Курс лекций «Смысл времени». Лекция № 7. Политэкономия социального рабства

ﻡﻳﺤﺮﻟﺍ ﻥﻣﺤﺮﻟﺍﻪﻟﻟﺍ ﻢﺳﺑ

Сегодняшняя лекция не входила в первоначальный план и добавлена мною позднее притом, что по основному своему содержанию она должна быть второй главой в Манифесте Нового Интернационала, и эта глава или эта лекция озаглавлена «Политэкономия социального рабства». Я сразу хочу в этом плане оговориться, что концепция, изложенная в этой лекции, претендует на принципиальное фундаментальное новаторство и на то, чтобы дать методологическое указание, методологический очерк выхода из постмодернистского сознания.

Изучение методологии, изучение модернизма, постмодернизма и взаимоотношений их обоих подсказало мне, что наилучшим выходом из постмодернистского сознания является методологическое использование элементов самого постмодернизма. Ну, например, в своем подходе к изучению проблематики политэкономии я намеренно использую элементы мифа, метафизики (в первую очередь мифа, во вторую очередь метафизики), психоанализа и других моментов эпистемологии, которые впрямую к политэкономии, к социологии не относятся. В принципе, это постмодернистский метод, но я освобождаю все эти элементы от постмодернистской нагруженности. Для меня все, что я использую, это не элементы культуры: когда я занимаюсь интегрированием элементов психоанализа, когда я говорю об эго, суперэго и так далее, когда я использую элементы мифологии и говорю о Прометее, культурном герое и так далее, то для меня это не элементы культуры, не концептуальные отснятки, я оперирую к чистой реальности, взятой самой по себе. Когда я говорю о культурном герое, я действительно имею в виду реальное персонализированное вторжение на человеческий уровень. Когда я говорю об искуплении или комплексе искупления внутри социума, о комплексе вины внутри социума, то это не модные современные экзистенциалистско-психоаналитические теории, связанные с идеей жертвы в социуме: виновность, жертва и прочее. Это все для меня мусор, я имею в виду совершенно реальные вещи: энергетику, которая превращается в кровь, которая превращается в количество, в золото, в деньги, в силу, в смерть и так далее, и которое реально оказывает влияние на космическую среду. Те процессы, которые происходят в социальном плане меняют параметры физических законов, именно так, именно в этом порядке, то есть физические законы являются отпечатком того, что происходит в социальном пространстве, по крайней мере, те физические законы, которые доступны нашему восприятию, нашему сознанию.

Итак, политэкономия. Политэкономия как специальная сфера, в которой общество реализует одно из своих главных предназначений. Сразу скажем, что, с моей точки зрения, сфера экономики не занимается производством материальных благ. Главная позиция того видения политэкономии, которое у меня есть, является прямо противоположным вступительной позиции Маркса, с которой он начинает объяснение исторического экономического материализма. С точки зрения марксизма, как сам Маркс это конституировал, прежде чем люди могут что-то думать, писать, заниматься искусством, политикой, решать какие-то проблемы, ну, вообще, вести себя как люди, они должны есть, пить, одеваться, крышеваться и так далее. Они должны решать вопросы своей физиологической устроенности в среде. С моей точки зрения, это глубоко неверный тезис, потому что он влечет за собой следующий порядок размышления. Сначала человек как животное страдает от холода и голода, потом, собравшись в кучу, люди пытаются решить проблемы голода и холода, начиная вместе загонять мамонта, тереть деревяшки друг об друга, чтобы получить какой-то огонь, строить какие-то землянки, и в ходе вот такого совместного труда по защите себя от природы они создают социум. Один начинает командовать, распоряжаться налево-направо, а другие попадают под пассивную суггестию этой командной позиции, возникает иерархия, потом начинается присвоение прибавочного продукта и пошло-поехало. На мой взгляд, эта картина абсолютно фантастическая при всей своей внешней рациональности и не обеспечена реальными фактами, которые мы знаем. Так всегда бывает с клише и с рациональными, привычными концептами, что люди их проглатывают как карась наживку, и для них эта внешняя рациональность, банальная гладкость формулировки затмевает тот факт, что они на практике никогда этого не встречали. Когда их суешь в этот факт носом, обычно они испытывают шок.

По поводу языков современная материалистическая или позитивистская наука, языковедение, уверена, что языки возникли в человеческом обществе в ходе трудового процесса, в ходе вызовов среды и необходимости коммуникации, как бы они от похрюкивания развились до тех языков, которые мы знаем. В действительности, при всей дарвинистской рациональности этого подхода, дело обстоит совсем наоборот. Чем примитивнее, архаичнее языки, тем они сложнее и фундаментальнее, и несут больше информации, с которой, кстати, мозг говорящего не всегда справляется или вообще не справляется. Девяносто процентов всех импликаций значений, которые мы проговариваем вслух, мы осознаем только на уровне бессознательного, и нужны художественные средства, чтобы их выявить, поднять и так далее. В принципе, язык намного сложнее, чем сознание говорящего, и люди только портят языки, на которых они говорят. Мы, конечно, знаем по религиозным каналам, говоря уже в рамках, так сказать, чисто теологических, что языки являются богооткровенным материалом. Арабский язык был низведен Исмаилу (a. s.), сыну Ибрахима (a. s.) в тринадцатилетнем возрасте, то же самое можно говорить и об арамейском, и о санскрите, и даже о якутском или о чукотском языках, потому что ни один из этих языков не возник естественным путем. Если мы принимаем, что арабский язык был дан в Откровении, то мы не можем после этого сказать, что арабский язык стоит в исключительной позиции, а вот монгольский язык развился из похрюкивания, в ходе перетягивания канатов или складывания каких-то камышовых хижин. Это абсурд, потому что либо все языки возникли путем Откровения, либо ни один. И, фактически, на какой бы язык мы не посмотрели, мы бы увидели, что люди только портят его, не будучи в состоянии с ним справиться в ходе его использования. Так, санскрит, используемый низшими кастами, деградирует до пракритов, потом появляется пали, из пали — новые индийские языки и так далее. Это традиционная точка зрения индийских грамматиков. Что касается чисто арабского языка, данного Исмаилу, мы видим, что арабы тоже не справляются с ним, и диалекты появляются задолго до прихода нашего пророка Мухаммада (s. a. w. s.), и что к его приходу арабский язык уже практически не существовал в чистом виде, иначе как только в таких анклавах как поэзия; кораническое Откровение является восстановлением чистого языка Исмаила, в то время как племена продолжают говорить на диалектах, и дальше эти диалекты, расселяясь уже с выходом Ислама за пределы Аравийского полуострова, уходят в Магриб, на запад, на восток и так далее. Люди не могут говорить на языке Корана, они в быту говорят на полупонятных огрызках арабского языка, а нормальный арабский изучают в школах. То же самое касается латыни и так далее. На эту тему можно говорить подробно, но я думаю, что приведенного материала достаточно.

