиции: мол, умрем свободными, — создаются колониальные империи. Да если бы все уперлись: да кто вы такие вообще, откуда вы, марсиане такие, взялись? — то какая-то там маленькая Португалия с ее несколькими сотнями отважных авантюристов просто канула бы как песчинка в буре против сопротивления народов. Нет, возникает гигантская колониальная империя Португалии, Британии, Голландии.

Что это такое? Это не что иное как интеграция всех цивилизаций и всех народов для того, чтобы выплатить дань на более высоком уровне. То есть народы, входя в колониальную империю, подвергаются модернизации, капитализации заново стоимости внутреннего времени всех своих членов, вместе с тем происходит интеграция под эгидой той или иной короны, португальской, британской и так далее. Одновременно протекает и интересный процесс эйкуменизации: британские пастыри знакомятся с «Ведами», изучают санскрит, выходят на контакты с брахманами, с ламами в Тибете, создают свои ложи. Индуисты проникают в Великобританию и США и начинают проповедь нового знания, которое, оказывается, насчитывает более четырех тысяч лет и имеет полярное происхождение. Возникают эзотеризм для народа и эзотеризм для избранных. Для народа — это, надо сказать, условно для народа, на самом деле, это эзотеризм для среднего класса, тот специфический эзотеризм, который призван, опять-таки, поднять капитализацию внутреннего времени для людей, которым бросают вызов. Им бросают вызов — они чувствуют, что их грабят.

В конечном счете, — мы опять возвращаемся к теме кризисов, — что такое кризис? Это кризис человечества как коллективного тела, это кризис человечества как существа, которое чувствует, что у него возникло жизненное противоречие между мозгом и телом, между задачами, которые перед ним стоят, и жизненной энергией, между амбициями и возрастом. Обычный конфликт реального существа. В конце концов, коллективное человечество и есть одно существо или проекция одного существа. Возникает следующая вещь: люди, простые люди, которые подобны клеткам этого громадного тела, высосаны досуха, они ограблены подчистую. Все жиринки, все энергетические единицы уже выкачаны для того, чтобы это существо в своем мозговом проявлении могло бы существовать дальше и дальше. И «клетки» бунтуют. Встает вопрос о допинге. Допинг — это прогресс, это модернизация, это зарядка какими-то новыми химическими препаратами этих «клеток». Но оказывается, что политика этой медицины, ее стратегия велась неправильно, она зашла в тупик. Нет больше времени на медикаментозное лечение миллиардов клеток, составляющих коллективное человеческое тело. Нет больше времени: умирать завтра, а лечиться две недели. Получается страшное противоречие.

Мы видим такой пример: колониальные империи собрали колоссальный ресурс, был сделан рывок, возникло новое: промышленно-техническая революция, новая цивилизация. Гигантские ресурсы Индии, Африки пошли в строительство некой глобальной системы. Железные дороги, телеграфы, в конце концов, самолеты. А потом оказалось, что статус простых людей дальше-то не поднимешь: нужно в них вкладывать, а у них только брали. И что произошло? Метрополии сбросили с борта своего дирижабля колониальные страны, потому что они стали затратными, а с них уже все получили. Это прообраз того, как хозяева жизни намерены теперь распорядиться основной частью человечества. По принципу профессора Доуэля: мозг умирает, потому что он обречен на связь со стареющим и бесполезным телом — отсечем тело, поставим мозг на виртуальные химикаты, на виртуальное питание, а тело пусть идет своей дорогой, пусть идет червям. Роспуск колониальных империй есть прообраз того, как современный «золотой миллиард» (точнее, хозяева этого «золотого миллиарда», потому что «золотой миллиард» — это не хозяева жизни, а избранное стадо эксплуатируемых, которых можно эксплуатировать, потому что они достигли предела социализации) намерен теперь отделаться от остальных пяти миллиардов. Как хозяева «золотого миллиарда» собираются отделаться от остальных? Они собираются просто сбросить их с корабля современности.

Перспектива информационного общества, по мысли проектеров этого прогресса, есть переход в то пространство, в котором экономика становится виртуальной, человеческий фактор выносится за скобки, и никакие социальные потрясения больше не грозят глобальной ситуации, в которой создается великий мегаполис и создается outside — некая маргинальная степь, по которой будут бродить люди, лишенные каналов воздействия на историю, на ход событий, на что бы то ни было вообще. Это давно уже прокручивается в антиутопиях, в различного рода фильмах, фильмах-предупреждениях, фильмах-угрозах, но, на самом деле, уже в коллективном бессознательном есть это ощущение, что ресурс коллективного человечества исчерпан.

В рамках этого мирового кризиса человечество живет уже двести лет — можно сказать, все то время, когда проекты модернизации, глобальной перестройки меняют лицо «золотого миллиарда» и, собственно говоря, его формируют, потому что двести лет назад общества Франции или Англии мало чем отличались в энергетическом смысле от нынешней Танзании. Но за это время они прошли мощный, очень серьезный путь, а провести тем же путем Танзанию уже просто нет возможности, и последние 50 лет уровень нагрева или уровень перегрева цивилизации не повышается, а идет очень ровно, то есть ресурсные затраты возрастают, а отдачи нет, нет и нет.

