Общество и время. Глобальный механизм отчуждения

Данная статья представляет собой редакторскую правку лекции №3 из цикла «Смысл Времени»

Общество и время. Глобальный механизм отчуждения

Глава 1. Современное общество: видимое отсутствие бенефициаров в открытом социальном пространстве

Подавляющее большинство людей сегодня находятся под очень жестким прессингом современного общества, который воспринимается ими как давление социальной среды с ее ежедневными вызовами. Сегодня этот прессинг распространяется в разных формах очень широко. Раньше, в буржуазные времена до прихода глобального люмпена и до люмпенизации и бюрократизации так называемых «правил игры» от внешних невзгод в значительной мере спасали деньги: богатые люди были более или менее защищены от этого прессинга, они пользовались дополнительными возможностями. Но сегодня ситуация резко меняется: деньги перестают иметь самостоятельную политическую силу, самостоятельный авторитет (если таковой изначально не был мифом, связанным с оккультным значением золота). Более того, изменяется взаимоотношение между людьми и их собственностью, в частности, между людьми и их деньгами. Сегодня государство настолько опутало все стороны человеческих отношений, что даже в либеральном капиталистическом обществе, провозглашающем либеральные капиталистические ценности, никто не может утверждать, что он находится в комфортном легальном владении своим достоянием, своими деньгами. Приходят финансовые инспекторы, приходят фискальные сыщики, налоговая полиция; деньги, которые перемещаются со счета на счет, отслеживаются, регистрируются. Поскольку правовое поле стало зыбким и виртуальным, то по отношению к неважно кому можно в любое время придумать обвинение и с равным успехом доказать как то, что оно высосано из пальца, так и то, что это страшное тяжелое обвинение, — в зависимости от политической конъюнктуры. Отобрать деньги и кинуть человека в тюрьму...

Ходорковский — периферийный пример того, что происходит на самом деле во всем мире. В Соединенных Штатах, где многие по неведению и по наивности предполагают существование иных взаимоотношений между человеком и его деньгами, между человеком и государством, людей весомее Ходорковского запирали в сумасшедших домах, как только они делали «шаг влево, шаг вправо». Поэтому сегодня говорить о том, что деньги являются защитной прослойкой между человеком и внешним миром, неправильно. Скорее, они представляют собой дополнительное бремя и дополнительную заботу на том, кому их приписывают.

Предположим, на человека «вешают» собственность в миллиард долларов. Этот человек тут же становится в определенном смысле преследуемым, гонимым: на нем лежит огромная ответственность по выплатам государству, во всякие гуманитарные фонды, он должен постоянно откупаться от системы, которая шантажирует его вплоть до использования папарацци, вторгающихся в его частную жизнь. В результате он должен вести затворнический образ жизни, ограждать себя наемными служащими, телохранителями и т. д. Его жизнь превращается в весьма проблемное существование.

Кроме того, жизнь современного богатого человека изобилует всевозможными долженствованиями: он должен носить это, есть это, проводить отдых таким-то образом, встречаться с такими-то людьми. Для сравнения, богатый человек XVIII или XIX века был настоящим самодуром, всевластным хозяином, которому домочадцы смотрели в рот, слуги говорили шепотом, мэр, допустим, города, кланялся в пояс, когда встречал. А сегодняшний богатый человек — это человек, который просто является клоуном или актером, исполняющим жестко заданную социальную роль.

Может показаться, что люди, которые не владеют такой собственностью, на которых не лежит такая ответственность, посвободнее; наверное, они и сами считают себя свободными людьми. Служащие, пенсионеры — уж куда свободнее? Но, в действительности, и они связаны массой невидимых уз, облечены в социальные невидимые комбинезоны, которые сковывают их движения; и у них есть некая программа, которая связана с их самоидентификацией. Пенсионер — если это богатый, обеспеченный пенсионер из «золотого миллиарда» — обязан дважды в год ездить на Кипр, обязан болтаться там по побережью в цветных бермудах, щелкать фотоаппаратом; у него существуют определенные взаимоотношения с внуками, с другими пенсионерами, с пенсионными фондами и т. д. и т. п.

Понятно, что его время некоторым образом посвободнее: у него меньше контактов, меньше ответственности, меньше ежеминутных вызовов по отношению к нему; но, с другой стороны, он платит за это тем, что его время пусто. Современный пенсионер — это ходячий труп, он маргинализован и исключен из жизни. Да, общество социальных гарантий не дает ему умереть, более того, оно уплачивает ему огромный налог, благодаря которому пенсионер среднего класса сегодня считается чуть ли не одним из главных паразитов — правящая верхушка переключает негодование среднего класса на пенсионеров, которые, якобы, объедают работающих. Казалось бы, этот человек живет в свое удовольствие. Но если взглянуть внутрь его личного существования, то пенсионер — это социальный мертвец, каждая секунда которого бессмысленна. У него нет цели, у него нет миссии, у него нет задачи, он ни на что не влияет, он виртуальный человек. Просто ходит по горячим пляжам кипров и шарм-аль-шейхов, проводит время до крематория.