Таким же образом люди не могут изобрести ни одну технологию и ни одно искусство, помогающее выживанию. По этому поводу прекрасно выступил уже упоминавшийся мной в предыдущих лекциях крупный и оригинальный французский мыслитель Гастон Башляр, который в «Психоанализе огня» специально посвятил много страниц той теме, что невозможно разработать некую технологию опытным путем под давлением обстоятельств, а-ля Робинзон Крузо. Не может дикарь три часа тереть непонятно как палки друг о друга, или, тем более, еще и сделать дырочку в дощечке и вставить туда круглый цилиндр, это уже совсем специальная такая находка, гениальная. Да и потом, для того, чтобы получить огонь, нужно три часа заниматься этим делом бесплодно. А люди убеждаются в том, что некое начинание не дает результатов, в течение первых пятнадцати минут, потом это дело бросают. То есть для того, чтобы получить огонь, нужно, чтобы тебя кто-то научил действовать таким вот образом, то есть дал бы тебе готовую технологию.

Известно, что все, что мы знаем, мы знаем, получая это пассивным путем от наших учителей, от наших родителей. Человек к 16-17 годам, когда заканчивается его становление как личности, уже является достаточно четко отпечатанным в глине, готовым и обожженным продуктом, который знает все, что он знает. Дальше он начинает уже работать как винтик в этой системе. Если отчетливо понять такую вещь, что все бесчисленные миллиарды существ, из которых состоит общество, это, на самом деле, винтики, которые закончены в своем образовании к моменту своего вхождения из семьи в открытое общественное пространство, то совершенно понятно будет, что общественное пространство — это печать, а каждый индивидуум — это бумага, на которую печать ставится. Бумага не порождает печать, которая на нее будет поставлена, печать кто-то делает. Это общество, которое ставит печать на каждого, кто-то формирует, поэтому все технологии, которые имеются в обществе, с самого архаичного по самый современный период, являются найденными внеопытным, внеэкспериментальным, внерациональным путем. Конечно, после того как есть некий запас технологий, некие полутехнологии, можно посадить профессиональных методологов на базе этого пула отрабатывать вариации, которые можно будет называть изобретениями, новациями и так далее, но, подчеркиваю, что это можно будет делать только на основании уже готовых полутехнологий. Пока их нет, пока человек находится как бы в сыром состоянии, то говорить о том, что он может из состояния варварского, дикого и природного перейти к состоянию человека умеющего, невозможно, самостоятельных ресурсов для этого в человеческом существе совершенно очевидно нет, и все примеры, которые мы можем найти в жизни, только подтверждают это.

Таким образом, мы утверждаем, что общество возникает сразу, а не эволютивным путем. То есть общество, как социальная структура, как социальное пространство, которое существует как система, как механизм, возникает сразу. Либо он есть, либо его нет. Если этого механизма нет, если люди в их сыром виде, как люди, как индивидуумы, как биологические существа, противостоят природе в ее чистом диком виде, то, значит, тут два варианта: либо они являются частью экосистемы, то есть они не являются обществом, это, например, некое племя, как индейцы Амазонки. Это экосистема, которая целиком определяется балансом чисто экологических факторов. И они целиком зависят от этого баланса, то есть это племя каждый год не знает: будет ли оно жить дальше или нет. Или как, допустим, популяция рыб — бульдозер белого человека прошел, какие-то деревья стер, изменил течение притока, и эта популяция вымерла. Что мы знаем об обществе? Общество само о себе знает железно, что оно всегда будет. Не важно что древнеегипетское общество или общество вавилонское может завтра исчезнуть, что оно исчезло, мы не говорим о фактологии внешнего исторического плана, мы говорим о том фундаментальном убеждении, которое есть внутри общества: общество знает, что оно завтра будет, как восхождение солнца утром, то есть общество само для себя так же неотменимо как природный механизм, как природные часы. В отличие от племени, которое не знает, будет оно или нет; если изменился приток, если караси, скажем, преграждены на своем пути какой-нибудь плотиной, которую бобры создали, то племя либо уйдет, либо умрет, то есть племя является частью природы.