Так вот, кризис возникает потому, что обездоленные, высосанные досуха «клетки» требуют радикально новой ситуации, компенсации, выхода из режима ограбления. Это инстинктивное требование, оно нарастает, возрастает социальное давление низа на всю систему. И тут в действие приходит принцип «черных дыр». Сначала возникают Соединенные Штаты и начинается отток людей из Европы — миллион человек каждый год, наиболее пассионарных, энергичных, резких, которые способны найти в своей нищете деньги, чтобы заплатить за билет, пробиться на отплывающие суда, бросить вызов неизвестности, взять на себя ответственность за семью, если они тащат с собой семью. Каждый год миллион человек отправлялся из Европы в Штаты, каждый год из этого миллиона примерно 300-400 тысяч бежало назад, потому что условия в Штатах были настолько чудовищны, а сверхэксплуатация была настолько велика, что, даже отдав все деньги за поездку за океан, некоторые люди находили возможность бежать назад. Но, тем не менее, миллион наиболее социально опасных людей уезжал в Штаты. Это очень важно, именно поэтому план Маркса поднять революцию в промышленной Европе не состоялся. Естественно, Маркс планировал сделать социалистической Германию, которая была в 50-х годах XIX века аграрным захолустьем в центре Европы; он планировал за счет социализма осуществить компенсаторное возрождение германского рейха, превратить его за счет этого модернизационного проекта в лидера Европы и мира. Но поскольку около миллиона людей ежегодно отправлялись в Штаты, давление пара постоянно сбрасывалось, и Европа не превратилась в революционное гнездо.

Вместо этого возникла «черная дыра» в России. Можно сказать, что эта «черная дыра», появившаяся в России вместо того, чтобы появиться в Европе, стала контрпродуктивной в революционном смысле, она стала блокировкой для мирового революционного движения. Во-первых, на самом раннем этапе она стала точкой притяжения для всего мира, сюда приехало огромное количество эмигрантов, которые были носителями революционной мысли и революционной пассионарности. Во-вторых, к власти пришел Сталин, который истребил всех революционеров, делавших революцию, и всех, кто приехал на свет этой революции. В-третьих, она превратилась в бюрократическую империю, которая договорилась со своим партнером по ситуации, второй «черной дырой», Соединенными Штатами. Они поделили мир на две половины и вместе управляли этим миром: Штаты блокировали наиболее резкие консервативные движения европейской элиты, которая пошла бы очень далеко в сторону рабовладения, если бы не фактор Соединенных Штатов; а Советский Союз блокировал все революционные левые рабочие международные движения, выступая как загуститель и флегматизатор всей этой революционной взрывчатки.

Что происходит сегодня? Сегодня происходит то, что Соединенные Штаты входят в клинч, в конфликт со Старым Светом, в котором вновь начинает все более явно управлять традиционная аристократическая элита. И смысл этого клинча, смысл этого конфликта, как понимают его сами Соединенные Штаты в лице Буша и его окружения, носит именно эсхатологический религиозный характер. Что касается России, мы живем и продолжаем жить в конвульсирующей, загнивающей и умирающей, но все еще Советской России, которую создал Сталин. Потому что нами правит люмпен-бюрократия, возникшая по инициативе Сталина около 1934-го года, после «Съезда победителей». Это ее осколки, совершив приватизацию и эмансипировавшись от идеологии, продолжают сегодня курировать нашу территорию. Но поскольку эта территория является «черной дырой», также как Соединенные Штаты, поскольку эта «черная дыр а» находится в центре Старого Света, постольку здесь существует некий потенциал возможностей, который нереален больше нигде. А уход Советского Союза со сцены раскрепощает все левые и революционные силы, скажу больше, не просто левые, потому что левое понятие сегодня исчерпано и банализировано, левое понятие скомпрометировано сегодня крахом социалистического советского проекта. На самом деле, все протестные силы, которые раньше дремали, разделенные дихотомией биполярного мира, сегодня активизируются. Потому что ушел Кремль, Советский Кремль с его международным отделом ЦК, который курировал международное протестное движение и сдавал его оппоненту, продавал, заводил в тупик, оседлывал своими ставленниками и так далее. Сегодня этот куратор исчез. Сегодня Уго Чавес существует в полный рост и бросает вызов Соединенным Штатам только потому, что нет Советского Союза, который его непременно подставил бы и сдал, как сдал, допустим, Че Гевару в свое время.

Таким образом, с одной стороны, возникает мощный импульс. Но неизбежный крах Соединенных Штатов, а он неизбежен, откроет дорогу наиболее консервативным, архаичным и радикальным рабовладельческим решениям со стороны континентальной и британской олигархии, иными словами, со стороны той самой аристократии, которая продолжает существовать как и в Средние Века. Но это другая, новая аристократия, нет связи между крестовыми походами и рыцарями тех времен, между Алой и Белой розой и нынешней знатью, физически это новые, другие люди. Эта новая знать получит развязанные руки, как только последняя национальная почвенная империя в лице Соединенных Штатов сойдет с мировой сцены. И тогда мир будет поделен на две чистые и абсолютно предоставленные самим себе тенденции. С одной стороны — рабовладельцы из «Республики» Платона, с другой стороны — голодные «клетки», которые будут требовать возврата им значения и смысла украденного у них времени. И это будет последняя предэсхатологическая конвульсия, которая начинается сегодня и при первых содроганиях которой мы уже существуем.

Спасибо.