Если посмотреть на безработную молодежь, то, может быть, кто-то и позавидовал бы этим капитанам песчаных карьеров, которые гоняют вместо мяча консервную банку на пустыре, обдумывая как подломить ларек или найти наркотик, который поможет скоротать время. Но их существование еще более страшно, оно наиболее страшно, потому что молодые пассионарные люди обладают огромным временным и энергетическим потенциалом, потенциалом времени, зарядом воли, зарядом биологической энергии, у которого украден смысл.

Они поставлены в то же положение, что и пенсионеры, они являются ходячими трупами, только юными. Если пенсионеру до могилы остается несколько лет, то перед ними, с точки зрения юности, как будто разверзается целая вечность. Сколько лет гонять эту банку по этим страшным пустырям среди бетонных зубов поднимающихся небоскребов? Или вилл, огражденных колючей проволокой и зеленью, к которым не то что близко не подойдешь — даже взгляд не кинешь за их высокие заборы.

Сколько лет? Это с точки зрения семнадцатилетнего парня — будто вся вечность в ее пустой бессмысленности нависает над ним. Ужас этого таков, что единственное, чем он может поправить ситуацию, — это взять нож или украсть пистолет и выйти для того, чтобы бросить вызов, создать брутальный антисистемный хэппининг, произвести резкое действие, которое каким-то, пусть кажущимся образом, остановит эту вечность и, даже через его собственную гибель, через его жертву собой, вернет некий смысл этому пустому бессмысленному тлению.

Таков контур современного общества. Это контур общества, в котором в странном рабстве находится и олигарх, и пенсионер, и безработный парень из пригорода, и полицейский, который охотится на этого безработного парня. В этом обществе как будто бы нет тех, кто получает дивиденд. Все платят, но кому все это идет в карман?

Глава 2. Три социальных модели: племенная, традиционно-пирамидальная и современная

Современное общество представляет собой картину, в которой схема традиционного общества перетасована и переструктурирована определенным образом. Существуют два главных типа общества: общество традиционное и общество современное. Конечно, у них есть подварианты, есть разные традиционные общества. Традиционное общество Средневекового Китая не похоже, на первый взгляд, на традиционное общество Средневековой Европы; и то, и другое не похоже на Абассидский Халифат, или на Индию Моголов.

Однако, если мы посмотрим со структурной точки зрения, то обнаружим, что все разнообразие традиционных обществ сводится к единой схеме.

В современном обществе, которым мы считаем социальное пространство золотого миллиарда, живущего в т. н. цивилизованных странах, почти все элементы традиционной схемы перетасованы. Как если бы мы взяли скелет человека и переложили его кости в нестандартном порядке — например, грудная клетка идет на место таза, таз идет вверх, руки меняются с ногами, — это модель современного общества. Только голова остается на месте, голова вверху, как была, так вверху и находится. А вот все остальное слегка перетасовано.

Есть еще одна модель социального существования — это модель примитивного племени, о которой так и говорят: это такое племенное существование, оно как бы и не общество. Ни в традиционном, ни в современном смысле.

Что такое племенная модель? Это легко можно представить с помощью массы приключенческих фильмов на тему джунглей Амазонки или чего-то подобного. Представьте себе схематический квадрат: молодые воины, вождь, старики, вверху — шаман. Все видно, все здесь: шаман — под рукой, его можно пригласить, старики сидят, советуются, вождь работает с молодыми воинами. Молодые воины всегда под рукой, смотрят на него с доверием, с блеском в глазах, значит, он может их повести, направить, они за ним пойдут, будут стрелять из луков, метать копья. Вождь получает указания от старейшин. Вернее, он садится вместе с ними, идет обсуждение, но коллективное мнение старейшин — это императив. Однако старейшины — тело, а дух у них — шаман, которого можно пригласить в некоторых экстренных случаях, он начинает входить в транс, и видит, как надо поступать. Вся схема здесь.

Глава 3. Сокрытость жреца в отличие от племенного шамана

И традиционное, и современное общество имеют общую вершину: развитый институт жречества, находящийся вне подлинной обратной связи с социальным пространством. Главное отличие в том, что «шаман» — точнее корпоративный институт жречества в его собственной закрытой функции — невиден. Он проявляется для публики лишь своей наиболее социальной, презентативной, отчужденной от подлинных «шаманских» дел частью.