Теперь возьмем такой замечательный пример, иллюстрирующий ситуацию, как выход новых американцев на землю Америки, на гигантские прерии, на территорию, по которой бегают буйволы и скачут индейские племена. Во-первых, все американцы, которые вышли на освоение Дикого Запада, были людьми, которые уже имеют опыт социума. Это социальные существа, ну, допустим, со знаком минус — они бежали от социума. Но дело в том, что они получили пропитку той особой социальной энергией, о которой мы будем говорить дальше, они являются носителями определенных социальных энергий. Далее, уйдя от социума, они создали альтернативную структуру, которую мы сегодня обсуждаем, и мы указываем, что она может существовать, и она существует — общину. Потому что общество и община — это абсолютно разные структуры, но в некотором смысле они могут быть конкурирующими, потому что и общество не зависит от природы, и община не зависит от природы. Община не зависит от природы совершенно по другой причине, чем общество, но община также не является и зависящим от природы племенем, потому что племя — это природное явление, а община это явление, связанное со сверхчеловеческими энергиями, сверхчеловеческими возможностями, теми же самыми, которые иначе используются в обществе. Община и общество — это два полюса, которые фундаментально противостоят друг другу, и ведут некий метафизико-политический спор-диалог. Община в нашем исламском случае — это джамаат, но модель общины, в принципе, не обязательно может быть сугубо исламской, но она обязательно будет авраамической, потому что те люди, которые в Америке были общинами на территории Дикого Запада, были христианами-протестантами, и, в некотором смысле, они были авраамистами. Невозможно себе представить общину, состоящую из буддистов или индуистов, хотя буддистская община, теоретически, бывает, монахи, допустим, в буддистском монастыре, но это не джамаат и не община в авраамическом смысле, а некий коллектив или структура гораздо более серьезной системы, от которой они зависят. Не бывает буддистов, которые противостоят буддистскому обществу, не бывает буддистов, которые изолированы от буддистского общества, совершили Хиджру, бросили революционный вызов и так далее. Любой тибетский или буддистский монастырь — это все равно, что стандартная семья в стандартном социуме. В то время как авраамическая община — это самостоятельный элемент, который сознательно противостоит обществу, потому что с его точки зрения общество является злом. Американская община людей, которые вышли в Дикий Запад, это, во-первых, действительно, община, во-вторых, это люди, которые имеют опыт социальных энергий, и, в-третьих, это люди, которые тут же вступили в конфликт с обществом как таковым, и Гражданская война 1861 года в Америке положила конец их опыту как общин. Их общинной деятельности, общине, которая освежает свое противостояние космосу, природе, испытывает свой теологический потенциал и так далее, всему этому был положен конец довольно рано.

Америку я привел в пример для того, чтобы подчеркнуть, что человек, даже когда пытается бросить вызов обществу или бросает реально этот вызов, не выпадает из антропологического пространства. Никогда и нигде мы не можем, не войдя в ситуацию, конечно, обитателей Филиппинских или Амазонских джунглей, это особый казус, для нас закрытый, никогда и нигде мы не можем испытать предстояние человека природной среде. И не потому, что этой природной среды нет — природной среды более чем достаточно. Вот экологи считают, что человек как раковая опухоль распространился по всей планете, все испортил, все заляпал, ничего нельзя взять в руки, чтобы не несло отпечаток человеческого пальца. Это экологическое представление как раз очень хорошо отражает операцию, связанную с человеческим сознанием. На самом деле, с точки зрения геофизики, геофизической статистики, суммарное влияние цивилизации на баланс поверхности земного шара несколько менее одного процента, то есть, в принципе, выражается в десятых процента. Иными словами, если взять Землю как арбуз, то присутствие человека на нем — это примерно как пара-тройка муравьев, ползающих по этому арбузу. Однако у нас, заметьте, восприятие ситуации совершенно другое. То есть мы считаем, что мы полностью все это освоили, заляпали, что ветры с Эвереста дуют, потому что где-то перегрелась Волга или, там, Аральское море осушили как-нибудь своей деятельностью, Енисей там перекрыли — все это вместе, подчеркиваю, суммарно, в терминах статистики — менее одного процента. Теперь, подчеркну, что то, что это менее одного процента, с точки зрения нас, людей, это абсолютно не важно, потому что мы находимся в коконе общества, и мы просто принципиально не можем выйти на эту природную среду в ее чистом виде. Как бы мы не напрягались, как бы не искали: ныряли бы на дно океана, шли бы в леса Амазонки и так далее — мы не находим там природной среды, но не потому что ее нет, она-то как раз есть там, а потому что мы как муравьи в своем особом коконе сознания мы несем антропогенные очки, через которые мы смотрим на эту среду.

Что я хочу сказать: не в том дело, что мы развились, не в том дело, что на самолете можно пролететь за два часа пару тысяч километров и так далее. Дело в том, что такая же ситуация была в Вавилоне, такая же ситуация была в Древнем Египте. Почему? Потому что когда человек, уже являющийся членом общества, выходит в чисто поле и озирает горизонт, то он видит уже социально интерпретированное пространство. Он не видит пустыню в ее первозданном виде или как видит ее бушмен, существующий в племени, которое экологически зависит от того, как дюны остывают. Бушмен оттого, что дюны остывают быстрее в этом году, помрет. А если член общества выходит и смотрит на эту пустыню, то он видит караванные пути, зоны развития садов, потенциал для постройки городов, направления для проведения каналов — он никакой пустыни не видит. Он видит только шахматную доску для своей игры как носителя социальной цивилизации, то есть энергетического клубка источника проектов. Все это я говорю для того, чтобы подчеркнуть, что общество дается сразу, извне, является чем-то абсолютно внеприродным, мгновенно отделяя человека от природы. Человек, который внутри общества, так же не может вспомнить, каким он мог быть до общества, как он не может представить себя инфузорией. Он не может себя представить инфузорией-туфелькой, макакой, как бы он не пытался, это будут его фантазии. Точно также и человек в обществе, он может биться головой об стенку, но не может стать природным существом, он существо внеприродное.

Причем подчеркну, что он внеприродное существо как в ситуации джамаата, так и в ситуации тагута. Просто джамаат и тагут, общество и община, противостоят друг другу как плюс и минус. Но они одинаково делают человека игроком духовного пространства, деятелем духовного пространства, с тем или иным значением, но в любом случае. Вторым моментом мы можем сказать следующее: все те племена, о которых мы говорили, что они зависят от космоса: оттого, что приток реки повернул в другом направлении, это племя вымрет; или дюны остывают сегодня быстрее, чем вчера, и потому нужно срочно уходить из этого места в пустыне, иначе помрешь, — все эти племена не являются первоначальным состоянием человека, и мы не знаем, каким было первоначальное состояние человека. Мы можем размышлять, домысливать, но то, что все существующие племена, находящиеся на одной общественной стадии, выпали из цивилизации, являются осколками, — это сто процентов, тут вариантов нет. Возможно, это были те структуры, те части общества, которые по тем или иным причинам бросили вызов или вышли из организованной системы, но не смогли создать джамаат, не смогли создать общину. Или по каким-то причинам община, которую они создавали, зашла в тупик в силу того или иного их несовершенства. И, не став общиной, они выпали в это состояние природной зависимости от реального космоса. Но ни в случае индейцев Амазонки, ни в случае каменного века Филиппинских джунглей, ни в случае аборигенов Австралии мы не имеем дело с какой-то уцелевшей первозданностью, потому что законы времени исключают сохранение первозданности в принципе, законы времени меняют все тотально, а потом в этой тотальности мы можем встречаться с какими-то кусками, которые выпали из общей системы. Но это так, замечание в скобках.

Итак, на данном уровне мы пришли к пониманию того, что общество есть механизм, который является внеприродным, априродным, контрприродным, он содержит в себе всех людей как в некоем коконе, изолирующем их от космоса. То есть то, что мы испытываем и ощущаем, даже тот холод, который мы испытываем на улицах Москвы, — это не космический холод, не натуральный холод, это холод, который является косвенным продуктом нашего социального пространства. Все, что мы ощущаем, начиная от души и заканчивая грязным снегом на улицах наших городов, — это все антропогенное пространство. И наши внутренние ощущения пропущены через фильтр антропогенности.

При том, что в этом механизме могут быть сбои, кризисы, взрывы, этот механизм уверен в своем существовании; второй альтернативный космос уверен в своем завтрашнем существовании по примеру первого, который, не зная, что он конечен, убежден, что он будет работать как часы, убежден что всегда будет всходить солнце, день сменять ночь и так далее. Внутри него как в компьютер не встроена интуиция своего конца. Общество считает себя абсолютно неумолимым джигернаутом, который все раздавит.

Теперь перейдем к тому, что же такое общество и что по отношению к нему человек. Общество и человек — это катод и анод, это два полюса, которые противостоят друг другу. Хотя общество на первый взгляд состоит из людей, но сказать, что оно состоит из людей, и люди его образуют, так же неправильно и так же неточно, как сказать, что организм состоит из клеток. Да, если мы берем срез, смотрим в микроскоп ткань, то, действительно, там есть клетки, мы видим, что у них есть кожура, ядро, некое пространство между кожурой и ядром, все эти клетки похожи друг на друга и так далее. Но это ничего общего не имеет с реальным существом, с руками, ногами, костями, головой и волосами, и когда мы смотрим на человека, мы не думаем и не воспринимаем, что это, например, двадцать миллионов одинаково выглядящих клеток, потому что это совершенно другой порядок. Или, например, когда мы берем книгу, мы не думаем о том, что это 32 буквы алфавита, которые в разных сочетаниях повторяются 10 миллионов раз, потому что книга как послание, как некое живое содержание, и 32 буквы, которые в ней 60 тысяч раз или 100 тысяч раз сказаны и напечатаны, — это разные уровни. Точно так же и люди, образующие общество, и общество ничего общего между собой не имеют, с той разницей, что книга не в противоречии со своими буквами, а вот общество — это такая штука, которая существует лишь в силу того, что она эксплуатирует, подавляет и выжимает соки из тех, условно говоря, букв, из которых она состоит. Я попробую объяснить, почему это происходит.

Еще раз вернусь к тому, что экономика, экономическая сфера в обществе не занимается производством материального продукта. Материальный продукт возникает в силу того, что: а) в общество, в появление общества вложены определенные технологии, которые заставляют появиться человеческое пространство и при этом сразу же освобождают это человеческое пространство от власти физического рока, от второго начала термодинамики, от принципа остывания. Я бы так сказал, что космос в целом — это некая сплошная и тотальная иллюстрация, взятая в таком физическом виде, принципа остывания. Есть некое первоначальное тепло, есть первоначальный ресурс энергии, условно говоря, бесконечно большой, который с каждой секундой, с каждым днем, с каждым световым годом, эоном, становится все холоднее, холоднее и холоднее. Говорят, что замкнутая система остывает, как чайник, снятый с огня, но, значит, если система незамкнутая, то она получает откуда-то источники энергии, источники питания. Вот Земля, на нее светит Солнце, какие-то еще импульсы приходят из космоса, и так каждый участок, и все вместе — это такая сложная система, что якобы она вся является незамкнутой. Хотя всюду идет процесс энтропии, то есть понижения энергетического потенциала, но в силу того, что все части незамкнуты, это неограниченный и неопределенный процесс. Это, конечно, полная чушь, потому что наш мир, пространственно-временной континуум — прекрасно замкнутая система, это доказывается тем, что есть конечная скорость — это скорость света, выше которой в пространственно-временном континууме ничего нет. Кант, например, брал тезис-антитезис, он говорил: «материя бесконечна — мир бесконечен» и «материя конечна — мир конечен», — вот два тезиса, один, что мир сотворен и конечен, другой, что мир несотворен и бескончен. Кант говорил: вот два тезиса, только, если ты веришь и являешься религиозным человеком, то ты в этом уверен, а разумом доказать этого никак нельзя. Это тезисы одинаково защищаемые и одинаково опровергаемые. Это было во времена Канта. Когда Эйнштейн установил, что 300 тысяч километров в секунду — это предельная скорость, стало понятно, что мир конечен, разум конечен. Раз в нем есть нечто, распространяющееся с самой высокой, но известной скоростью, значит, он конечен в пространстве и конечен во времени. А раз так, то, значит, космос остывает в целом. То есть система тотального остывания является главным, что доминирует в природной среде.