Мы, конечно, можем видеть, как Папа Римский раз в год в белом одеянии помахивает рукой перед миллионом паломников, которые встают на колени; он на тридцати языках произносит какую-нибудь формулу мира, и, безусловно, это «шаман». Однако, мы обнаруживаем здесь его не в функции реально шаманской: увидеть потустороннюю правду и донести ее до старейшин, которые сформулируют политическую задачу и поставят ее вождю. Мы видим его функции сугубо репрезентативного авторитета. Старик в белом одеянии образует контур туманно-лунной сакральности, которая пробуждает в сердцах миллионов неясное томление по правде и красоте, по добру и смыслу, благодаря которым жизнь все-таки имеет ценность с их глазах и ее бремя, может быть, стоит нести.... Не все так плохо, есть правда, есть сияние добра на этом свете, оно в этом прекрасном старике, носителе мира и благодати, которого мы видим издали в белом одеянии, который нас приветствует из вышних сфер, делает нам знак рукой. «И поэтому жить все-таки имеет смысл», — думают миллионы людей, процентов десять из которых, не видь они этого старика, может быть, покончили бы с собой сразу, а другие бы, например, стали бить витрины и пустились бы во все тяжкие. Но их останавливает одно: как я буду бить витрины и дам волю своему деструктивному «иду» (фрейдистское «оно») стану гадом, когда передо мной в лице этого старика предъявлено воплощенное «суперэго». Значит все мы должны, взявшись за руки, вести себя как примерные граждане большой человеческой семьи.

Таким образом, шаман появляется перед цивилизованным социумом очень редко, шаман коллективный, очень сложный, которого нельзя узреть и засвидетельствовать в его онтологической полноте.

За этим старцем-первосвященником стоят иерархии невидимых людей, (а возможно, и не вполне людей) напрямую связанных с истиной, неведомой обычным существам. «Шаманы»-жрецы ее видят, они ее знают, они не говорят с простыми людьми, но их собеседниками и партнерами являются исключительно хозяева жизни.

Жрецы говорят с теми, — мы их еще не назвали, — кто является главным получателем дивидендов от этого общества.

Все три вида общества: архаическое племя, традиционная социальная пирамида, наконец, сложно иерархизированный современный социум с его парламентом и демократией — все это инструментализация власти «Великого существа». По этим термином мы имеем в виду архитипическую модель коллективного человечества, поддержание и реализация которой возложены на сверхэлиты, находящиеся в прямой коммуникации со жречеством, как представителями «Великого существа» в нашем реальном мире.

Глава 4. Реальность «Великого существа» и власть сверхэлит

Что такое власть? О власти говорят самые разные вещи. Обычно говорят, что власть — это когда я тебе приказываю, а ты исполняешь. То есть власть идет со стороны господина по отношению к слуге или к рабу. Кто-то должен повиноваться, а кто-то отдает приказ. Но, вот у меня такой вопрос: это описание власти мне кажется очень внешним, потому что власть является фундаментальным внутренним бытийным состоянием. Я приведу пример. Вот человек попал, допустим, на улице в засаду, пара хулиганов его окружила с ножами, они ему что-то приказывают, и он вынужден под страхом и угрозой для своей жизни что-то делать. В таком случае говорят: он оказался во власти хулиганов. Действительно, многие философы, в том числе и Гегель, говорили, что отношения господина и раба таковы, что раб вынужден работать на господина под страхом для своей жизни. Я убежден, что это фундаментальное, очень серьезное упрощение ситуации. Когда я оказался под дулом пистолета или к моей шее приставлен нож, и мне говорят: отдай кошелек, — да, конечно, я кошелек отдам, может быть, но я не считаю, что я нахожусь во власти у этого парня и что у него власть. Потому что он поставил меня в чисто внешнюю ситуацию, которая сейчас такая, а завтра он зазевается, и я нож этот выбью, или он в какой-то момент услышит шаги, бросит нож и пустится наутек.

Если брать власть с этой стороны, то меня не убеждает такая ситуация, при которой кто-то может меня принудить внешним образом что-то сделать. Потом, можно ли сказать, что клиент, пришедший в ресторан, имеет власть над официантом? Он же отдает приказы: принеси то-то или то-то. Функция официанта — взять заказ и получить деньги. Но можно ли сказать, что у клиента власть над официантом? Если власть сводится к этому, то это вообще смехотворно. А ведь он заказы выполняет. Многие идут в ресторан, чтобы пережить ощущение власти. Они так понимают власть, что им хватает просто способности сформулировать заказ официанту, чтобы почувствовать себя на вершине жизни, господами. Но это же смешно!