Что такое общество? Общество — это та же самая жесткая система беспощадного рока, твердо фиксированной судьбы, но с обратным знаком, то есть в обществе как бы идет некий подогрев. Если вокруг нас все остывает, то в обществе происходит некий определенный обратный процесс, идет компенсация внешнего остывания. Ледяные просторы мировой галактики, тотального космического вакуума не пожирают нас и не замораживают, потому что мы находимся внутри кокона, в котором запущен контрмеханизм. Второе начало термодинамики постоянно компенсируется.

За счет чего оно компенсируется? Оно компенсируется за счет того, что 1) допустим, была группа неких существ, в точке Х в прошлом. И вот приходит к этой группе существ некто и дает им не способ разведения огня, а некий принцип, некую энергию, благодаря которой они могут огонь развести, знают о том, как он разводится, и как этот огонь использовать и как его защитить от того, чтобы его не задуло и не закапало дождем, и так далее, то есть дает этой группе существ некий импульс, который их освобождает от природы. Я намеренно говорю в такой условной форме, чтобы не входить ни в какие детали, просто представьте себе гипотетическое племя жмущихся друг к другу трясущихся от холода бедолаг, и вдруг к ним является некто и говорит: «Вот ребята, вам огонек, а огонек этот получается вот так». Этот огонек включает в себя очень многое, это не просто огонь, а, скажем, некая социальная энергия, в результате которой эта группа существ превращается в общество. Теперь задумаемся, откуда был взят этот огонь? Откуда было взято это средство для замерзших бедолаг, чтобы они превратились вот в такое общество? О том, что общество как социальный механизм является копией, парадигмой и воплощением тагута, нам говорят все пророки. Пророки указывают нам на то, что общество есть аккумулятор и воспроизводитель принципа несправедливости, что в обществе сверху донизу существует принципиальная неправда, принципиальное зло, которое наивысшим образом воплощается в фигуре лидера этого общества или человека, который сакрально на себя берет репрезентацию этого общества, будь то царь, король, кесарь, фараон или кто угодно, который является, как выражаются отдельные представители некоторых интеллектуально-религиозных течений, богочеловеком, во всяком случае, мыслит себя как богочеловека. Кесарь в Риме мыслил себя как богочеловека, фараон в Древнем Египте мыслил себя как богочеловека и говорил: «Я ваш верховный владыка», и так далее. Это все отражено в традициях и религиях античности, древности, и напрасно христиане полагают, что концепция боговоплощения является столь уж оригинальной и присущей исключительно христианству. На самом деле, практически нет такой языческой доктрины, которая бы не содержала в себе идею бога, ставшего человеком или воплотившегося тем или иным образом, даже необязательно и человеком.

Так вот, общество — это тагут. А кто такой тагут? Тагут имеет значение «идол», но вообще тагут — это воплощение того, что противопоставляет себя Богу и что одновременно пытается навязать себя Всевышнему в сотоварищи. Естественно, основа основ в этом плане — Иблис, наиболее высокомерное, наиболее могущественное существо, которое, согласно исламской традиции, отказалось поклониться человеку, потому что считало себя выше, и сказало: я выше человека, лучше человека, потому что я из огня, а человек из глины. Представьте себе такую картину: в некоем центре мироздания (не того мироздания, являющегося для Всевышнего просто доской или полем, на котором строится Его божественная провиденциальная мысль о судьбах и назначениях творения, а того мироздания, которое как бы является проявлением глиняной субстанции разных уровней), как в центре паутины, как некий паук, между небом и землей находится Иблис. То есть тот первый джинн, или то первое существо, которое претендует на то, что оно является главным основным, тотальным и, так сказать, не обязано поклоняться никому. Оно состоит из огня, из, что называется, первичной энергии. А где-то внизу, на земле, которая является важнейшей площадкой, на которой развивается Божественная мысль, Божественный замысел, находится человек, в очень специальном состоянии: он из глины. Представим себе воочию эти образы: глина — холодная, мокрая. Есть сухая глина, конечно, два типа глины входят в состав человека, но в принципе глина — это очень инертная вещь. А ему противостоит вот то существо, которое ему отказалось поклониться, это тагут, вернее, Иблис, который заключает в себе всю возможную энергию субстанции — огонь. И вот находится некто, не будем говорить, кто это, который идет к Иблису, берет у него немножечко огня, приносит глиняному человеку и подкидывает ему. И говорит: «Вот тебе часть этой энергии, этой субстанции, которой тебя этот гад не хотел наделить, но я совершил вот такую вот акцию, я у него взял и передал тебе, чтобы ты не зависел от обстоятельств и мог бы себя обогреть и так далее». Человек берет, человек действительно превращается в некое, так сказать, коллективное тело, которое теперь поплевывает и на холод, и на дождь и на все с помощью этого огонька, но в благодарность, вместо того, чтобы сделать того, кто украл у Иблиса огонь, допустим, лидером или даже начать по примеру очень многих язычников поклоняться ему, вместо этого человек берет и выдает его с головой Иблису, и говорит: «Иблис, вот этот сукин сын, этот вор, он у тебя, оказывается, огонь украл, ну мы, конечно, получили этот огонек, но мы ни сном, ни духом к этому делу отношения не имеем, мы вообще за тебя полностью. Вот, а этого можешь взять и наказать, как хочешь». И, естественно, того, кто украл огонь у Иблиса, ждут очень серьезные последствия. Понятно, что я более или менее близко к тексту излагаю известный миф о Прометее, который существует и в других формах, передается под другими названиями, не только у греков но и у других народов, в частности, у кавказских, Сосруко и так далее, то есть Прометей в виде Амирана, Сосруко у чеченцев, у абхазов. Всегда фигурирует некий культурный герой, который, совершив дерзкую вылазку, крадет огонь у огненного или светового существа, которому, вообще говоря, все язычники поклоняются как богу, то есть считают его не Иблисом, как мы, а на самом деле богом; который для древних греков, для индусов, для там древних германцев и так далее был действительно богом.