Что такое власть? Власть, если брать ее в высшем смысле, с точки зрения архетипической традиционной знати — это состояние независимости, самодостаточности, всемогущества и свободы, в котором соединены все возможные состояния воедино. То есть это цельное самодостаточное свободное бытие, которое в самом себе имеет свое основание, свой смысл и свою идею. Такова власть в представлении Платона, Сократа, такова власть и в представлении Ницше, который был, наверное, наиболее серьезным современным философом, выразившим проблемы воли и проблемы проекта сегодняшней элиты, который она намерена реализовать любой ценой.

Ницше острейший философ из тех, кто занимался экзистенциальным аспектом власти. Он считал, что самым близким к идеалу сверхчеловека, состояние которого воплощает это состояние власти, был Гете, суперфигура германской культуры. Кроме того, на сверхчеловека отчасти походил Чезаре Борджиа, на сверхчеловека был немножко похож Наполеон и, вероятно, Цезарь. Однако, все они были приблизительные, ненастоящие сверхлюди, а самым подлинным сверхчеловеком был именно Гете. Гете объединил в себе разум и чувства, поднялся над ними, создал единый личностный сплав, по отношению к которому он стал господином. Он победил свое эго. Свое низшее стихийное «я», поднялся над страстями, контролировал ход своей мысли, он все элементы своего бытия соединил и существовал в светящейся благодатной самодостаточности, как бы в безвременье. А это, по Ницше, и есть сверхчеловек.

Если мы вдумаемся в то, чьим образом является в ницшеанской философии Гете, если мы вдумаемся также в послание Гете, в то, что выражает его учение, его культура, если мы вдумаемся также в «Фауста», сильнейшую и глубочайшую вещь, написанную Гете, то мы поймем, что это состояние «Великого» (как выражались иллюминаты) или «Верховного» (термин якобинцев) существа, которое в исламской монотеистической традиции называется Иблисом. Иблис — он же Люцефер, Денница, Ормузд, Аполлон — есть, согласно монотеизму, существо, возникшее первым, сотканное из первичной праэнергии («огня»). Он находится в абсолютной оппозиции к «Богу пророков» — центру непостижимой внеантологической субъектности, внешним выражением и ставленником которого, согласно монотеистической теологии, является физический человек.

Состояние Иблиса — это идеальное состояние, которое Иблис имел, пока не был низвержен за неповиновение Всевышнему, потому что отказался поклониться Адаму. Как первое существо, соединявшее в себе свет и жар — два главных атрибута первичного огня, Иблис чувствовал себя в полной самодостаточности, соединяя в себе все возможные состояния в том совершенном равновесии, которое для традиционной метафизики и есть «свобода».

Сверхчеловек как образ высшего существа, как некий идеал, который Ницше определил как цель нового человечества или, точнее, подлинных людей, является проекцией Иблиса на землю. И это то, чем хозяева жизни, те существа, которые находятся вверху общества, в оптимальности хотят стать. Но между ними и Иблисом существует посредник, потому что Иблис — это существо сверхъестественное, Иблис — это существо, которое находится по указанию Всевышнего «спереди, сзади, справа и слева» и во много раз превосходит по своим «грубым» и «тонким» возможностям человека. Прямой контакт с ним или ориентация на него крайне затруднены, поэтому для этой цели существуют посредники — шаманы или жрецы. Все жрецы и шаманы, независимо от конфессий, независимо от способа организации посредничества, независимо от своих деклараций, ориентируются именно на Иблиса, который представляет собой универсальную посредническую точку соединения всех возможных структур и проявлений, которые только можно реализовать.

Человек бесформен, потому что он может принять любую форму. Он может идентифицировать себя как все, что угодно. Тело его, конечно, имеет форму, но это низшая, грубая форма, которая в данном случае не имеет значения. Об истинной форме речь идет тогда, когда человек полагает себя принадлежащим к расе, сословию, касте, иерархическому статусу в пирамиде и т. п. Все те модели, которые он для себя избирает, которыми он себя наделяет, — это формы, которые, в принципе, коренятся в его природе, и он под влиянием тех или иных условий уже может себя позиционировать как то или это. Мы называем формой то, что человек придает себе как духовному существу, те состояния, которые он может пережить и обрести.

Так вот, жрецы рассматривают Иблиса как глобальное тотальное существо, которое обладает возможностями и контролем над всеми формами и всеми состояниями. Это знание и эта позиция жрецов идет с глубочайших времен, с золотого века и, претерпевая различные модификации, существует до сегодняшнего дня. Она невыраженно фундаментально существует даже на уровне коллективного бессознательного жреческой касты. Причем, жреческая каста обладает возможностями и способностями, которые намного превосходят возможности и способности ординарного человека. Это люди, которые владеют собственным временем и обладают талантом или возможностью созерцания, уникальной способностью, которой большинство людей так или иначе лишены. Да и не имеют, по правде говоря, к этому склонности или охоты. Большинство людей проводят свое время в преследовании куска хлеба, заботе о семье, реализации тех или иных задач. У них нет возможности отвлечься на простое абстрактное созерцание. А между тем, в простом абстрактном созерцании заключена колоссальная сила. Люди, которые могут предаться такому созерцанию и практикуют его, собирают такую энергию, такой авторитет и вес личности, что оказывают практически магическое влияние на тех, кто подходит к ним близко. Людей, которые способны просто медитировать, не впадая в транс, а именно созерцать активно, становясь зеркалом всего сущего, имеющих такую способность врожденным образом, очень немного, и они всегда были среди всех народов во все времена человечества. И именно они избираются на роль посредников между темным сверхъестественным началом, искушающим человека, и людьми как социальной тканью.

Общество является просто механизмом, в котором воплощается власть, стоящая за созерцанием, власть искушения, которая разлита в этом сером пространстве между небом и землей.

Глава 5. Сравнительная анатомия социумов

Мы говорили в двух словах о том, чем является племя, в котором все на виду: воины, вождь, старики, которые в этой архаической структуре чувствуют себя не изгоями-«пенсионерами», а настоящими хозяевами времени — геронтократами. Старики потому имеют особый статус, что они вот-вот уже присоединятся сонму предков, к невидимой церкви племени, потому что у всех языческих племен первая и натуральная религия, которую они исповедуют, — это культ предков. Предок, раз умерев, становится независимым от течения времени, он становится вечным, переходит в разряд причин, по отношению к которым живущие есть только следствие, и это наиболее очевидная форма победы над временем. Тем более, каждый из этих людей знает, что если он оставит потомков, то он будет вечен в их памяти и присоединится к этой невидимой церкви. Поэтому старики и обладают властью, как посредники между предками и живущими.

Перейдем к традиционному обществу. Его структура подобна пластам грубой и светлой, более тонкой глины, расположенным друг над другом тремя слоями, в которых рафинированность, субтильность возрастает снизу вверх. Внизу идет, как известно, самая примитивная ступень. Это самый низ треугольника — простейшие рабочие, крестьяне, мужики, самая низшая обслуга; над ними — мелкие торговцы; над ними — мелкие одинокие ремесленники. Вот это самый простой треугольник традиционного средневекового общества. Второй треугольник в середине начинается со свободных горожан-собственников; над ними идут купцы, которые имеют уже возможность куда-то выезжать, менялы, финансовые воротилы, которые уже имеют контакты за пределами этого местечка или этого региона; над ними — рыцари, воины. И наиболее высокий треугольник — это: внизу аппарат монарха, государства; над ним — губернаторы или наместники; над ним — сам монарх, фараон, кесарь и так далее. Таковы эти три треугольника — три фундаментальных иерархических компонента, лежащих в основе традиционной социальной иерархии.

Для того, чтобы понять внутреннюю тайну, характеризующую эти компоненты социальной анатомии, нужно представить себе каждый из этих треугольников как бы предъявленным зеркалу: зеркальное отражение замыкает реальный треугольник до некоего виртуального квадрата. В этом гипотетическом «зеркале» проявляется четвертая точка, присущая каждому из треугольников, но невидимая в реальном пространстве: это четвертая точка — тайное жреческое присутствие внутри каждого последовательно иерархического слоя социальной пирамиды, которую мы анализируем как треугольник. Невидимый жреческий фактор превращает каждый треугольник — всегда относительно нестабильный! — в наиболее устойчивую, инертную геометрическую фигуру: квадрат!

Невидимое жреческое присутствие сопровождает каждый слой социальной пирамиды. Внизу тоже существуют посвященные и скрытые устазы, скрытые шейхи, которые действуют на уровне мелких торговцев, мелких ремесленников; они связывают низы в особые сетевые структуры патронажа, поддерживая стабильность, и объясняя им проблемы и несправедливости этого мира. У рыцарей существуют ордена. А наиболее высокий уровень жречества работает с фараоном, который является персонификацией «Верховного существа» здесь, среди людей. В конечном счете фараон прямо отождествляет себя с «Верховным существом», и говорит народу: «Я ваш верховный владыка» (Коран 79:24).

Кесарь тоже считал себя богом, и заставлял все народы приносить себе жертвоприношения в их храмах, даже иудеев пытался заставить это делать. С «кесарем» работает наиболее высокий уровень жречества, который осуществляет прямое посредничество с верховным существом.