Теперь, если мы посмотрим на очень релелятивный, то есть очень поясняющий, так сказать, контент зороастризма. Почему зороастризм очень интересен в этом отношении? Потому что очень многие вещи, о которых жрецы других традиций молчат, в зороастризме проявляются, то есть в зороастризме и в митраизме проговариваются те моменты, которые все жрецы скрывают и хотят оставить за кадрами, за рамками.

Мы сейчас занимаемся элементами куфрологии. Уже было сказано о том, что без знания куфорлогии нечего делать тем, кто бросает вызов куфру. Так вот, в зороастризме существуют два существа: верховное существо — это бог света, Ормузд, а другое существо в древнем зороастризме или до зороастризма тоже считали богом, потом с него этот статус сняли, и он стал просто хозяином, воплощением Тьмы — это Ариман. Есть главный миф зороастризма о том, что Ариман и возглавляемые им силы тьмы совершили атаку на мир света, похитили там свет, забрали его вниз, и после этого Ормузд вынужден был сойти за ним. Сначала он был схвачен, распят, потом спаситель, дух святой, спустился за ним, чтобы его освободить, они поднялись, восхитив свет из тьмы, но часть его еще осталась, ее нужно освобождать. Я давно обратил внимание на то, что легенда лежащая в основе зороастризма, то есть зороастрийский концепт, очень похож, это очевидно и бросается в глаза, на христианский миф, то есть совершенно понятно, что исторические христиане отождествляют пророка, которого мы знаем как Ису (a. s.), пророка Иисуса, именно с зороастрийским Ормуздом, и вся концепция христологии сводится к тому, что они молятся Ормузду, называя его Иисусом Христом. Но это одна сторона, а другая сторона, что тема Прометея, похищающего огонь у Зевса, у олимпийских богов, очень четко воспроизводит историю Аримана, похищающего свет у Ормузда, то есть представителя мира тьмы, похищающего свет и энергию в верхнем мире, в световом и небесном мире.

Когда я начал вот эту лекцию, я сказал, что буду пользоваться постмодернистскими элементами самых разных дисциплин, наук, знаний и представлений для того, чтобы выйти из постмодернизма, то есть для того, чтобы выйти из постмодернизма, я намереваюсь широко пользоваться данными мифологии, метафизики, фольклора, современных психологических и философских дисциплин, не считаясь с их разнородностью, и используя их так, как если бы они описывали самую что ни на есть вещественную действительность. Поэтому в данном случае я беру этот миф, этот концепт как исходный для понимания того, что происходит с обществом, что происходит с человеком, что происходит с цивилизацией, и как работает политэкономия. С моей точки зрения, общество есть система, в которую сверхчеловеческим, неестественным путем вброшены энергии, технологии, знания, позволяющие обществу выступить контрапунктом космосу, человеческим аналогом космоса, который компенсирует для смертных биологических нежных тварных существ жесткие законы, жесткие механизмы остывания, царящие за пределами человеческого тела, человеческого тепла. Значит, этот огонь, эти энергии на самом деле носят тварный, субстанциональный характер, ассоциирующийся в своем предельном выражении именно с так называемым светозарным существом, Иблисом, который для всех является богом, а для единобожников — восставшим духом высокомерия и непокорности, духом гордыни, и, кстати говоря, эта гордыня связана именно с тем, что он воплощает в себе наиболее тонкие, наиболее мощные эффективные энергии, субстанциональные энергии творения. Именно они-то и были похищены силами, которые находятся в оппозиции к Иблису, но не силами единобожия, а силами, скажем так, первичного хаоса. Что интересно, общество представляет собой некую структуру порядка, но порядок сам по себе не является, с точки зрения единобожников, синонимом справедливости закона добра и красоты. Порядок, на самом деле, может быть порядком язычников. Даже куфр, более того, может быть порядком, который воплощает в себе принципиальное беззаконие под видом порядка. И, таким образом, видимое беззаконие, то есть видимый вызов этому порядку, который с точки зрения этого порядка будет выглядеть как преступление, на самом деле является союзником единобожия и союзником тех пророков, которые приходят в мир, чтобы обратиться к людям и призвать их к неповиновению злу, к противлению злу насилием или словом, или верой, и подчинению Всевышнему Аллаху, о Котором люди до посланничества пророков ничего не знали.

Теперь я хочу сказать, что в мифологиях и традициях язычников во многом отражены элементы той реальности, которая на самом деле имела место: то есть восстание Иблиса, взаимоотношения Иблиса и человека, те элементы священной истории, которые мы знаем только в широких мазках, и концептуальных чертах прежде всего из Курану-ль-Керим, они есть как бы в неких брызгах, в неких отзвуках в мифологиях и традициях других народов, потому что, поскольку это есть некая объективная реальность, она не могла не разойтись в виде эха, отзвука или слуха, и иногда мы можем находить там достаточно интересные детали, которые помогают нам реконструировать картину. Что происходит на самом деле в обществе? Возьмем, для того чтобы нам было более понятно, архетипическое общество древности, в котором как бы все обнажено, все очень ярко и все очень выложено наружу. Внизу находятся социальные низы, которые подвергаются жесточайшей эксплуатации, но эта эксплуатация заключается не в том, что их заставляют пахать, класть камень на камень, носить носилки и так далее, а в том, что у них забирают их энергетические соки, их внутреннюю экзистенциальную реальность, прежде всего. Забирают и передают куда-то наверх. А вверху находятся жрецы, которые молятся Иблису, у которого похищена та часть, та технология, та энергия, в результате которой это общество, где они жрецы, и стало обществом. Это общество, которое они возглавляют, молится Иблису, поклоняется Иблису, и предает анафеме того, кто осуществил операцию по похищению огня. То есть в этом обществе есть некий черный персонаж, с которым можно ассоциировать низы, силы беззакония, все, что угодно. Скажем так, это дьявол язычников, это бес, трикстер