Таково традиционное общество. Оно имеет одну цель, одну задачу — выжимать из людей снизу доверху их время, их смысл, их энергию и переводить вверх фараону и жрецам, которые питают этим сокровенным ресурсом человечества «Верховное существо», в котором реализуется баланс всех сил, образующих великий космос. Космос — это место, в котором каждый следующий момент содержит меньше предыдущего, он подчинен началам термодинамики — остыванию, энтропии. А задача общества — продолжать свое существование вопреки этому. То есть надо каждый следующий момент компенсировать убывание и остывание среды вокруг человеческого сообщества. Это компенсируется той энергией и соками, которые выжимаются из людей снизу. Прямой ток вверх, к фараону — это и есть тот канал, по которому, осуществляется компенсация энтропии естественной природной среды для того, чтобы социум мог продолжать существование вопреки агрессии абсолютного нуля.

Но сколько можно взять с простых рабов, слуг, ремесленников, сколько можно взять с людей, которые имеют свое физическое время, 24 часа в сутки, и элементарное окружение: 2-3 человека соседей, несколько ближайших родственников хозяин-работодатель и надсмотрщик — крайне тесный мирок общения и очень бедное человеческое пространство. Их физический труд почти ничего не стоит. Такой социум, метафорически выражаясь, может направить вверх сто рублей. А каждый следующий момент существования общества стоит дороже: завтра надо платить сто десять, послезавтра — двести, на следующий день — триста. В геометрической прогрессии возрастает требование космоса к человеческому пространству. Энтропия действует как своеобразный насос, который вытягивает энергию, вытягивает соки из людей, а они не способны дать больше, чем позволяет их фактическое общественное состояние, их социальная инфраструктура, их производительные силы.

Оказывается, нужен прогресс, для того, чтобы быть в состоянии «расплатиться» с космосом. Хозяева и организаторы человеческого пространства, жрецы, идут на системную перестройку традиционного общества, которую они спускают сверху, но делают похожей на то, как если бы она произошла органическим образом снизу. Они осуществляют превентивные революции для того, чтобы резко обновить человеческий состав, обновить позиции, занимаемые различными классами людей, то есть они допускают, чтобы более грубая глина, которая в традиционном порядке должна быть внизу, под тонкой, пошла наверх, чтобы она встала в середину этой пирамиды. Таким образом происходит интенсификация человеческих процессов, субтилизация или совершенствование поднимающихся снизу пластов, мобилизация глобального общечеловеческого ресурса. Тем не менее, те, кто правили человечеством в его традиционном обличии, остаются на месте и продолжают управлять новым обществом, лиш слегка модифицировав и прикрыв свое присутствие. Иными словами, во все времена, при всех уровнях развития производительных сил, в традиционной цивилизации также как и в эпоху постмодерна и постиндустриала правит одна и та же верхушка, один и тот же субъект господства, организующий возрастающее от эпохи к эпохе отчуждение. Причем важно понять, что эта верхушка имеет не только духовную и метафорическую, но и сквозную физическую преемственность, проходящую через изменчивые обличия сменяющих друг друга эпох.

Вот как возникает современное общество. Треугольник из середины традиционной иерархии переворачивается вершиной вниз и опускается на дно вновь образовавшейся системы, которая называется современностью. Кто был в том традиционном треугольнике? Вверху — там, где вершина треугольника — рыцари, посередине треугольника — купцы, в основании треугольника — свободные горожане. Что происходит, когда этот треугольник перевернут и брошен вниз, смотрит вершиной в дочеловеческое подземелье? Там, где были рыцари, возникает пролетариат диаспор, обитатели фавел в гарлемов. С их средневековыми железными предшественниками, принадлежавшими когда-то к социальному верху, этот пролетариат роднит одно: религиозное переживание насилия, во имя которого они существуют и терпят убожество и тщету своей жизни. Эти люди подобно рыцарям готовы убивать и умирать и инстинктивно переживают эту готовность как сердцевину своей религии. Этот пролетариат насилия — люмпен рыцарство новейшего времени — является горючим материалом в топку перманентного силового сопротивления, которое человечество оказывает и будет оказывать в дальнейшем Системе.

Над ними в этом перевернутом треугольнике располагается слой тех, кому в традиционном обществе соответствовали купцы. В новейшее время в этом перевернутом перешедшем вниз треугольнике бывшие купцы превращаются в организованный криминал. Купечество традиционного общества — это авантюристы, первопроходцы, посредники между землями. Там они платят дань (сегодня бы сказали «рэкет») рыцарям, которые взимали железной рукой деньги за право проехать через их феоды. В новейшей системе эти авантюристы превращаются в организованную мафию, которая «снимает пенки» с фавел: рекрутирует бойцов и толкает на их улицах наркотики.

Наконец, те, что были свободными горожанами в традиционном пространстве, подчиненными купцам и уж, тем более, много ниже кастовых воинов, превращаются сегодня в класс социальных служащих, бюджетников: полиция, различные спецслужбы, социальные служащие, все то, что организует сложный сплав массовой части гражданского общества с низовой бюрократией. Бюджетники воплощают сегодня нервную систему современного мегаполиса, они, как правило, близки или сращены с криминалом и совместно с ним угнетают бесправный пролетариат фавел — «павших рыцарей».

Такова ситуация среднего треугольника в трехступенчатой лестнице старой иерархии, который теперь становится нижним слоем общества. А что происходит с той ступенькой, которая в прошлом находилась внизу? Она идет вверх на место среднего, при этом также переворачиваясь: основание вверху, вершина — книзу. В нижнем треугольнике прошлого наверху находились независимые ремесленники, подпиравшие нависающие над ними слой свободных горожан. Сегодня они становятся деклассированной богемой, которая классово превосходит социальных бюджетников — полицию, учителей, медсестер, о которых мы говорили выше. От ремесленников они наследуют дух и стилистику маргинального творчества, которые, однако, в современном обществе начинают выполнять функции высокой культуры (художники, актеры, писатели, журналисты).

Те, кто раньше были в середине нижнего треугольника, мелкие торговцы, сегодня располагаются в середине среднего треугольника — можно сказать в математическом центре всей постиндустриальной иерархии! — они образуют сегодня сферу услуг, которая включает в себя в том числе и шоу-бизнес, жестко контролирующий творческую богему.

Самое интересное превращение у нас происходит с обитателями традиционного дна — слуги, неквалифицированные работники, мужики всех разновидностей. Сегодня они занимают верхнюю часть среднего треугольника (напомним, что поскольку он перевернут, то это основание). Они стали из лакеев корпоративными служащими — яппи. Огромное количество бессмысленных обитателей бессмысленных офисов — менеджеры, орговики, секретари и референты всех мастей — это те, духовными предками которых была низшая челядь. Подчеркнем здесь, что речь идет не о традиционных клерках, которые и тогда и теперь представляют собой бюрократию, а о той человеческой фауне, что является паразитическим слоем внутри именно работающей части населения. Эти паразиты — организаторы офисного «воздуха» — представляют собой те органические клетки, из которых состоят тела корпораций, а корпорации как известно, сами по себе не производят ничего, а только присваивают и капитализирую продукт, сделанным кем-то и где-то.

Наконец, высший треугольник традиционного социума так и остается высшим треугольником современного, но тоже переворачивается. В традиционном, как мы помним, вверху был король, в середине — аристократия, номархи, наместники и т. д., внизу — аппарат, те самые клерки. В перевернутом виде сегодня это выглядит так. В верху — на месте короля — клерки, госаппарат, вездесущая бюрократия. В середине — вместо номархов и губернаторов — политические партии-бренды, в самом же низу, там, где вершина смотрит в сторону корпораций, находящихся ниже — индивидуальные политики, персональные представители номенклатуры, которые представляют сегодня тот личностный принцип, что в прошлом реализовывался только в фигуре монарха.

Что же произошло со знатью и жрецами, особенно с последними, которые в традиционном обществе представляли собой в каждом треугольнике четвертую невидимую точку, дополняя его до виртуального квадрата? Подлинные короли, которые и по сей день называются королями (а не их имитаторы для человеческих масс в виде политических деятелей) стоят теперь над обществом вместе со своим ближайшим аристократическим окружением. Они подобно отделенной от государства церкви хотя и продолжают во многих случаях упоминаться в конституциях и символизировать суверенитет, но при этом вынесены из зоны ответственности. Мировая знать учла опыт цареубийств и после Карла I занялась строительством такого надмирного клуба господ, существование которого было бы застраховано от любых исторических потрясений. Что же касается жрецов, то сегодня они образуют совершенно закрытую экуменическую касту, действие которой более не сопровождает непосредственную жизнь вышеописанных треугольников: эта каста теперь служит мостом непосредственно между сверхэлитой и «Великим существом». При том, что весь социум как таковой хотя и остается инструментом отчуждения внутреннего человеческого ресурса, но не несет больше на себе печати общей сакральности, которая была присуща «традиционному миру». Если традиционное общество включало в себя духовный элемент, сопровождавший практически каждый составляющий его слой, то современный социум просто превратился в глиняного голема.