Ну, можно его так назвать, можно, но дело в том, что в нашем сознании единобожников Иблис есть Шайтан, Сатана, и у него есть свои сподвижники, которые взяли его сторону. А вот, например, если взять христианское вероучение — там сложнее, потому что там как бы есть Сатана с одной стороны, а с другой стороны там есть черт, и народное осознание у христиан часто их отождествляет. Но, если посмотреть поглубже, то это два совершенно разных образа, потому что Люцифер или Сатана в христианской мифологии рисуется как прекрасный юноша, который исполнен света, который очень красив и так далее, а черт — это черт с рогами, это бес, это ужасное существо с перепончатыми крыльями, которое находится внизу, на вилах подхватывает грешников и так далее, то есть он соответствует Асурам буддийской мифологии, такие вот страшные ракшасы, духи бездны, которые пугают людей. Это разные существа, потому что христиане, заимствовав свою религию не от Исы (a. s.), а от зороастризма, приняли в качестве противника Всевышнего, библейского Бога, которому поклоняются пророки, сразу двух существ: Ормузда, который являлся у зороастрийцев богом света и Аримана, который является хозяином тьмы. Но потом следующий уровень путаницы — они с Ормуздом отождествили Христа, поэтому Ормузд у них выступает в двух качествах: и как Христос, по теологическому описанию, и как Люцифер, то есть Иблис, который является противником Бога пророков. То есть они находятся в таком вот усложненном мире путаницы, но это легко дешифруется, если знать код. Есть ключ, и если сесть и внимательно заняться христианством как вероучением, то это легко дешифруется. И образ Христа, и образ Сатаны у них двойственны, потому что на зороастризм накладывается Тора, накладывается Инджиль, накладывается авраамическое послание, и в результате, поскольку они говорят о зороастризме библейским языком, у них все выступает в таком раздвоенном виде.

Но, тем не менее, в обществе, о котором мы говорим, существуют жрецы, которые поклоняются Иблису, то есть Ормузду, богу света, как они полагают, то есть джинну, состоящему из огня, которого они считают богом. Они предают проклятию того, кто «украл» у этого джинна, у этого бога света частицу световой субстанции, в результате чего возникло человеческое пространство, независимое от природы. И что они делают: они возвращают Иблису ту световую энергию, ту огненную субстанцию, которая лежит в основании человеческого пространства, человеческой независимости. Они выплачивают долг за кражу. А откуда жрецы берут эту световую субстанцию? Они ее берут из людей. То есть они берут ее из тех существ, которые в силу тех или иных обстоятельств не могут защитить свое внутреннее пространство, свои сердца, свои души и которые вынуждены своим временем, своей энергией, своими тайными соками расплачиваться со жрецами. Но жрецы делают это не вполне напрямую, могут и напрямую, но чаще, а в современной ситуации — всегда, они делают прокладку между людьми и собой в виде общества. То есть в Древнем Египте, конечно, жрецы брали энергию у людей напрямую, ну а в современном, например, обществе, в той же Европе, жрецы, которые уже не видны никому, они где-то совершенно в удалении, в каком-то непонятном пространстве стоят, ни к чему не касаются, и, как бы, их вообще нет, ставят между собой и людьми, с которых они взимают их световую субстанцию, общество. То есть они говорят: «Ты член общества, ты в него вписан, ты платишь своим временем, своим смыслом поддержанию этого общества как системы». В действительности это общество является мощным насосом, который выкачивает световую энергетическую субстанцию из людей снизу. Это есть первичный факт политэкономии. То есть я хочу сказать, что политэкономия, она не о том, как люди создают ситцы и башмаки, чтобы их купить и продать на базаре, она в первую очередь именно о том, как этот насос — общество — высасывает внутреннюю тайную энергию из людей.

Следующий тезис заключается в том, что этой энергии столько, что те материальные продукты, которые возникают в результате этой эксплуатации, при высасывании энергии, появляются каким-то образом: дома, там, те же самые башмаки, тот же ситец, те же пироги и так далее — всего этого появляется очень много и все это является ничтожным процентом человеческой энергии, который конвертировался в эти материальные блага. Уверяю вас, что даже в древнем обществе с азиатским способом производства, над которым Маркс или какой-нибудь там Плеханов похохотал бы, играя пенсне: мол, вообще там в ужасном состоянии люди жили, едва отличаясь от природного, — на самом деле, даже в этом обществе высасываемой из низов энергии было многократно больше, чем необходимо для получения материальных товаров, обеспечивающих существование всех.

Хотите пример? Пожалуйста: приезжайте в Иорданию, придите в город Петру, и вы увидите там такое изобилие архитектуры, такое изобилие художественных форм, расписывающих эту архитектуру, резьбы, всякого рода излишеств, которые современная архитектура себе позволить не может. Это все было создано просто левой рукой и левой ногой, не из необходимости, а потому, что брали с людей столько, что девать это было некуда. Если бы архаичное общество занималось бы производством материальных благ, завися от своих жалких производительных сил, то оно бы не смогло уделить лишней колоне и лишнему завитку на фасаде вообще никакого внимания — только бы хижину построить, а мы видим гигантские пирамиды, дворцы, великолепнейшие колоны. Приезжай в Вавилон, посмотри там на дорогу процессий к храму Иштар, да там такое наворочено, что ни для каши и ни для того, чтобы ложку ко рту донести, не нужно, что совершенно понятно становится, что эта ложка с кашей — это минимальнейший процент той энергии, которую верхи отчуждают от низов, и отчуждали ее всегда.

Отсюда следует следующий тезис: дефицит природный в обществе не существует. Нет его. Всякий дефицит, то есть голод и недостача, которые существуют для низов, являются социально мотивированными, социально определенными и запрограммированными специально в структуре развития, в структуре саморождения общества как механизма, который сам решает, как ему быть и так далее. И общество сознательно лишает огромную часть населения, допустим, тех же калорий или той же одежды или там чего-то еще не потому, что этого нет или нельзя произвести, а потому что общество, а на самом деле его политтехнологи — стоящие за ним жрецы — определяют, что двадцати или там семидесяти процентам населения гнить в нищете.