Глава 6. Кризис отчуждения и проблемы глобального поступательного движения

Что же происходит на самом деле? Огромное количество вчерашних крестьян, фермеров, слуг, людей низшего слоя жизни, сегодня трансформировались в корпоративных сотрудников, в яппи, которые ездят в костюмах, с ноутбуками в офисы, проводят там положенные часы, совершают абсолютно виртуальные непроизводительные действия, вступая при этом в колоссальное количество человеческих связей, которые их детерминируют. Они отдают гигантское количество энергии. Это не энергия перетаскивания камней, которую можно легко измерить в джоулях. Это тонкая энергия внутреннего времени, которая запасена в людях низа в особо, так сказать, мощном количестве; когда они передвигаются в средний класс, то становятся функционерами, включенными в бесчисленные социальные валентности: они должны растить и учить своих детей, поддерживать светские отношения, выплачивать огромное количество страховок и прочих отчислений, участвовать в массе политических, местных, муниципальных и прочих инициатив и т. д. Их жизнь напоминает бег белки в колесе. Их время расходуется по десяткам и сотням направлений.

Таким образом, сегодняшнее общество за счет сверхэксплуатации среднего класса продолжает «расплачиваться» со вторым началом термодинамики, с космосом, с принципом остывания, с принципом рока, времени. Однако, эти ресурсы подходят к концу: хотя «золотой миллиард» превратился в миллиард человеческих белок, бегущих внутри колес бессмысленного времени, осталось примерно пять миллиардов людей, время которых протекает в режиме, близком к традиционному. Они нищи и наги, зарабатывают личными и при этом достаточно примитивными усилиями гроши, которые им нужны для поддержания достаточно минималистского существования. Чтобы увеличить исходящий от этих несметных человеческих низов поток отчуждения, нужно их поднять до уровня развития западного среднего класса. Однако, чтобы превратить китайцев, бразильцев, мексиканцев, индейцев, жителей Ближнего Востока в парижских и вашингтонских яппи в галстучках и с портфелями, нужно вложить гигантские свободные средства, которыми сейчас метры мирового порядка не располагают. Правящие классы эти средства прожрали через спекулятивную экономику, через фьючерсы, через сделки на основе технологий, которые еще не пущены в ход и которые все чаще и чаще оказываются фиктивными. Высшие классы за счет голой спекуляции прожрали те ресурсы, за счет которых можно было бы превратить этих бегающих по лесу вольных полевых зайцев в таких слуг общества, с которых можно снимать пенки.

Что значит реальные ресурсы? В семнадцатом году царская Россия состояла примерно из трех миллионов дворян и интеллигентов и из ста пятидесяти миллионов диких мужиков. За двадцать лет эти сто пятьдесят миллионов мужиков в своей значительной части были превращены в рабочих, функционеров, членов партии и т. д. Они заседали в месткомах и парткомах, тратили свое время, вступали в социальные контакты, научились читать и писать, из них потоком шла энергия, которую Советский Союз отбирал и претворял в различные проекты. В ГОЭЛРО, в атомный проект, в космический проект. Откуда это все взялось? Это прямая конвертация человеческой энергии. Для того чтобы превратить за двадцать лет неграмотных мужиков в функционеров, городских деятелей, обывателей со средним образованием, инженеров и т. д., с которых можно получить в тысячу раз больше, чем со старой России, надо было вложить все реальные средства, которые можно было найти на территории царской Империи. Вырвать из корсетов принцесс бриллианты, забрать из Эрмитажа картины, продать Рафаэля, отобрать зерно, — все реальное, что было, все было пущено в этот проект. И действительно, через 20 лет по территории России ходил совершенно другой человек, который шагал в спортивном костюме на параде, размахивал флагом, участвовал в спартакиаде, был членом ДОСААФ и так далее. А его дедушка или его папа с гигантской бородой еще деревянной сохой ковырял землю.

Но сегодня нет этих денег. Поэтому никто не собирается поднимать, решили сбросить нас с корабля современности и перейти к информационному обществу, которое обещает стать самой жестокой полицейской диктатурой за всю историю человечества. Перед нами перспектива третьего общества, — мы уже сказали о двух, традиционном и современном, — информационно-виртуального, где бывший средний класс будет превращен в компьютерных роботов, в терминалы информационных потоков. А пять миллиардов людей будут брошены вниз в сплошную пустыню, и если они попытаются там взбунтоваться как во Франции, то космическая полиция на звездолетах будет рубить их лазерными лучами из космоса. И эта перспектива — не фантастический роман, это то, что стоит перед нами как вызов завтрашнего дня. Вот почему сегодня мы — пролетариат, диаспоры — рыцари вчерашнего дня, которые стали новым пролетариатом, должны озаботиться своими правами, своим политическим и историческим выживанием.

19 июля 2006 г.