Это легко доказать, потому что уровень нищеты по мере развития производительных сил не только не сокращается, но увеличивается во много раз. В Париже XIX века, когда Виктор Гюго описывал отверженных, такого количества клошаров, которые спят на газетах у решеток метро, не было. Более того, в архаичной крестьянской Франция даже перед революцией 1789 года на круг получали гораздо больше калорий, больше кровяной колбасы, больше, там, каши, больше тепла, чем получают сегодня. Если мы сегодня берем городские низы, то это вечная проблема плохого питания, плохого жилья и самое главное — огромного количества усилий, которые люди должны тратить на то, чтобы компенсировать минимум услуг, а иногда их полное отсутствие. А что касается физического количества людей, у которых вообще этого всего нет, то в одной Америке, которая лидирует как центр материального изобилия, тридцать миллионов бездомных — это официальные данные Белого Дома. Тридцать миллионов бездомных и огромное количество людей, живущих за чертой бедности, на социальное пособие и так далее. Виктор Гюго даже и не мечтал о таких цифрах. То есть с развитием производительных сил уровень нищеты не исчезает, а большая часть мира превращена в фавеллы, в гетто и так далее, и, уверяю вас, что нищета в Индии при англичанах была меньше, чем в современной Индии, где десятки миллионов людей живут вне привычной ситуации, которая была более или менее стабильна для них в архаическом обществе, сегодня они выбиты из колеи и подыхают, о чем свидетельствуют многие люди, побывавшие в Индии, просто подыхают на улицах, чего не было, допустим, при англичанах. Но при англичанах было хуже, чем при Моголах, то есть в Индии XV века было гораздо лучше, чем в Индии под колонизаторами, а в Индии под колонизаторами было лучше, чем в сегодняшней независимой Индии. Из этого мы можем сделать вывод, что производительные силы не при чем, что речь в политэкономии идет вовсе не о том, чтобы покрыть материальные потребности людей, и что вообще политэкономия не об этом, а занимается какими-то процессами, которые гораздо больше сродни теургии, магии, метафизике, нежели обеспечению простого физического существования людей. Да, простое физическое существование людей имеет быть в качестве одного из пунктов политэкономии, нельзя сказать, что политэкономия этим не занимается, но по важности это стоит на восьмом или десятом месте, то есть даже не попадает в первую пятерку приоритетов. И более того, важность обеспечения людей материальными благами определяется тем, насколько люди могут быть запрессованы их манипуляцией или отсутствием этих материальных благ.

Теперь, подводя более или менее итог сказанному, я хочу подчеркнуть, что эта система принципиально иерархична, она не может не быть иерархична, иерархия общества копирует иерархию внешней субстанции. Субстанция, которая условно может быть названа глиной, имеет как бы два полюса: небесный полюс и земной полюс, субтильная глина и грубая глина. И человек сделан из двух типов глины, между ними существует масса переходов: совсем грубая глина и как бы тонкая рафинированная глина. Общество копирует иерархию грубых и тонких слоев глины, возгонка идет снизу вверх, то есть у людей так называемой грубой глины забирается жизненная энергия, которая отнимается и передается наверх с тем, чтобы выплатить ее верховному или великому существу, которому жрецы и за ними общество поклоняется как своему богу, то есть Иблису. А есть также воздействие тонких слоев на вот эти грубые. Что же получают люди, у которых отнимают жизненные соки и отдают их Иблису, в обществе? Они в обмен на это получают программирование своих мозгов с колыбели, когда их строят, воспитывают и превращают в винтики, предназначенные для того, чтобы служить обществу и решать те или иные вопросы. Вúдение слесаря, рабочего или, там, офисного менеджера, или секретаря, кого угодно. Это первое. Второе — это управляемость, то есть человеку в качестве влияния тонких слоев предлагают то, что он ходит по струночке. Ему создают систему, в которой он зажат как некий элемент автоматизированного механизма. А самое главное, что ему предлагают — это ценности, то есть то суперэго, ради которого он должен жить и умереть, и которое является симулякром, подменяющим ему смысл его жизни, смысл его времени, смысл похищенных у него соков. Вот что ему предлагают, а хозяевами этих ценностей являются как раз жрецы. Именно они формулируют ценности и именно они являются хранителями ключей при этих ценностях и вот ценности, можно сказать, — это первая глава политэкономии, вторая глава политэкономии, о которой будет сказано, иншаАлла, в другой раз, связана с разработкой темы: как вообще появляется ценность, как вообще появляется стоимость, и что связывает нашу внутреннюю похищаемую энергию с понятием денег и с понятием стоимости. Но это уже другая тема, сегодня я хотел как преамбулу посвятить эту лекцию тому, что политэкономия является теургическим действом жрецов, в результате которого соки человечества похищаются у него через определенную систему (пока мы не будем уточнять какую, но эта система называется в целом «общество»), для того чтобы выплатить дань тому, кто нас искушает, тому, который, как вы знаете из Курану-ль-Керим: «Сатана приказывает вам бедность». Вот интересно: я всегда думал над тайной этого великого айата, и когда я проработал то, что я изложил вам сегодня в этом подходе к политэкономии, то для меня тогда раскрылось и значение этого айата. Что значит «Сатана приказывает вам бедность»? (Я пользуюсь русским переводом Магомеда-Нури Османова.) Нельзя понять этот айат без понимания глубокой политэкономической подоплеки, которая содержится в кораническом послании, потому что кораническое послание дает нам методы понимания того, что такое политэкономия, как работает социум, который мы отвергаем, создавая вопреки и взамен него общину, джамаат, преграждающий путь отчуждению наших внутренних соков, наших внутренних смыслов в пользу социума.

На этом я хочу завершить и сказать, что тему стоимости мы будем изучать в следующий раз.

ﺮﺒﻜﺃ ﻪﻠﻠﺍ